Анна Пань - Страсти Евы
− Я обратил внимание, что ваш брат с нас глаз не спускает, − выводит меня из раздумий грубоватый тембр Гавриила Германовича, он вновь оборачивается ко мне со своей маской неподступного благородства. − Полагаю, одно мое неверное движение − и он пустит пулю мне в голову.
− Э-э… Никита просто отказывается мириться с тем, что я стала взрослой.
Безотчетно ища глазами брата, я притягиваю к себе внимание Бобби, который расплывается в улыбке, способной обогнуть земной шар.
− Уилсон − ваш друг? − внезапно звучит грозный вопрос у меня над ухом и уже каким-то образом с приказом на ответ.
− Уилсон, − эхом повторяю я, боясь, что нас услышат. − Д-да… Это он вам сказал? Подождите… вы знакомы?
Гавриил Германович приветственно салютирует Бобби бокалом, но тот с откровенной неприязнью отворачивается.
− Знакомы.
− Только не в лучших отношениях, как я погляжу, − слетает у меня с языка фривольное замечание.
− Я не обсуждаю подобные темы. Все последующие вопросы будут пресечены на корню.
− Зверь! − выплевываю я, как оскорбление.
Наши взгляды сцепляются: мой − дерзкий с мольбой о пощаде, его − обещающий, что пощады не будет.
В затяжном безмолвии Гавриил Германович складывает руки на груди, на его лицо ложится тень не предвещающей ничего хорошего улыбки.
− Кнут и пряник всегда и во всем, − предельно честно дает понять он через паузу, не оставляя и тени сомнения.
Я залпом приканчиваю остатки шампанского и глубоко втягиваю прохладный воздух.
− Вы слишком много на себя берете. Сомневаюсь, что в вашем диктаторском меню присутствует пряник. Гарантирую, настанет время, когда ваш кнут сыграет против вас.
Глаза Гавриила Германовича затягивает кровавый циклон, грозящий окропить землю кровавым дождем. По спине у меня проходит арктический мороз. В зеркале его души мне чудится рыскающий по ночам монстр в сто крат страшней чудовища из сна − от него веет могильным холодом. Люди часто шепчутся, что так бывает при встрече со Смертью.
Гавриил Германович отводит карающий взгляд и берет у задержавшегося возле нас официанта новый бокал шампанского. Теперь мне мерещится, что у нанятого работника дрожит поднос с бокалами, но в точности я не уверена. От мнимо или не мнимо испуганного официанта меня отвлекает горячий прилив энергетических потоков, нахлынувший на мое тело.
«Что за бесовщина?..» − коченею я от страха и интуитивно озираюсь. Мистическая рыжая луна изливает холодное олово на землю, чертя непроходимые лабиринты между нашими тенями. В душу ко мне закрадывается необъяснимая тревога − происходит мистификация. «Сон разума рождает чудовищ» − слишком хорошо мне известно значение фабулы офорта Гойи, и все-таки в воздухе витает нечто такое, что назойливо навивает разные странности. Чем черт не шутит, вдруг душераздирающий крик ночной птицы в образовавшуюся музыкальную паузу − своеобразная прелюдия перед принесением в жертву?
В пик моего замешательства Гавриил Германович как ни в чем не бывало натягивает приторную улыбку. Мир приобретает праздные краски. Со сцены снова звучит музыка. Все возвращается на круги своя. Никакой мистификации и в помине не было.
− Откройтесь, моя радость, что подвигло вас призвать себя на службу Гиппократу? − интересуется он, словно не замечая моей нервозности. − Из вас вышел бы отличный адвокат Дьявола.
− Моя мама была хирургом, − я с печалью вспоминаю родителей, а ведь они могли бы сейчас вместе со мной разделить наш общий день. − Когда папы с мамой не стало, я для себя решила, что тоже буду помогать людям. − Я тоскливо улыбаюсь и сатирически прибавляю: − Подумаю насчет адвоката Дьявола. Почетная должность. Сообщите, когда будете уходить в отставку.
− Соболезную вашей утрате, − искренне сожалеет он, игнорируя мою последнюю реплику. − Учтите, если вам понадобится какая-либо помощь, вы можете на меня рассчитывать. Я к вашим услугам двадцать четыре часа в сутки.
− Большое спасибо, Гавриил Германович, − примирительно проговариваю я.
Наш шаткий мир нарушает Никита, на его лице сияет улыбка − мой брат доволен приемом.
− Родная, очень рад, что ты познакомилась с доктором Гробовым. Однако придется прервать вашу беседу. Мне нужно с тобой переговорить. Жду в библиотеке.
