Петр Воробьев - Разбой
Тем временем, Киприно присев на корточки, так и эдак развёл руки, взглянул влево-вправо, оценивая ширину пирса, неловко выпрямился, и обратился к поединщикам:
– Место как раз. Начинаем по моему слову?
Оба кивнули.
– Да пребудет с вами благословение Четырнадцати, воины, и да победит правый! Начинайте!
Самбор пошёл навстречу Йаино, одновременно вытаскивая правую руку из-за спины. Начало его движения сопровождалось механическим стрёкотом, за которым последовало звенящее жужжание, издаваемое диском, венчавшим странное оружие венеда. За лагундой потянулась струйка синеватого выхлопа, разившего горячим металлом.
– Завод в ножнах! – восхитился один из стражников.
Йаино потянул левой рукой за цепочку, безуспешно пытаясь пробудить к действию свою лагунду. Сигурвейг уже успела с некоторым облегчением решить, что бой закончится бескровно или почти бескровно, не успев даже толком начаться, но со второй попытки лагунда Йаино всё-таки завелась. Впрочем, задержка стоила вожаку пары дорогих мгновений с опущенными руками.
– Руби его! – закричал смуглый стражник.
Неожиданно плавным движением, Самбор провёл диск над левым плечом противника. Звон сменился на скрежет, и панцирь Йаино перекосился, лишившись полетевших во все стороны стальных полос наплечника. Запоздало, вожак поднял свою лагунду, но венед уже отступил в сторону, так что диск с металлическим шелестом рассёк воздух.
– Поспешил ты, – негромко упрекнул лименарха Луцо. – Не все слова сказал, что победителю пойдёт, не решил, даже не определил, насмерть ли бой.
– Тебе бы вдруг так до ветра припёрло, – так же негромко ответил старец.
Самбор крутанулся на месте посолонь, едва не задев Йаино, уже вновь занёсшего лагунду, шнурами кунтыша.
Йаино отдёрнул руку. Сигурвейг догадалась – чтобы один из шнуров не намотался на диск. Это дало возможность завершившему поворот Самбору разрезать пару пластин уже на правом наплечнике Йаино. Брызнула кровь, щёлкнул затвор фотокитона, Сигурвейг закрыла верхнюю часть лица Ирсы ладонью.
– Он его сейчас вскроет, как жестянку тушняка! – вновь восторженно воскликнул стражник.
Сзади и сверху, раздался лязг. Сигурвейг снова оглянулась. Ствол уцелевшего палубного пулемёта пришёл в движение, за рукоятями стоял, привстав на цыпочки, А́рнгрим, а рядом с ним возился с крышкой ящика для пулемётной ленты второй пленный работорговец, Отри. Третий соучастник их преступления, Льо́сальф, прыгнул за борт, едва завидев берег западного материка, после чего Отри и Арнгрима заперли во временно опустевшей корабельной лечебнице. Сигурвейг почувствовала, как к горлу подступает комок. Закончив возню с ящиком, Отри взял в руки мегафон и попытался что-то сказать, но вместо усиленной речи, мегафон исторг жуткий электрический вой.
Этого вполне хватило, чтобы наконец привлечь внимание синешапочников и синеповязочников, увлечённо следивших за боем, к тому, что Арнгрим держал их на прицеле. В воздухе подхватив с перепугу выроненный Отри за борт прибор, Анси подкрутил на нём какое-то колёсико и рявкнул:
– Микры скибурятые, шмураки копшовые, а ну! Макиры на питруса! Скрыготню отгуряйте, и хляйте, а то саповок на кресо побасаем!
Вновь крутанув колёсико, шкипер повторил, на этот раз ещё громче и с электрически-йотунским подвыванием:
– Макиры на питруса!
Одновременно, Арнгрим перевёл ствол пулемёта в направлении середины толпы, украшенной синим. «Береговые братья» один за другим принялись класть оружие на мостовую.
– Схляем, схляем, только птичек пожалей! – взмолился пушкарь, располовинивая хомут и сбрасывая его с синепёрой шеи.
Сигурвейг недоверчиво следила за освобождённой птицей, но та, вопреки своему виду не проявляя никаких признаков зложелательности, бросилась бежать за «братьями», странно вскидывая голенастые ноги.
– Говырдал я, хусый кулпан! – донесло дуновение ветра жалобу одного из «хляющих».
– Я член братства электротехников! – закричал Самбор вслед Йаино, уронившему лагунду в воду, сбросившему развалившийся надвое панцирь, и улепётывавшему вглубь гейтонии Экволи едва ли не быстрее бескрылых птиц. – Настоящего братства! А не берегового фуфла козлиного! Один за всех, а не все врассыпную!
На пирсе перед опустевшей колесницей с шестистволкой осталась лежать куча оружия. Вокруг Сигурвейг, все заговорили почти одновременно.
– Что ж такое, с хо́льмганга[64] сбежал, – с укором сказал соломенноволосый стражник, снимая с тетивы стрелу.
