Конвойцы - Белянин Андрей Олегович
– Ну и где тут этот их Тифлис, зайка моя?
…Утром следующего дня Заур проснулся от того, что тяжелый сверток рухнул ему прямо на грудь. Парень резко вскочил, словно бы не спал вообще. Казаки даже головы не повернули, а мальчишка-пастух, хлюпая кривым носом и прихрамывая, побежал за своими баранами. Развернув посылку, первокурсник сначала ахнул, а потом быстро приступил к делу…
– Ось, дивись, внучка, какой у нас красавец – черкес сам собой нарисовался!
Старый казак, дед Ерошка, спал с оглядкой, а потому всегда был в курсе всего на свете. Он подпихнул кулаком свою внучку, и та, подскочив, реально присела от удивления:
– Ох ты ж, с какого чуда египетского так расчепурило [4] татарина-то нашего?
Господин Кочесоков, ни на секунду не теряя самообладания, просто выпрямился во весь рост. Белая черкеска в талию, кожаный пояс с двадцатью серебряными накладками, тонкий кинжал чеченской работы, с характерным окладом ножен, а если его вытащить из ножен, то на клинке читались геометрические рисунки и непонятное русское слово «Таха». Хоть по факту это был известнейший оружейник Чечни!
Такая же белая высокая папаха, красный, как кровь, шелковый бешмет. Тонкие черные шаровары, сапоги без каблука почти до колен, подтянутые тонкими кожаными шнурками. А шашка «волчок» с рукоятью из белой кости у нашего героя уже была, вы же помните, правда?
– Ай, хорош, ай красава! Хоть сейчас хватайте, девки, да тащите за химок под венец! – громко резюмировал дед Ерошка.
От его голоса встали и остальные, разве что второкурсника Васю пришлось будить пинками, когда все уже налюбовались. Измаил-бей по просьбе старого кунака в одну ночь раздобыл самые лучшие одежды, тем более что Заура он не единожды видел лично и представлял, что и как у парня по размерам. Да и не исполнить столь простенькую просьбу было бы совершенно не в кавказских обычаях.
Это сейчас вы придете в гости к лаку, чеченцу или грузину, но фиг они вам будут отдавать все, на что упал ваш жадный взгляд. А в те далекие времена, фактически три столетия назад, люди не были настолько привязаны к вещам, поскольку прекрасно осознавали одну из главных истин бытия – в саване карманов нет, в гроб запасы не кладут, мертвому, кроме земли, ничего не нужно. Бери в подарок, дорогой!
А ведь только представь себе тот же студент Кочесоков, сколько сейчас на антикварных торгах стоит настоящий кинжал Таха, он бы за него удушился, наверное. Уютную однокомнатную квартирку в районе Выхино можно запросто снять на полгода!
Плюс пояс в черненом серебре и шестнадцать серебряных газырей, по восемь с каждой половины груди! Ну, братцы, здесь уже даже без учета работы, просто посчитайте стоимость того же серебра на вес. Простите, это я что-то заболтался о наболевшем, сам такой кинжал хотел, да не судьба…
– Ну чё, огнище, конечно, – чуть не скрипя зубами от зависти, честно признал Барлога. – Хотя денщик не должен выглядеть богаче своего офицера, но да ладно… Я тебя знаю, изгваздаешься при первом же случае. Так что старую одежду не выбрасывай, держи на сменку.
Кстати, казаки в этом вопросе стали на сторону Василия, белая черкеска и папаха отлично выглядели бы где-нибудь на свадьбе в Тифлисе или на балу в Санкт-Петербурге, но театр боевых действий предполагал более приземленную одежду. И во всем в этом, как вы поняли, имелся совершенно практический смысл.
Просто потому, что в начале войны вольные джигиты периодически отстреливали через день одного-другого офицера, именно из-за яркой заметности белого мундира или белой фуражки. Зеленый цвет входил в моду наравне с темно-синим, коричневым или черным.
