Антон Парамонов - Поднебесье
Вот знакомый холм, изрезанный ветрами и поросший одинокими пустынными колючками, известными как перекати-поле. Вот огромный валун, Где мы когда-то загорали, уезжая из городка на велосипедах, подальше он лишних глаз. Вот здесь когда-то стояла табличка с надписью «Молочный комбинат», а в последние годы она повалилась, и только краешек её выглядывал из земли.
Основным ориентиром городка служил слегка изогнутый столб дыма, уходящего с ветрами на восток. Генератором этого столба был оружейный завод, ставший впоследствии ремонтным заводом для техники. Похоже, он не особо пользовался популярностью из-за нефтяного кризиса, возникшего вследствие порчи топлива со временем. Старые автозаправочные станции, брошенные после войны автомобили, уже не могли быть источником добычи бензина, а повреждённые газопроводы уже давно отдали весь свой газ бесстрашным искателям этого природного ресурса. Теперь нефть в новом мире добывалась крайне сложно и не в таких больших количествах, из-за этого обладателей автомобилей и мотоциклов было довольно мало. Спрос на ремонт или интегрирование специальных устройств на железных коней был не так уж велик. Так что, скорее всего завод занимался не только этой сферой, и это стоило бы разузнать. Слишком долго Кортес не видел своего дома, и теперь ностальгия взяла его за живое.
Вдалеке уже виднелись знакомые очертания зданий и мелкие силуэты жителей деревушки. Всё та же гостиница у въезда в Рио-Ланде, всё тот же разрушенный клуб, где ютились бродяги и пьяницы по ночам, всё тот же ставок и свинарня, закрытая на ремонт, которому видимо, не суждено было закончится. А вон дальше и конюшня. До боли знакомые места, до рези в переносице воспоминания. Мир не меняется, меняемся мы.
В нос ударил приятный аромат яичницы. Кто-то жарил яйца, и запах разносился на десятки метров вокруг, будто приглашая путников к домашнему очагу. Как же это было привлекательно и заманчиво с трудной дороги, особенно после скудного сухого пайка на завтрак. Но оставалось только мечтать и надеяться, что какая-то одинокая старушка захочет накормить вояк с дороги и посплетничать на разные темы. Караваны ходят не так часто, чтобы держать в курсе последних новостей населения деревень.
Кортес спрыгнул с повозки ещё на ходу, чтобы хоть немного размять отёкшие ноги и спину, а вскоре караван остановился у здания на краю деревни с вывеской «В дороге». Эта забегаловка располагала двенадцатью номерами для отдыха и небольшим гостиным залом, сделанным под обычную пивнушку. Здесь любили оставаться караванщики из-за возможности оставить товар и телеги в ограждённом дворе и попить дешёвого пива. С водой в Рио-Ланде было всё в порядке: десятки колодцев были вырыты бурильной машиной ещё в те времена, когда уцелевший завод обладал необходимым оборудованием. Правда, в последствие всё это оборудование пришло в негодность, а бурильная машина использовались теперь только как металлолом.
Жданик отсыпал Кортесу двадцать монет, как и договаривались.
— Ну что ж, всё прошло гладко и без насилия, — заговорил он, ухмыляясь, как гиена. — Надеюсь, ты наконец-то увидишь свой дом.
— Спасибо, конечно увижу, — Кортес спрятал оплату в передний карман брюк и поднял кулак к сердцу. — Счастливой дороги до Башни.
Жданик кивнул, ещё раз сверкнув лысиной, развернулся и без лишних слов оттолкнул створчатые двери в забегаловку. Как только двери захлопнулись, Кортес почувствовал себя действительно свободным. Он был дома, он был на своей земле.
Может у кого-то, и не было никогда дома и ему приходилось всю свою жизнь скитаться и искать приюта в разных местах. Может, ему не удавалось обосноваться надолго в том или ином месте, или просто у него не было возможности. А может просто, для кого-то смыслом жизни являлась дорога, вечные путешествия, скитания по опустевшей планете. Так или иначе, человек ни разу не почувствовавший настоящего дома, не сможет понять, насколько сладостно возвращения в его стены, в его края, в его жизнь. Дом для кого-то обычное слово, а для кого-то это его прошлое, а значит и жизнь. Это место, где ты был воспитан и с которым у тебя связаны воспоминания и твое прошлое. Порой приятное, порой восхитительное, а иногда и печальное. Но это эмоции, а эмоции — это в первую очередь жизнь. И возвращаясь в родной дом, после долгих годов странствий ты проживаешь эту жизнь заново. Всего лишь за несколько минут, но ты её проживаешь. Ты вспоминаешь те годы и чувствуешь, как мысли живут за тебя, как твоя голова наполняется воспоминаниями, непонятно откуда взявшимися из самых удалённых мест твоего мозга. Ты уже и забыть забыл об этом, но вот оно снова выплывает перед твоими глазами. И ты ускоряешь шаг, когда это место уже близко, а затем шаг сменяется на бег. Потому что ты жил этим местом, и оно для тебя осталось и останется частью твоей жизни.
