Владимир Горбачев - Торжество побежденного
А главное — миамы! Как же он забыл о них? Он обернулся, осматривая местность, рука нашарила кобуру — пусто. Он бросился к флайеру, обдирая руки, рылся в обломках, наконец нащупал толстую рукоять. Счетчик заряда стоял почти на нуле. Толку от такого оружия немного. У сержанта наверняка то же самое. Можно попробовать вынуть лазерную пушку, заряд у нее полный, но как он ее понесет? Нельзя ли подзарядить бластер от пушки?
«Опомнись, — сказал он себе. — Ты что, собираешься здесь воевать? Одерживать победы? Ты должен добраться до базы, вот и все. Они ведь даже не догадываются. Любым способом. Живой или…» Или? Он вновь склонился над обломками, перебирал куски пластика, еще не вполне сознавая, что ищет. Что-то, на чем можно… Если он погибнет при столкновении с миамами, и они доставят тело на базу, как того, первого… Блокнот у него отобрали, бумаги здесь, конечно, нет, на ней уже давно не пишут… Регистратор флайера! Он отыскал какую-то железку, поддел ею панель, пластик затрещал… Он извлек коробочку регистратора, включил — тот забормотал, повторяя последние услышанные команды. Работает!
Что ж, пожалуй, можно идти. Сообщение можно записать на ходу. Хотя нет… Он вернулся к телу сержанта. Поиски в карманах комбинезона дали ему несколько кубиков концентрата и горстку сушеных грибов — вся добыча умещалась на одной ладони. На сколько это можно растянуть? Скажем, на три дня.
Последним его приобретением стал извлеченный из флайера компас. Определив — весьма приблизительно — направление, он двинулся в путь, и тут его взгляд упал на торчащий из кобуры разряженный бластер. Выбросить? Он с сомнением повертел его в руках и засунул обратно.
VII
Вечерело. Тени огромных, высотой в три-четыре человеческих роста, грибов (обилие наростов делало их похожими на оплывшие свечи) становились все длиннее. Коричневые, у основания словно подернутые сизым инеем, стволы стояли часто, сливаясь впереди в сплошную массу. Под ногами пружинил лиловый мох — или это все же была трава? В воздухе плавал пряный запах; вначале он показался приятным, но спустя некоторое время стал раздражать.
Инспектор облизал пересохшие губы. Он шел уже шесть часов и за это время позволил себе лишь два коротких привала. Хотелось есть, но еще сильнее его мучила жажда. Как он мог забыть о воде? Правда, во флайере ее наверняка не было, но он даже не захватил с собой никакой посуды, во что ее можно было набрать.
Местность понижалась, коричневые великаны стояли реже, реже, затем кончились, он вышел на открытое пространство. Перед ним, радуя глаза сочной зеленью, ярко-лиловым, оранжевым, лежала широкая долина. Там могла быть вода, но там же поджидала опасность: из гущи лиловых зарослей чуть правее его курса поднимались вершины нескольких вавилоидов. Он решил взять левее и, обойдя опасное место, выйти на противоположный склон — там, едва различимые, виднелись невысокие скалы. Возможно, среди них найдется место для ночлега. До сих пор он не задумывался о том, где будет ночевать, но с приближением ночи мысль, как и где он будет спать на чужой планете, начала его беспокоить.
Спустя час он достиг дна долины. Лиловая растительность исчезла, зато стали встречаться торчащие из земли зеленые листья, изогнутые, словно сложенная ковшиком ладонь. Он не удержался, потрогал: на ощупь мохнатый плотный лист напоминал лопух. Листья становились все крупнее, некоторые доставали ему до пояса. Ему захотелось остановиться, остаться здесь: в этом месте было как на Земле. Он мог бы укрыться и заснуть под огромными лопухами, как герой сказки, спрятавшийся под травинкой! Ведь он много прошел сегодня, устал, ушибленное колено болело. Но вода, здесь нет воды. Он пошел дальше.
Сумерки сгущались, приглушая краски, зато небольшой диск в южной части небосклона — Луиза, один из спутников Анны, — делался все ярче. Почва стала влажной, под ногами чавкало, ему показалось, что он слышит шум воды. Листья здесь росли плотно, сплошной стеной, мешая идти; он пробивался сквозь них, двигаясь все быстрее. Несколько раз он останавливался и прислушивался. Шум ручья слышался то слева, то справа, он менял направление. Внезапно трава кончилась, как отрезанная. Впереди была полоса голой земли, а за ней — нечто темное, словно стена или занавес, По темному волнами шли искры. И оттуда, уже совершенно отчетливо и близко, доносился шум воды. Он шагнул вперед, протянул руку. Пальцы кольнуло, он отдернул их, но успел почувствовать, как они прошли сквозь завесу. Это было силовое поле, впрочем, довольно слабое. Откуда оно здесь? Его поставил Карака? Или здесь побывала одна из экспедиций? Он никогда не слышал о полях такого типа. Зачем оно? Жажда гнала его вперед, долго раздумывать было некогда. Он закрыл глаза и шагнул сквозь завесу.
