Михаил Белозеров - Эпоха Пятизонья
– Если только передавали энергию по лазерному лучу, – заметил генерал, – то должен быть приемник энергии. Естественно, все версии были отработаны. