Сергей Волков - Чингисхан. Книга 3. Солдаты неудачи
Битва, то затихая, то разгораясь с новой силой, длилась весь день. К ночи так и не стало понятно — то ли Джамуха и тайджиуты одолели сына Есугея, то ли его воины разгромили врага. Большая часть воинов Чингисхана отошла за реку Онон, но это было не крепкое войско, спаянное железной дисциплиной, а разрозненные группки людей, пробиравшихся через темную степь на свой страх и риск. И не нашлось никого, кто бы собрал их, напитал смелостью испугавшихся и отвагой — отчаявшихся.
Не нашлось потому, что повелитель всех монголов лежал на берегу Онона, раненый тайджиутской стрелой в шею.
Случилось это так: в какой-то момент кончился снегопад, стих ветер и Чингисхан с Джелме увидели, что находятся рядом с невысокой горой, вершина которой поросла лесом. Битва шумела в стороне, ближе к речной излучине, а здесь царила такая тишина, что даже суслики осмелели и высунулись из своих нор, тревожно пересвистываясь.
В сотне шагов выше по склону Чингисхан заметил вооруженного человека на черном коне. Судя по синему цвету его халата-дээла и бунчуку на копье, это был кто-то из тайджиутов.
- Господин, я подстрелю его! — азартно воскликнул Джелме, вытаскивая лук, но Чингисхан остановил своего верного нукера.
— Я сам!
Вскинув лук, сын Есугея пустил стрелу, но коварный порыв ветра изменил направление полета. Чингисхан не попал. Тайджиут захохотал так громко, что эхо запрыгало по всей долине, перекрыв вопли сражающихся внизу воинов и звон оружия.
- Меня зовут Джирхо, я из рода Бесут! — крикнул он. — Ты никудышный стрелок, Темуджин! Смотри, как надо!
И тайджиут выстрелил, пустив длинную белоперую стрелу.
- Осторожнее, господин! — крикнул Джелме, ударив своего коня пятками. Но он не успел ни прикрыть Чингисхана щитом, ни столкнуть его с коня. Сын Есугея-багатура, задрав голову, как завороженный, смотрел на приближающуюся стрелу.
Миг — и она пробила ему шею с левой стороны, выставив окровавленный наконечник ниже уха. Чингисхан пошатнулся, заскрипел зубами, припал к конской гриве. Джелме завизжал от ярости и принялся пускать в Джирхо стрелу за стрелой, но тайджиут не принял боя. Хлестнув черного жеребца плетью, он погнал его прочь. В то же мгновение тучи над горой сгустились, и вновь повалил густой мокрый снег.
Чингисхан помнил, что сам сломал древко стрелы и вытащил ее из раны. Кровь потекла, как кумыс из кувшина — широкой струей, заливая плечо и грудь. В ушах зашумело, перед глазами поплыли темные круги и он, потеряв сознание, повалился под ноги коня, в заснеженную траву.
Очнулся сын Есугея в темноте. Стояла сырая, промозглая ночь. Где-то неподалеку накатывались на низкий берег волны Онона. За черной водой ярко пылали костры, слышались веселые крики, песни. Чингисхан догадался — там встали временным лагерем Джамуха или тайджиуты. От слабости он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Шея онемела, язык во рту распух и казался горячим камнем, всунутым туда в наказание.
- Пить… — прохрипел владыка монголов.
Из мрака возникло бледное, встревоженное лицо Джелме. Он что-то сказал, но Чингисхан не услышал — вновь впал в забытье.
Снова он пришел в себя только под утро. На этот раз ему уда лось приподнять голову и оглядеться. Серый рассвет полз по небу, присыпая ночную тьму пеплом. По Онону плыл туман. Рядом никого не было. «Джелме бросил меня, — подумал Чингисхан. — Мы проиграли битву. Сейчас на запах крови из степи придут волки и завершат то, что не сумел сделать тот тайджиут…».
Плеск воды он услышал, когда первые лучи солнца окрасили небесный пепел рассветной кровью. Джелме, голый, мокрый, с тиной в волосах, упал рядом со своим повелителем на колени и протянул завязанный куском кожи рог.
- Господин, вот кислое молоко. Пей.
Напившись, Чингисхан почувствовал себя лучше.
- Откуда молоко? — спросил он.
- Я переплыл реку и украл этот рог в становище тайджиутов, что на том берегу, — одеваясь, просто ответил Джелме.
- Как ты смел бросить меня?! — тихо, почти шепотом, прорычал Чингисхан. — А если бы тебя схватили?
- Я не зря разделся, господин. Если бы меня поймали, я соврал бы, что мне по душе Джамуха и его слова о свободе. Я сказал бы, что собрался перейти под его туг, но ты, господин, узнал мои замыслы и велел убить меня. Палачи уже стащили с меня последние штаны, но тут мне удалось бежать. Вот так бы я сказал.
- А потом?
- Разве не вернулся бы я к тебе на первой же лошади? — простодушно спросил Джелме.