Марела и Сно́рра бросились обниматься сперва друг с другом, потом с Фунсильдом и Скапи. Во взгляде Ирсы читалось раздумие – не примкнуть ли к ним? Сигурвейг покрепче взяла дочь за руку, всё ещё сомневаясь, что угроза миновала.
– Арнгрим, паршивец, хорошо смекнул с пулемётом – а я-то думал, мы все ленты расстреляли, – Гостислав был порядком удивлён.
– Так и расстреляли, – подтвердил Анси.
По его лицу вновь скользнула тень улыбки.
– Как насчёт того, чтоб сход созвать? – обратилась к шкиперу Дарвода. – Принять этих двух в ватагу? Я за них поручусь!
Последнее относилось к Арнгриму и Отри, стоявшим у лестницы.
– И я, – Скапи придирчиво оглядел бывших работорговцев. – Хоть они даже и с Гардарсхольма.
– Дело, но сначала пусть Луцо и Киприно с беженцами разберутся, – Анси тяжело вздохнул. – Есть вам куда их пристроить?
– На первое время, в рыбацкие семьи. Как тебя величать? – Луцо обратился к Сигурвейг.
– Сигурвейг Тумасдоттир.
– Тебя, Сигурвейг, с дочкой можем хоть мы с Пикралидой приютить.
– Я не рыбачка, – печально сказала Сигурвейг, почему-то по-этлавагрски. – Я библиотекарь.
– Так муж твой рыбак?
– Муж мой был картографом.
На Сигурвейг снова нахлынули слёзы. С ней принялась плакать и Ирса.
– Будет, будет, дочка! Нешто картограф рыбаку не брат! Приютим, и работу найдём! Книжное дело знаешь, да два языка…
– Три, – сказала вдова сквозь слёзы. – Ещё колоше́нский.
– Диск теперь менять, – Самбор внимательно осматривал безмолвствовавшее оружие. – Адамантовый, почти новый, а на три четверти запорот. Неплохой был доспех у Йаино, даром что дурак.
– Не в отца умом вышел, не в отца, – внезапно куда-то запропастившийся Киприно поднимался по ступеням, ведшим вверх от воды, на ходу поправляя подол туники, с выражением снизошедшей благости. – Сейчас поедем в Тигри. Герако, поднимай давление. Никтерефто, возьми второй эндоцикл, посадишь кентархию из тагмы[65] Пандоксо на три броневоза, остальных на эндоциклы.
– Но тагма Пандоксо подчиняется только епарху[66], – возразил Никтерефто.
Лименарх отмахнулся рукой, блеснув печатным перстнем:
– Доберёшься до телефона, позвони в епархию, испроси разрешения использовать войско, воеже[67] имелось задним числом. Всё равно Спи́ло наш опять неизвестно где.
Стражники пошли к машинам с озадаченными выражениями.
– Выручать Алепо, – объяснил, продолжая благостно улыбаться, лименарх. – Пока Йаино ещё глупостей не наделал.
– Мои йомсы[68] тебе не пригодятся? – спросил светловолосый Пальнатоки.
– Обойдёмся. Давай, у тебя тут своё дело.
– Так Алепо – вождь Синих лезвий? – удивился Анси.
– Старый, надёжный, предсказуемый, – Киприно кивнул, с подсадкой Пальнатоки взгромождаясь в седло. – И глаз хороший, в коттаб[69] выигрывает, сколько ни выпьет. Откуда ты знаешь язык Лезвий?
– Учился в Лимен Мойридио, – коротко ответил шкипер и перевёл разговор на другое. – Сход, может, и впрямь надо сразу провести. Я думаю, гаванный сбор, раз братство за нас заплатило, будет по правде вдовам и сиротам раздать на обустройство.
– Без схода раздавай, – предложил Гостислав. – И Тейтурову долю золота, у него живой родни нет.
Остальные одобрительно зашумели. Внимание большинства ватажников и беженцев сосредоточилось на двух кожаных кошелях, побольше и поменьше, откуда Анси принялся извлекать и отсчитывать скиллинги, номисмы[70], и разрубленные на дольки рабовладельческие золотые слитки.
Сигурвейг, утёршись окончательно пришедшим в непотребство платком, успела бросить взгляд и на то, как Самбор снял шлем и тряхнул головой. К поморянину подошёл Пальнатоки и показал ему что-то на открытой ладони левой руки. Самбор выразительно поднял брови, вывернул пояс, в котором оказалось спрятано тайное отделение, что-то оттуда извлёк, и положил йомсу на ладонь. Йомс совместил предметы двумя пальцами правой, кивнул, и бросил загадочные штучки, блеснувшие белым, в воду.
Гостислав, убедившись, что делёж идёт, как положено, отправился исследовать брошенную Синими Лезвиями многоствольную пушку. За ним увязался клеохронист с тетрадью, почему-то совершенно распираемый довольством. Луцо вытащил из трубки, прикреплённой к поясу, свиток и стилос с угольным остриём, и принялся обходить беженцев, справляясь с заметками в свитке.