Хотя надо отдать должное и коренным жителям Кавказа – красиво одеваться любили все! Исключение составляли разбойники-адыги, чаще всего ходившие в черном или грязно-коричневом тряпье. Как, впрочем, и наши казаки-пластуны, потому что в разведке или ночной атаке, в лесу, болоте или камышах любой яркий цвет подставлял своего хозяина под вражескую пулю.
Времена были опасные, это да. Но люди все равно жили…
После быстрого завтрака, состоявшего из куска хлеба с солью и родниковой воды, наши будущие конвойцы отправились за получением задания к генералу. Тот вновь принял их ласково, выказал удовлетворение от новых нарядов московских студентов, заручился кивком деда Ерошки и сам надвинул большую черную папаху на голову девушки ниже бровей.
– Стоять, – без угрозы в голосе приказал он, и девушка послушно встала столбиком, хотя в глазах ее полыхало карее пламя с опасными искорками. – От так и так!
Ермолов макнул указательный палец в чернильницу и дважды аккуратно мазанул Татьяне по верхней губе. Отошел, присмотрелся сощурившись, как художник перед холстом, достал белый носовой платок и, не щадя ткани, размазал чернила.
– А так вот естественнее, вроде как есть пушок черный, но сами усы не пробились еще! Как вам?
Вася с Зауром, естественно, похвалили, старый казак снисходительно пожал плечами, горящий взгляд молодой станичницы обещал попеременно убить всех, в самое неподходящее время, кроваво и жестоко, потому что хоть месть и подают холодной, но долго она вас ждать не заставит!
– Ты уж прости, красавица, меня старого дурака, – Алексея Петрович по-отечески обнял ее за плечи. – В конвойцах служба может и поопасней быть, чем на Линии. Разные люди туда приходят, все храбрецы да герои, но не все медные трубы минуют с достоинством. Нельзя, чтоб тебя разгадали. Конфузия будет такая, что поди и с меня эполеты снять могут…
Не знаю насчет эполет, но многие историки действительно признавали, что по правилам конвойцев, даже самым наилучшим, проверенным казакам разных войск России, доверялось служить лишь четыре года. Потом на коня и галопом вон из культурной столицы! А то, ишь, балы, красавицы, лакеи, коньяки да булки французские, магазины модные, костюмы английские, оперы итальянские, при такой-то жизни и разнежиться недолго.
Так что, марш домой, в станицу Новочеркасскую, Форпостинскую, Грозную, и служи отечеству, там, где родился! А ежели женился в Санкт-Петербурге, так и супругу свою со всем ее положением вези на вольный Дон, на шумный Терек, на Волгу или Кубань. Ибо на твое место в Его Величества Императорском Конвое всегда другой добрый казарлюга сыщется, не переживай!
Татьяна взглядом попросила зеркало, но поскольку ничего подобного у генерала в палатке не было, ей пришлось смотреть на свое отражение в серебряном подносе. Что ж, принимая неотвратимое как превратности военной службы, она лишь послюнявила пальчик, еще раз подправила нарисованные усы и забекренила папаху, натянув ее на уши.
– Кстати, да, так гораздо лучше, – осторожно признал Вася, не рискуя переборщить с комплиментами. – Еще бы слегка румянец на щечках приглушить, а?
– Я тя сама приглушу, офицерик, – одними губами просемафорила девушка и тепло улыбнулась генералу Ермолову. – Навродь как готова, ваше сиятельство. Дозволите идти, службу исправлять?
Алексей Петровичу, хмыкнул про себя, полез куда-то в сундук, порылся там и достал четыре новеньких георгиевских креста.
– Заслужили, берите, братцы, все что могу, чем богат, что в моих силах и власти.
Может, кто не в курсе, но наши студенты-историки отлично представляли себе значимость этой награды. Скромный, солдатский серебряный или чаще посеребренный «Георгий» вручался исключительно за личную храбрость в бою.
Получить его за штабную работу или прыгая адъютантом вокруг командира было практически невозможно. Хотя всякие случаи, конечно, были, вспомним того же Дениса Давыдова, а он врать не станет:
Хотя, скорее всего, тут речь об офицерском георгиевском кресте. Как уже говорилось выше, получить тот самый простой, солдатский, было куда труднее.