Тело пронзила дрожь, ноги, охваченные судорогой, подкосились, он упал — но уже по ту сторону. Перед ним была большая поляна, в дальнем конце которой виднелось русло ручья. Ближе к середине поляны ручей разливался, образуя озеро, посередине которого поднимался островок. Однако не это было самым важным из увиденного. Было здесь и нечто другое, что заставило его вжаться в землю, застыть, затаить дыхание: на островке и по берегам озера находилось множество миамов.
Эти миамы были какие-то другие, непохожие на виденных ранее — он даже не сразу понял, что это они. Прежде всего они были совершенно белые — молочная белизна их тел резко выделялась на фоне быстро темневшей земли. И потом, он видел быстрых, ловких, самоотверженно сопротивлявшихся — эти же были совершенно неподвижны, застыли, подняв вверх растопыренные щупальца, наподобие цветка. И было еще что-то… Да — они словно стали меньше. В чем дело? Он напряженно всматривался, стараясь понять, сгущавшаяся темнота мешала.
Внезапно стало светлее. Этот свет шел не с закатного неба — светились сами миамы. И этот свет быстро насыщался цветом, краски словно шли из земли, чтобы, скользнув по телам, уступить место следующим: вслед за нежно-сиреневым спешил лиловый, потом изумрудно-зеленый, зелень становилась ярче, гуще, и в этот момент он понял, что необычного было в этих миамах. Они не стояли на земле — они росли из нее. Он различал светящиеся отростки (корни?), уходившие в почву.
Они все еще были неподвижны, только цвет менялся, все быстрее: голубой — бирюзовый — синий — фиолетовый, он сгущался, уходя в черноту, сливаясь с ней, и вдруг — новая вспышка, но не белая, а ярко-зеленая. В этот момент пришли в движение щупальца. У каждого по-своему, каждое отдельно, но в едином ритме — это было похоже на танец. И что-то происходило со стволами, они тоже двигались — росли? или выбирались из земли? Стремясь рассмотреть получше, он приподнялся — и внезапно все остановились и обернулись к нему. У миамов не было лиц, не было глаз, но впечатление было именно таким: они глядели на него, они его видели.
Он вскочил и бросился назад. Не останавливаясь, проскочил — как сквозь огненно-ледяную воду — силовую завесу, в два прыжка преодолел пустое пространство и нырнул в траву. Согнувшись, то и дело меняя направление, бежал, ощущая на своей спине безглазый, изучающий, безжалостный взгляд — скорей, скорей! Нога, запутавшись в траве, подвернулась, и он упал плашмя.
Было тихо. Никто за ним не гнался. Он почувствовал, что смертельно устал. Лежать бы вот так, не двигаясь, на жестких стеблях, на мокрой земле, упираясь больным коленом в какой-то камень — пусть! Но где взять воду? Без воды он погибнет, сойдет с ума. Он с трудом поднялся, сделал несколько шагов, потом сообразил, что не знает, в какую сторону надо идти. Он поднял голову. На угольно-черном небосклоне виднелись два диска. Один маленький, величиной с монету, сиял высоко в небе, другой, покрупнее, слегка обрезанный с краю, стоял над самым горизонтом. «Ага, — сказал он, — вышла Мария, значит, значит…» Он долго не мог понять, что же это значит и в какой стороне искать ручей, потом все же решился и пошел.
«Значит, они могут укореняться, — размышлял он, пробираясь сквозь траву (здесь она росла реже, идти стало легче). — Но почему этого никто не наблюдал? Об этом не говорится ни в одном справочнике. И Росс об этом не пишет. Может, это не миамы? Но нет, я же ясно видел — это они. Возможно, существуют две разновидности? Или даже больше. А может, это часть их жизненного цикла? И еще это поле. Человек бы не поставил такое слабое. С нашей точки зрения оно неэффективно. Значит, это они?»
Под ногами чавкало все сильнее, потом он увидел внизу что-то блестящее, и прежде чем понял, что это, ноги погрузились в лужу. Впереди среди травы, отражая свет обеих лун, тоже блестела вода. Он не в силах был больше ждать: опустившись на колени, зачерпнул полную пригоршню, потом вторую, пятую… Вода отдавала гнилью и чем-то едким, почти наверняка она кишела смертельно опасными микробами, но как трудно было остановиться! Он поднялся, чувствуя себя значительно лучше. Теперь выбраться к скалам — да нет, хотя бы где посуше — и спать.
