Последний свет (СИ) - Лекс Эл

— Если и не так, то очень близко к этому. — я пожал плечами. — Сам понимаешь, я все это тоже узнал лишь только постфактум.

— Лоа существуют только для одной цели — для того, чтобы забирать души людей в загробный мир. Для чего — я тебе не скажу, не знаю. Возможно, для перерождения, возможно, для того, чтобы они жили там, не знаю, врать не буду. Но так или иначе единственное предназначение лоа — забирать души. У меня даже нет уверенности в том, что они разумны, возможно, их даже нельзя назвать живыми существами. Возможно, они — что-то вроде природного явления, с которым ничего нельзя поделать, только принять.

— Как это «ничего нельзя поделать»? — удивился я. — А Свет? А СБ?

— Полумеры. — усмехнулся Птичник. — Даже четвертьмеры. Как я уже сказал, лоа способны проходить через границу меж мирами ради того, чтобы забрать душу умирающего. Ты думаешь, что Свет, тем более искусственный, остановит их? Как бы не так. Лоа по-прежнему приходят за душами умирающих, по-прежнему забирают их, и да — как и прежде они сильно страдают, вынужденные проходить через световые барьеры ради этого, но это не мешает им выполнять то, для чего они созданы. Страдают настолько, что их видят только сами умирающие. Но изменить это нельзя, да и смысла нет, они должны быть собраны. Таков закон мироздания.

— Тогда почему они нападают на тех, кто заходит в ноктусы? Они же не умирают!

— Это ты об этом знаешь. Я об этом знаю. Другие люди знают. А лоа не знают, скорее всего у них в принципе отсутствует такое понятие как «знания». Есть инстинкт — на их территории, а ноктусы это их территория, кусок их мира, загробного мира, — сцепленных с телами душ быть не может. А значит, быть их не должно. И они просто делают то, что делали всегда. Сколько существует мир.

— А со мной-то это как связано⁈

— Я думаю, что в твоем мире тоже есть души, раз уж там знают о таком понятии, просто пока что не утвердили среди себя конкретное определение. И, когда ты умер, твоя душа отделилась от тела и… Не знаю, наверняка тоже куда-то должна была переместиться. А в этот момент лоа вытащил душу из того тела, в которое ты по итогу попал. Не знаю, как именно это случилось, как это вообще могло случиться, возможно, всему виной та самая условная дырка, через которую загробный мир просачивается к нам… Возможно, что-то еще, я не могу тебе сказать. Но я думаю, что ты занял место чужой души в этом теле, и все случилось именно так.

— А заражение? Когда лоа касаются человека, они же его заражают, и он превращается в рангона! Почему получается так?

— Нет когда лоа касаются человека. — Птичник поднял палец. — А когда лоа касаются живого человека. Дело в том, что отнять душу у живого тела не так-то и просто, они связаны, как ни крути. И, когда лоа похищает душу, унося ее во Тьму, она остается связана со своим телом, но, чем больше времени проходит — тем слабее становится эта связь. Человек лишается души, лишается своего Света, который присутствует в каждом из нас. И в конечном итоге человек превращается в рангона — в тело, которому ему не пришло время умирать, без души, которую у него украли. Вместо души у него остается только дыра вроде той, через которую загробный мир просочился к нам, и через нее точно так же сочится Тьма. И точно так же рангоны способны существовать только на территориях загробного мира, являясь для него стражами и единственными жителями.

— Значит, в настоящем загробном мире рангонов нет? А что вообще там есть?

— Можешь считать, что ничего. — Птичник покачал головой. — Загробный мир настолько отличается от нашего, что глядя на него нашими, человеческими глазами, ты ничего там не увидишь, они просто не созданы видеть то, что там творится. А то, что мы видим здесь, в тех же ноктусах… Я думаю, загробный мир просто попытался принять ту форму, которая уже существует. Минимизировать затраты энергии на поддержание собственного существование, что, в общем-то, тоже закон природы.

— А по-моему он пытается захватить этот самый мир. — я кивнул в сторону ближайшего светового барьера. — Эманации Тьмы это тоже по-твоему закон природы?

— А как же. — усмехнулся Птичник. — Это же как две жидкости разной плотности, которые со временем все равно начинают проникать одна в другую.

— Что-то я не заметил, чтобы наш мир пытался проникать в загробный!