Никита уходит, и мы с Гавриилом Германовичем снова остаемся тет-а-тет. В его синих глазах перемежается пламя костра с отголосками мертвых ледяных бурь. Удерживая меня в заточении своего мрачного обаяния, он галантно берет мою руку. Чувство благоговения исчезает ровно в тот момент, когда холодные сильные пальцы смыкаются на моей кисти. Я готова дать присягу на Конституции, что слышала, как на запястьях защелкнулись тюремные наручники. Гавриил Германович еще почему-то не сводит с меня странного обжигающего взора − можно подумать, ему приглянулась идея возыметь абсолютную власть над моей душой и телом.
«Что же это получается, я только что подписала договор со Смертью?..»
− Спасибо, что нашли время приехать ко мне на праздник, − чуть слышно выговариваю я, озадаченно смотря на него.
− Радость моя, благодарю, что скрасили мое одиночество.
Откровенность в его словах режет слух, а будоражащее прикосновение мягких губ к внутренней стороне моего запястья рассеивает остатки несуразных мыслей о скрепах со Смертью.
− Рада была доставить вам удовольствие, Гавриил Германович, − смущенно сглатываю я и делаю глубокий успокоительный вдох-выдох.
Мы все еще стоим, глядя глаза в глаза. Со сцены, как нарочно, звучит песня «Вечная любовь». Я замечаю, что мы оба не пропускаем слов и сполна оцениваем их смысл.
Если однажды горячее солнце
Станет холодным, как утренний лед,
Если зима жарким летом вернется
И на песок белый снег упадет,
Если беда, что ничем не измерить,
Рухнет на Землю, косою звеня, −
Я буду знать все равно, что ты веришь.
Я буду знать, что ты любишь меня.
− До скорой встречи, − искушающе протягивает Гавриил Германович, и улыбка украшает его дерзко прорисованные губы.
«Столь греховный рот не оставит равнодушной ни одну женщину», − залюбовавшись, я невольно задерживаю дыхание.
− Госпожа Воронцова! − резким надменным тоном возвращает он нас в прежнюю мизансцену.
− Господин Гробовой! − вторю я дерзостно.
Гавриил Германович улыбается шире и как-то опаснее. У меня иссякает словарный запас, мне остается только ретироваться, что я и делаю − как нашкодивший ребенок выбегаю из зала.
В двухъярусной библиотеке мои прыгающие мысли застывают в воздухе вместе с книжной пылью, потому что за мной в дверь проникают две призрачных фигуры, словно их задувает порывом ветра. С ног до головы их покрывают длинные саваны с глубокими капюшонами: светлый и темный. В костлявых руках они держат витиеватые посохи. Шахматные фигуры кажутся нечеткими бестелесными приведениями. Их водянистые, расплывающиеся саваны колышутся, как будто раздуваемые несуществующим ветром. Следом в библиотеке появляется серебровласый человек, облаченный в переливающуюся голографическими символами серую рясу. При каждом размашистом шаге полы его облачения вздымаются, сродни разгневанной морской пучине, а касающиеся талии волосы не двигаются вовсе. В довершение невероятного образа его голову венчает лавровый венок.
Не имея ни малейшего представления, как реагировать на бал-маскарад, я с нарастающей ипохондрией в глазах выискиваю ответ в лице Никиты, но, к моей полной неожиданности, он абсолютно спокоен.
− Я − Страж Жизни, − неестественным гортанным голосом произносит серебровласый и, словно ценный эликсир бессмертия, протягивает мне откуда-то возникший в его руках кубок. − Дитя, ты должна выпить это до начала инициации.
«Орден существует!» − в мгновение ока меня сковывает страх, за страхом приходит паника, потому что находящееся на дне кубка бурое вещество с резким запахом железа уж точно не томатный сок. Как у будущего врача, у меня не вызывает отвращение вид крови, но принятие крови вовнутрь… в корне меняет дело.
Как бы там ни было, ни для кого не секрет, что в древних культах в процессе священных обрядов практиковался обмен кровью. «Меня посвящают в Орден», − соображаю я и, немного опасаясь за здоровье, подношу кубок к губам, как выясняется, дрожащей рукой. Зажмуриваясь, я выпиваю содержимое. По моему горлу течет теплая вязкая жидкость, и во рту остается солоноватое послевкусие со странным ощущением жжения.
− Процесс инициации начат… − невнятно оседают слова у меня в голове.
С легким головокружением я распахиваю глаза и сразу становлюсь свидетелем необычной движущейся экспозиции. К нам прибывает Виктор Сергеевич с десятью другими мужчинами, равными ему по возрасту. Их головы украшают оправленные зубцами черные короны, каждую из которых отличает крупный драгоценный камень в тон темной рясе и весомого нагрудного медальона. Появление костюмированных господ я выдерживаю со спокойным достоинством, но предпочитаю оставаться безмолвной, потому что величавый вид группы неординарных людей не располагает к диалогам.
