Ник Перумов - Череп на рукаве
— Осмелюсь доложить, господин штабс-вахмистр, моя фамилия Росдвокрак, господин старший мастер-наставник!
— А-а-атставить! Рекрут Раздва-кряк, если я сказал, что твоя сраная фамилия, которую только на туалетной бумаге и печатать, Раздва-кряк, значит, так оно и есть! Два наряда вне очереди. Чистить «очко». Что молчишь, рекрут?.. Забыл, как отвечать в таких случаях? Ещё нарядов подкинуть, память твою оживить?..
— Виноват, господин штабс-вахмистр, есть два наряда вне…
— Три. За непонятливость.
— Есть, господин старший мастер-наставник, три наряда вне очереди…
— Уже лучше. Ну, так что у нас там насчёт команды «На плечо!», Раздва-кряк?
— Э-э-э… осмелюсь доложить, господин вахмистр, команда «На плечо!» в движении выполняется в три приёма. Приём первый…
— К построению, обезьяны, к построению! Ста-ано-вись! Ра-авняйсь! Смир-рна! Шагом… арш! Так, хорошо, уже лучше, лучше. Теперь — песню! Запевай!
Запевай… Петь эту погань… ничуть не изменившуюся за все долгие годы….
— А тебе особое приглашение требуется, Фатеев?! — гаркает штабс-вахмистр. И я подхватываю вместе с остальными…
Die Fahne hoch die
Reihen fest geschlossen
S. A. marschiert mit ruhig festem
Schritt Kam'raden die
Rotfront und Reaktion erschossen
Marschier'n im Geist in unsern Reihen mit…
Хочется как следует прополоскать рот. Чем-нибудь обеззараживающим. Пять десятков здоровых глоток немузыкально орут во всю мощь, компенсируя тем самым полное отсутствие как слуха, так и голоса. Другое дело, что во всём взводе, наверное, один я понимаю, что это за песня… И почему ни один порядочный человек вообще-то петь её не станет, находясь в здравом уме и трезвой памяти.
Die Strassefrei denbraunen Batallionen,
Die Strassefrei dem Sturmabteilungsmann.
Es schau'n auf s Hackenkreuz voll Hoffung schon Millionen.
Der Tag fur Freiheit und fur Brot bricht an.[4]
Ну и так далее и тому подобное. Уже не столь интересно.
…Уж лучше эта:
Es braust em Ruf wie Donnerhall,
wie Schwertgeklirr und Wogenprall:
«Zum Rhein, zum Rhein, zum deutschen Rhein!
wer will des Stromes Hiiter sein?»
Lieb Vaterland sollst ruhig sein,
fest steht und treu die Wacht, die Wacht am Rhein.[5]
Конечно, официальный имперский не тождествен тогдашнему немецкому. Нас заставляли учить три языка. «Классический немецкий», против него я ничего не имел. Шиллера, Гёте и Гейне надо читать в оригинале. Общеимперский, без него не обойдёшься. Новокрымский университет наперекор всем эдиктам и приказам продолжал учить на русском, а вот если выберешься со своей планеты… Эсперанто так и не прижился как универсальный язык, хотя мы его тоже учили. Несколько планет использовали его в качестве официального.
…Я повалился на койку. Мутило невыносимо, голова кружилась, и казалось — подняться на ноги я не смогу уже никогда. Вот уж не думал, что окажусь таким слабаком. Всегда тренировался, всегда считал, что уж имперские нормативы выполню с лёгкостью — они ведь должны были быть рассчитаны на совсем ни к чему не готовых новобранцев, которые в жизни своей ничего тяжелее вилки в руках не держали.
Куда там. Похоже, нормативы специально сделали невыполнимыми. Ну скажите мне, кто способен с ходу отжаться от пола сто раз или подтянуться на турнике пятьдесят раз?..
Но телесные боль и немочь — это ерунда. Пока ты веришь в своё дело.
А я верю. Верил и верю.
…Разумеется, имперские нормативы не мог выполнить никто. Наверное, они такими и были задуманы — показать новобранцам, что никто из них ни на что не пригоден, и внушить уважение к старослужащим, с лёгкостью выполнявшим те же ужасавшие нас нормативы.
7
…Скоро я начал привыкать. Человек привыкает ко всему, особенно если ему некуда возвращаться. Мне было некуда. Само собой, я не получал никаких писем. Друзья отвернулись, Далька — само собой. Я не ходил в увольнительные. Добровольно записался на дополнительные занятия рукопашным боем по воскресеньям — у того самого господина штабс-вахмистра, сиречь старшего мастер-наставника Клауса-Марии Пферцегентакля. Остальные рекруты наслаждались воскресной свободой, или, во всяком случае, её иллюзией. Вокруг тренировочной базы возник небольшой военный городок, где можно было найти все те нехитрые удовольствия, что Империя считала допустимыми для своих солдат. Разумеется, все виды виртуальных развлечений, старое доброе казино и, конечно же, ну конечно же, — девочки. С чувством известной гордости я узнал, что шлюх сюда пришлось завозить с других, куда более бедных планет. Ни одна уроженка Нового Крыма не соблазнилась длинной имперской маркой. Что, конечно, делало нам честь…
Девушек было много и на все вкусы. Высокие и низкие, стройные и «приятной полноты», молчуньи и хохотушки, блондинки, брюнетки, шатенки и рыжие; говорили, даже есть пара лысых, на особо утончённых любителей. Самое смешное, что от солдат девушки не получали ничего — только расписку «об оказании услуг», каковая расписка впоследствии предоставлялась в канцелярию базы для получения «соответствующего вознаграждения согласно действующему законодательству». Что, в свою очередь, не позволяло «подружкам» уклоняться от уплаты подоходного налога (хоть и срезанного втрое по сравнению с остальными гражданами Империи).
Я к «феечкам», само собой, не заглядывал. И после пятого подряд воскресенья, проведённого в казарме и спортивном зале, получил приказ явиться к политпсихологу нашей роты. Гауптманну фон Шульце. Dame гауптманну.
Был понедельник — как известно, день тяжёлый. Я проверил, достаточно ли надраены ботинки и пуговицы, кокарда на берете, пряжка на ремне, и пошёл являться. Ничего хорошего, само собой, я от вызова к начальству не ждал, но с другой стороны — ко мне не так и просто подкопаться. Взысканий у меня нет, даже две благодарности за отличия в строевой и физической подготовке. Дисциплину не нарушаю. Со штабс-вахмистром господином Клаусом-Марией Пферц… не спорю, в отличие от рекрута Росдвокрака, не забывающего всякий раз напомнить господину вахмистру, что его фамилия никак не Раздва-кряк, и потому непрерывно чистящему «очки» в туалете.
Бояться мне нечего.
Тем не менее предчувствия у меня были самые дурные.
Я постучался в дверь — по уставу, три стука умеренной силы, не больше, услышал уставное же «Входите!» и открыл дверь.
Dame гауптманн была воистину бой-бабой. С неё запросто можно было бы ваять Валькирию для нового Имперского Театра имени Рихарда Вагнера. Высокая и широкоплечая, с монументальным, точно и впрямь из мрамора вырезанным лицом. Красивым, геометрически правильным лицом. В идеально пригнанном мундире с рядом орденских колодочек, причём не за выслугу лет, а так называемых «боевых», которые можно заслужить, только побывав под огнём. И я уже успел узнать, что такие колодочки по блату не заработаешь, будь ты любовницей хоть самого государя императора.
