Вадим Панов - Войны начинают неудачники
– И убьем их всех.
– Это уж как захочешь.
– А Темный Фвор? – Кувалда хорошо подготовился к разговору.
– Выведя из игры чудов, мы атакуем Цитадель в это же полнолуние!
– И победим?
Любомир резко повернулся к подавшему голос Секире:
– А ты как думаешь?
Дурич почувствовал, что пропадает. Взгляд огромных ярко-зеленых глаз колдуна буквально пригвоздил его к табурету.
– Я не с-с-сомневаюсь…
– Спасибо. – Колдун перевел взгляд на Гнилича. – Что еще в твоем плане?
– Ну, если убивать не всех, тогда так, – Гнилич наморщил лоб и стал водить пальцем по бумажке, – врываемся в Замок, основные силы сдерживают чудов, а небольшая группа прорывается в сокровищницу. Там три сейфовые двери, на каждую кладем по шесть минут, итого восемнадцать. Столько мои ребята продержатся.
– Намного лучше, мой друг, намного! – Колдун перегнулся через стол. – Вот только Амулет не в сокровищнице…
Выпроводив Красных Шапок, Любомир сделал несколько бесцельных кругов по кабинету, а затем, остановившись в центре сводчатого помещения, стал медленно раскачиваться с носков на пятки, насвистывая себе под нос какой-то мотивчик. Глаза колдуна были полузакрыты.
В комнату боязливо заглянул Псор:
– Хозяин, можно убирать?
– Да. – Занятый своими мыслями, Любомир посмотрел сквозь раба. – Кажется, я ничего не забыл.
Псор, привыкший к странностям господина, тихонько кивнул и прижался к стене, пропуская колдуна в дверь.
Вторая половина резиденции разительно отличалась от кабинета, в котором Любомир принимал Красных Шапок. Большая, ярко освещенная электрическим светом комната была превращена в зимний сад. В прозрачной воде неглубокого бассейна шустро плавала стайка золотых рыбок. Все свободное пространство было заполнено растениями. Кустарник с пышными розовыми цветами, пальмы, увитые лианами, плющ, скрывающий каменные стены, и, наконец, веселое пересвистывание птиц в высоких клетках создавали ощущение присутствия в настоящем открытом саду.
Любомир ладонью зачерпнул воду и жадно проглотил ее. Сегодня был важный день. Все решено, спланировано, и остается только ждать.
Тыльной стороной ладони он вытер губы и вздрогнул: на мраморном бортике бассейна лежали крупные ярко-желтые бусы.
– Опять? – Колдун до крови закусил губу. – Я не хочу, не хочу.
Перед глазами поплыло. Руки стали тихо, практически незаметно дрожать. Он сделал маленький шаг в сторону, но ярко-желтое пятно на бортике притягивало его все сильнее и сильнее. Жаждущее крови сердце Вестника бешено застучало. Любомир знал, что последует дальше, и всеми силами старался отдалить приближающийся момент.
Судорога свела его тело, заставив выгнуться дугой и издать короткий, полный невероятной боли крик.
Дверца бесшумно открылась, и Псор успел увидеть, как Любомир нетвердой походкой направился к узкой винтовой лестнице, ведущей куда-то вниз.
В правой руке он сжимал крупные ярко-желтые бусы.
* * *Москва, 69-й километр МКАД,
21 июля, среда, 07.03
Когда черная «Волга», принадлежавшая отделу специальных расследований, остановилась у обочины, Корнилов, находящийся по обыкновению на заднем сиденье, не спеша чиркнул зажигалкой и, раскурив сигарету, потянулся. Как любая «сова», он ненавидел ранние утренние подъемы и всю дорогу до места происшествия дремал, то и дело роняя голову на грудь.
Палыч, постоянный водитель майора, выключил двигатель, откинулся на спинку сиденья и развернул вчерашний «Спорт-Экспресс». А вот сидящий рядом с шофером молоденький лейтенант в тщательно отутюженной форме нетерпеливо завертелся, ожидая распоряжений, но, увидев полусонные глаза Корнилова, успокоился и голос подавать постеснялся.
Лейтенанта Корнилову выдали вчера вечером, и майор еще не решил, как отнестись к подарку. С одной стороны, людей не хватало, с другой – его отдел занимался самыми горячими делами, и он ожидал от руководства совсем другого пополнения.
Корнилов поморщился. На последнем совещании у генерала Шведова районное руководство выступило с коллективной жалобой против отбора в корниловский отдел лучших сыскарей. Пресекая скандал, начальник Московского полицейского управления лично выбрал первого же попавшегося зеленого лейтенанта и отослал его Корнилову. Теперь это чудо вертелось на переднем сиденье.
Сигарета медленно тлела, наполняя салон клубами дыма. Корнилов глубоко затянулся и посмотрел на аккуратно подбритый затылок лейтенанта.
– Васькин.
Юнец резко обернулся:
– Да, господин майор.
Ну что ж, этого и следовало ожидать.
– Во-первых, чтобы я больше не видел тебя в форме.
– Так точно, господин майор, – покорно кивнул Васькин.
– Во-вторых, никаких «господ майоров», тут тебе не армия.
– А как? – растерялся лейтенант.
– Придумай что-нибудь, – безразлично протянул майор, – не зря же ты в академии учился.
– «Патроном» можно?
– Можно, – великодушно разрешил Корнилов. – Палыч!
– Слушаю, Андрей Кириллович, – не отрываясь от газеты, среагировал водитель.
– Когда здесь закончим, отвезешь студента домой переодеться.
– А вы?
– С Шустовым доеду, – Корнилов кивнул головой на стоящую чуть впереди черную «девятку» своего заместителя и открыл дверцу. – Пойдем, студент, поглядим, что здесь творится.
– Да, патрон, – обиженно буркнул лейтенант, выбираясь из автомобиля.
Обращение «студент», взятое на вооружение майором, ему не нравилось, и он дал себе слово, что обязательно опротестует его.
Вообще же Васькин считал, что ему крупно повезло: попасть «из-за парты» к самому Корнилову, в отдел специальных расследований городского полицейского управления, считалось делом невозможным. В академии Андрея Корнилова считали живой легендой, да и не только в академии. Не было в стране ни одного полицейского, который бы не слышал о майоре. Ни одного нераскрытого дела за четыре года существования отдела и золотой жетон номер один, врученный лично президентом, говорили сами за себя.
Воображение Васькина рисовало мужественный образ харизматического героя Московского полицейского управления: твердый пристальный взгляд внимательных глаз, плотно сжатые губы, командирский голос, широкие атлетические плечи, обязательная кобура под мышкой, а в ней обязательный… нет, не «ПМ», конечно, а что-нибудь вроде браунинга «хай-пауэр».
Суровая реальность развеяла этот образ в дым.
Первое, что увидел Васькин, появившись в отделе, была как раз кобура. Пустая, покрытая толстым слоем пыли, она сиротливо висела на вешалке у дверей. Сам Корнилов оказался худощавым, словно высушенным человеком скромного роста, еще более скромного сложения, в мятом, сером костюме. Редкие, неопределенного цвета волосы пребывали в легком беспорядке, а вечно полузакрытые глаза взирали на мир или, по крайней мере, на Васькина с откровенным безразличием. Пробурчав лейтенанту двусмысленное и нечленораздельное приветствие, Корнилов умчался по каким-то делам, велев на прощание «врастать в коллектив». Владик врастал до конца рабочего дня, затем уехал домой, а в шесть утра был поднят на ноги телефонным звонком: майор брал его с собой на выезд.
