Роман Глушков - Лёд и алмаз
— Задушить?! Вас?! За что?! — изумился Жорик. Конечно же, искренне — лицемерить и притворяться этот простак никогда не умел. А затем, озадаченно нахмурившись, посмотрел на свои руки и с опаской поинтересовался: — А почему вы спрашиваете? Я что… и правда пытался?
— Ерунда! Всего один раз и то, как видишь, неудачно. Дело житейское, с кем не бывает? Или, полагаешь, я от тебя пощечинами отбивался? — отмахнулся я, косясь на горящие останки авиаботов. Столько тепла пропадает зазря! И совсем рядом! Какой восхитительный соблазн! Воистину, надо быть Снежной Королевой или Дедом Морозом, чтобы устоять против такого искушения. — Ладно, сгребай свои манатки и айда к огню. Продрог я совсем, зуб на зуб не попадает. К тому же нам с тобой надо ещё кое-какие дела обмозговать, пока чистильщики не вернулись.
— Чистильщики? — вздрогнув, переспросил Дюймовый и начал испуганно озираться.
— Ну да, — подтвердил я, продолжая ежиться и стучать зубами. — Не думаешь же ты, что, сбив два авиабота-надзирателя, мы сразу получили вольную? Нет, Чёрный Джордж, за истинную свободу тебе и мне придётся ещё побороться. Однако у меня есть мыслишка, как нам с тобой не дать себе подохнуть. Но сначала — срочно к теплу! Хотя бы на полминутки! А то, кажется, у меня уже не только пальцы, но и мозги смёрзлись.
И я, будучи не в силах сопротивляться манящим отблескам пламени, припустил к ближайшему костру…
Вот он, истинный, ни с чем не сравнимый кайф! Очень жаль, что им нельзя наслаждаться вечно. Но и такое мимолётное блаженство — прямо как райский оазис посреди бескрайнего ледяного ада. А метель усиливается, и очередной оттепели в ближайшие час-полтора явно не предвидится. Впрочем, оно и к лучшему. Авантюру, которую я задумал, гораздо удобнее провернуть в непогоде и сумерках, которые как раз начинали сгущаться над Крымом.
— А что случилось с вашей одеждой? — полюбопытствовал Жорик, присоединяясь ко мне, стоящему у костра и поворачивающемуся к огню то одним, то другим боком. — Надеюсь, это не я вам её изорвал?
— Нет, не ты, успокойся, — ответил я. — Это Хряков меня таким образом всю зиму в чёрном теле держит. Ни ты, ни твой дебил-соратник на моё целомудрие, к счастью, не покушались. Хотя что там у вас на уме было, я понятия не имею. Со «Светоча» взятки гладки — он мог вам и такую программу в мозги вшить… Кстати, что случилось с Динарой? Надеюсь, она жива? Ты вроде бы сказал, что чистильщики куда-то её насильно отправили. Куда именно?
— Когда это я вам такое говорил? — округлил глаза сталкер.
— Сразу после того, как попытался меня придушить и получил по морде, — напомнил я. Но, всмотревшись в честные, удивлённые очи простофили, понял, что мой вопрос поставил его в тупик. — Постой-ка! Да ты хоть помнишь, как впал в ярость и сбил вот эти авиаботы?
— Как сбил — помню, — признался Дюймовый. — Как разозлился на чистильщиков, тоже помню, но смутно, словно в тумане. А вот почему я на них разозлился и как вообще здесь очутился — уже не припоминаю. Простите, Геннадий Валерьич. Это плохо? Я вас подвёл? Теперь мы все умрём?
— Мы так и так рано или поздно умрём. Но пока у нас есть силы и зубы, значит, будем брыкаться и кусаться, — глубокомысленно заметил я и, немного подумав, решил подступиться к дырявой памяти напарника с другого фланга: — Ну хорошо, а момент, когда ты перестал себя контролировать, помнишь?
— То есть день, когда мне начали колоть в шею зелёную дурь, после чего меня стало не по-детски плющить? — оживился Чёрный Джордж.
— Да, именно так, — кивнул я, хотя и не был уверен, что мы с напарником ведём речь об одном и том же событии.
— А какое сегодня число? — вновь поинтересовался он.
— Хороший вопрос, дружище. — Теперь я был загнан в тупик. — Сейчас, по всем предпосылкам, первая декада февраля. Но могу и ошибаться. В лабораториях, где меня держат, нет ни часов, ни календаря.
— Первый укол мне сделали примерно через две недели после Нового года, — поскребя макушку, припомнил Дюймовый. — Это совершенно точно. В изоляторе у нас с Динарой была возможность обмениваться записками, и она всегда знала правильную дату.
— Ушлая малышка, — пробормотал я под нос. — Узнаю пройдоху-Арабеску. Везде, даже в тюрьме, с комфортом устроится. И под каждым ей кустом здесь готов и стол, и дом.
— При чём тут кусты? На что это такое вы намекаете? — вдруг насупил брови Жорик и посмотрел на меня с откровенным недружелюбием.