Птичник саркастично поднял бровь:

— А ты что, очень много времени там провел, чтобы делать такие выводы? Проникает, еще как проникает. Разница лишь в том, что у нас есть способ защититься от этого, а у загробного мира такого способа нет. Все, что он может нам противопоставить — это постоянная экспансия, расширение территории ноктусов все дальше и дальше, чтобы воздействие нашего мира становилось все меньше и меньше. Это тоже закон природы. Закон выживания, закон борьбы.

— Ты так говоришь «мир», будто у мира есть некий общий… разум.

— Конечно, есть. — Птичник кивнул. — Ну, я думаю, что есть. Сумма всех душ, обитающих в этом мире — и есть его интеллект.

— Ноосфера… — пробормотал я, вспомнив слово, которым называли подобное гипотетические образование ученые Земли. — Ладно, но я-то почему не превратился?

— А ты уверен, что ты превратился бы? — улыбнулся Птичник. — Я же говорил, рангоны — это тело, лишенное души, искаженное Тьмой. Твое же тело не было лишено души, можно даже сказать что в какой-то момент времени этих душ в тебе было даже больше одной. Не две, конечно, но, скажем так, одна целая две десятых. И, пока похищенная душа того, в чье тело ты попал, не оторвалась окончательно, ты испытывал те же симптомы, что и обычный зараженный.

— То есть, по сути я и не был заражен? И все то, что я делал, было… зря?

— Зря? — удивился Птичник. — Я, конечно, не полностью в курсе твоих приключений и вообще того, чем ты тут занимался… Но у меня есть глаза и уши, я вижу и слышу происходящее, и… И ты считаешь, что то что происходит сейчас, попадает под понятие «зря»?

— А ты считаешь, что происходит что-то хорошее? — усмехнулся я.

— Плохое и хорошее — не те категории, которыми я оперирую. Одно могу сказать точно — сейчас происходит великое. То, что останется в истории… Если, конечно, останется история.

— Я бы не сказал, что я сильно рад такому повороту событий. — признался я. — По мне то, что происходит сейчас… Лучше бы не происходило.

— Мироздание не очень интересуется, рад ты или нет. — Птичник пожал плечами. — События просто происходят и мы можем только принимать в них участие, тем или иным образом.

— Принимать участие? — повторил я. — Тогда скажи, что надо сделать, чтобы проход между мирами закрылся?

— Ничего. — Птичник улыбнулся. — Ты ничего не сможешь сделать.

— А убить Дочь Ночи? Да, я уже догадался, что это именно она является причиной всего. Если ее устранить, это поможет?

— Нет, не поможет. Потому что ее нельзя устранить.

— Это еще почему? Все, что живо, можно убить.

— Что живо — да. — Птичник кивнул. — Но к ней это не относится.

— Это из-за ее сверхъестественных способностей?

— Они — лишь следствие. Дочь Ночи нельзя убить, потому что она и не жива. Она уже давным-давно мертва, и в этом мире присутствует лишь ее душа. Душа, лишенная тела. Вместо тела у нее — концентрированная Тьма, которая принимает любую форму, какую пожелает ее хозяйка, и именно это обуславливает ее возможности. Но даже если бы не они… Как ты собрался убить душу, лишенную тела?

— Хорошо, не я. Допустим, не я, а ты. Ты способен это сделать?

— Конечно же, нет. — усмехнулся Птичник. — Как ты себе это представляешь⁈

— Но ведь ваши души связаны, как ты и сам сказал! Она же твоя дочь!

— Вот именно, она моя дочь. Несмотря на то, что все называют ее Дочерью Ночи, на самом деле она моя дочь. А я — ее отец. Где ты видел вменяемого отца, который способен даже подумать о том, чтобы причинить вред своему единственному ребенку, а тем более — убить его?

— То есть в теории, это возможно?

— В теории хрен его знает. Ты все время упускаешь из виду один факт — то, что происходит сейчас, началось однажды и с тех пор ни разу не повторялось. Во всей истории мира существует только один прецедент подобного типа и никто, повторяю — никто, даже я, даже Дочь Ночи не знает, что будет дальше. Не знает, что может произойти, если выполнить то или иное действие. Никто не знает, чем обернется то или иное решение. Один раз мы уже сломали порядок мироздания и теперь расплачиваемся за это. Вполне возможно, что второго такого… эксцесса… Мировые законы просто не выдержат. Они и так стоят на подпорках и костылях.