Чингисхан допил остатки молока и заметил рядом с собой розовую лужицу, в которой плавали кровавые сгустки.
- Это что?
- Повелитель, твоя рана тяжела. Если кровь в ней сгустилась бы в комок, его по жиле могло унести в голову или сердце. Это верная смерть, поэтому я отсасывал комки твоей крови, пока рана не закрылась.
- Прозрело мое внутреннее око, — уставившись в небо, сказал Чингисхан. — Я вечно буду помнить, о Джелме, сын Джарчиудай-евгена, как ты спас меня, сохранил жизнь мою во благо всем монголам.
- Я делал то, что должно, господин.
Родившийся день оказался щедр на неожиданности и удивительные события. Встретив рассвет полумертвым, к полудню Чингисхан уже смог сидеть в седле. Джелме перевязал ему рану чистой тряпицей и она почти не беспокоила владыку монголов. Но мысли путались в его голове и были они чернее ночи. Объехав окрестности, удалось собрать всего полторы сотни всадников. Никто не знал, где остальные, где враг, и что делать дальше.
Когда закат окрасил багрянцем западную часть неба, из степи примчался воин на взмыленном коне. Спешившись, он пошатнулся, но нашел в себе силы поклониться Чингисхану.
- О, владыка, я принес тебе вести от верного твоего слуги Боорчу-нойона!
- Говори, — хриплым голосом потребовал Чингисхан.
- Прошлой ночью Боорчу с тысячей нукеров вошел в становище тайджиутов и говорил с их старейшинами. Тайджиуты не довольны гур-ханом Джамухой. Он забрал у них повозки и теплую одежду. Его джардараны убили тех, кто пытался защитить свое добро.
- Тигр убивает собственных детенышей. Это хорошо! — сказал Чингисхан и расширившиеся глаза его засверкали, словно драгоценные камни.
- То же они сотворили и с найманами, и с меркитами, и с татарами. Вожди этих племен покинули Джамуху и ушли в свои земли. Из тайджиутов с ним остался только Таргитай-Кирилтух со своими нукерами. Остальные тайджиуты готовы встать под твой справедливый белохвостый туг, повелитель. Они ждут тебя на том берегу и…
Не дослушав, Чингисхан хлестнул саврасого жеребца плетью и поскакал к броду через Онон. Джелме и остальные воины устремились следом.
Когда сын Есугея-багатура въехал во временный лагерь бывших подданных своего отца, лицо его не выражало никаких эмоций, хотя на самом деле Чингисхан готов был соскочить с коня и расцеловать каждого из тайджиутов, что стояли возле своих коней, понурив головы.
Боорчу, сияя белозубой улыбкой, подбежал к лошади Чингисхана, взял ее под уздцы.
- Темуджин, посмотри, сколько отважных удальцов готовы идти за тобой!
Только первый нукер, только Боорчу — да еще, пожалуй, мать, Борте и братья — имел право называть повелителя всех монголов прежним именем. Чингисхан с первого дня их знакомства верил этому человеку, как себе, ибо Боорчу пошел к нему на службу не за богатства, не из страха, а по воле сердца. И сейчас первый нукер не подвел, преподнеся своему господину и другу воистину бесценный дар. Курень Есугея-багатура возродился, тайджиуты вернулись под длань Борджигинов.
- Хвала Вечному Синему небу, — произнес Чингисхан и обвел взглядом столпившихся вокруг воинов. — И впрямь удальцы. Один из них, стрелок милостью Тенгри, вчера даже прострелил мне шею. С такими нукерами я завоюю весь мир. Жаль, если этот мерген[6] погиб…
- Я здесь! — раздался вдруг звонкий голос.
Из рядов тайджиутов вышел, ведя за собой вороного коня, высокий худой парень в синем дээле.
- Я зарублю тебя! — взвизгнул Джелме, выхватывая кривой тангутский меч.
Он бросился к стрелку, замахнулся…
- Подожди, — Чингисхан жестом остановил своего нукера. — Убить его мы всегда успеем, ведь Джирхо из рода Бесут не прячется от нашего гнева…
- У нас был честный поединок, — дерзко ответил парень, хотя лицо его побледнело. — Господин, вы стреляли первым, я лишь ответил. Тенгри милостив — моя стрела нашла цель…
- Ну да, с горы-то… — хмыкнул Чингисхан. Боорчу засмеялся, подмигнул парню.
- Тенгри мудр — она не оборвала вашу жизнь, — закончил тот и умолк, глядя прямо в разноцветные глаза Чингисхана.
- Ты не боишься меня, — повелитель всех монголов задумчиво посмотрел в темнеющее небо. — Это хорошо. Это очень хорошо. Ты прям, как… как твоя стрела, что попала в меня. Ты остер на язык, как ее наконечник, что пробил мне шею. Стрела…
Тайджиут побледнел еще больше и упал на одно колено, прижав правую руку к груди. Голову он при этом не склонил, продолжая смотреть Чингисхану в лицо.