Надо же! Весьма показательная, между прочим, реакция. Особенно если вспомнить, как эти две крайне противоречивые личности сдружились в ходе наших поисков Мерлина. Да, похоже, многое изменилось в отношениях Арабески и Чёрного Джорджа с тех пор, как я видел их в последний раз. Любопытно, о чём таком они писали друг другу в своих тюремных записках?
— Остынь, Жорик, — попросил я, дав себе зарок впредь воздерживаться от подобных комментариев. — Ни на что я не намекаю — просто к слову пришлось. Неудачная цитата, согласен… Так что там насчёт уколов, какие тебе ставили в последние две или три недели?
— Значит, февраль, говорите? Н-да… Прямо в толк не возьму, когда успело так много времени пройти. — Озадаченный Дюймовый пожал плечами. — Для меня все эти дни, будто сон, пролетели. Причём чем дальше, тем я в него всё глубже и глубже проваливался… А затем бац! — резкое пробуждение! Будто кто-то меня во сне несколько раз пребольно ущипнул. И я на этого шутника так разозлился, что вскочил с кровати и сразу же спросонок в драку полез. «Ну всё, достал! Конец тебе, урод!» — примерно такие мысли у меня тогда были. После чего шары продрал и вижу: горящие авиаботы с неба падают, а в руках у меня — картечница… Потом-то я прочухался, но всё равно, даже сейчас перед глазами всё словно не наяву. Смутно верится, что я и вы стоим сейчас здесь и разговариваем… А что, я во сне… ну, то есть под кайфом, вам про Динару всё прямо так и сказал?
— Совершенно верно. Почти слово в слово. И не похоже, чтобы ты бредил. Очень уж связные и горькие были твои откровения.
— Странно. Ни хрена не помню и не врубаюсь, откуда я мог это взять… Хотя если напрячь мозги… Хорошенько напрячь!…
Чёрный Джордж уставился на огонь и взялся тереть ладонью наморщенный лоб, очевидно, подстёгивая тем самым стартовавший за ним мыслительный процесс. Усердие, с которым сталкер предался воспоминаниям, было столь велико, что казалось, будто я даже слышу, как в голове у Жорика что-то бурлит, поскрипывает и потрескивает. И хотя все эти звуки издавали пылающие останки авиабота, я всё равно забеспокоился. Опасное это дело: включать мозги после долгого бездействия и тут же переводить их в форсированный режим работы. Особенно, если раньше напарник пользовался ими лишь от случая к случаю. Того и гляди, перегорят, а перегоревшие мозги — это вам не лампочка; их из черепной коробки не выкрутишь и на новые не заменишь.
— Короче, мыслитель: хватит пар из ушей пускать! — не выдержал я, замаявшись глядеть на Жориково самоистязание. — Крышка вон на котелке уже дребезжит! Сорвёт её не ровен час, и что тогда прикажешь с тобой делать? Да и хватит уже расслабляться — пора за работу! Вертолёты с чистильщиками наверняка вот-вот с базы вылетят, а мы ещё тут топчемся.
— Записка! — вдруг встрепенулся Дюймовый, резко прекратив тереть лоб и выставив палец в небо. — Точно! Была ведь ещё записка! От Динары! Уже после того, как мне стали зелёную дрянь колоть! Я тогда туго соображал, но записку прочесть смог. А когда прочел, сильно осерчал и буянить начал — это я тоже помню. И после этого мне аж двойную норму зелёной дряни впендюрили! То ли в наказание, то ли, чтобы успокоить…
— И о чём конкретно говорилось в той записке?
— О чём?… Хоть убейте, не помню! Блин! Блин! Блин! — Дюймовый в отчаянии постучал себя по лбу, словно пытаясь вытрясти эту подробность из упрямой памяти так, как пропойцы вытрясают из пустой бутылки последние капли. — Читал — помню! Разозлился — помню! Почему разозлился — забыл!… Ну в кого, скажите, Геннадий Валерьич, я — такой пустоголовый идиот — уродился?
— Понятия не имею. Я ваше генеалогическое древо не изучал. Однако будь уверен: твои потомки — если, конечно, таковые появятся и тоже когда-нибудь зададутся этим вопросом, — быстро найдут ответ, в кого они такие уродились, — заключил я. И, всмотревшись с тревогой в затянутое снежной пеленой небо, отрезал: — Ну всё, Чёрный Джордж, баста! Хватит предаваться ностальгии, проваливаем отсюда! Всё равно, если мы не удерём от «Светоча», твои воспоминания нам ничем не помогут.
— А как мы от него удерём?
— Идём, по дороге расскажу. Здесь недалеко — пара минут ходьбы, не больше. И не забудь прихватить «Мегеру» — она нам ещё понадобится…
Глава 3
Впервые за всё время экспериментов надо мной «Светоч» умудрился потерять сразу оба авиабота и оставить меня без надзора. Однако вряд ли сегодняшняя накладка стала для полковника Хрякова форс-мажором. У него, большого знатока своего дела, наверняка имелись оперативные сценарии для каждого вероятного эксцесса, какие могли произойти на полевых испытаниях.