Кортес шёл к своему дому, идти было не далеко, пару переулков. Но он уже чувствовал, как что-то родное манит его, встречает. И это явно были не улыбки проходящей мимо него девчушки с двумя вёдрами. Это было что-то большее, что заставляло сердце выпрыгивать из груди, а разум туманило от одной только попытки вернуться к реальности.
Он прошёл мимо старой брошенной маслобойни, в последствии перестроенной под казино. Старые покосившиеся подпорки, что были раньше, заменили новыми, крепкими балками. А ведь он раньше так боялся ходить под этим балконом, как же это было давно. А вот и колодец, куда они так любили смотреть. Какими наивными были, когда верили в живущего на дне осьминога. Рассказал же старый дед про ужасных чудовищ со щупальцами, а они и поверили, боялись, что чудище придёт за ними ночью, если будут вести себя плохо. Детство — прекрасная пора, когда ты ещё ничем не испорчен, ничем не сломлен.
Вот и дом старой травницы, наверное, уже и померла старуха, раз окна заколочены, хотя может зелья свои варить продолжает. Много чего изменилось с тех пор, уже не узнать никого в тихом городке Рио-Ланде.
Кортес завернул за угол, едва не столкнувшись с выбегающими из-за поворота мальчишками. Он сорвал полусухой колосок, отломил верхушку, оставив мелкую часть стебля, сунул его в рот и стал интенсивно перебирать зубами. Шаг его резко замедлился.
Что же он скажет родителям? Столько времени не виделись, ушёл так неожиданно, и вот вернулся. Долго его не было в родном доме, может про него уже и забыли, хотя — что за глупости? Он жив, он здесь, вернулся домой, став бойцом и мужчиной. Теперь он знает, чего хочет, и теперь он не будет проваливаться в старые ямы.
Кортес шёл вдоль забора, постукивая пальцами по облупившимся доскам. Всё те же звуки, напоминающие детство. «Игра в рояль» — когда-то на этом заборе отгадывали мелодии со старых пластинок. Наверное, и сейчас бы отгадал пару мелодий.
Он подошёл к знакомой до боли калитки, с прежней уверенностью отодвинул засов и вошёл во двор. Старый дом, который когда-то была его крепостью, он нисколько не покренился, остался таким же крепким и приветливым. Куски рубероида ничуть не прогнили и не съехали, а ведь как трудно было таскать эти куски со свалки и помогать отцу и дяде крыть крышу. Зато теперь дожди не помеха семейному уюту.
Кустарник шиповника встретил Кортеса своим шелестением. Земля у корней была ещё сырая, а значит, недавно его поливали. Справа на верёвке сушилась потёртая рубашка, старые латанные на коленях джинсы и покрывало, которым ещё очень давно мать застилала его постель. У порога стояли два пустых алюминиевых ведра, старая, оббитая кожами дверь была чуть приоткрыта.
Где-то сбоку раздалось рычание, Кортес опешил, интуитивно кладя ладонь на рукоять ножа. Он повернул голову направо и встретился взглядом с тёмными глазами пса. Тот порычал немного, залаял, почуяв постороннего, но его агрессия проявлялась недолго.
— Брут? Это ты, малыш? — протянул ладонь Кортес, присев на корточки.
Пёс, повизгивая, в два прыжка приблизился к хозяину и, виляя хвостом как опахалом, принялся лизать его руки и лицо. Кортес потрепал за шкуру пса, которого помнил ещё щенком. Как же он вырос, настоящая лайка, преданный до смерти пёс.
Как же всё меняется, и как приятно обнаружить, что всё это — твоё родное.
Кортеса отвлёк звон падающей на порог алюминиевой посуды. Он повернул голову. Перед ним в оцепенении стояла его мать, такая же волевая и такая же родная. Она замерла, уронив посуду и рук, но сейчас ни для кого это не играло никакой роли. Мать ошеломлённо смотрела на своего сына, не рискуя закрыть глаза и обнаружить, что это всего лишь сон.
— Кейн…, — женщина запнулась, ком встал в горле, лишив возможности говорить.
Предательская резь в носу настигла и Кортеса. Он поднялся на ноги, прекратив чесать пса за ухом, неуверенно улыбнулся и выдавил:
— Да, мама, это я…
4. За свой мир. История Кортеса
Кортес проспал до следующего утра. Усталость сломила его окончательно, а ночь наградила крепким сном и хорошим отдыхом.
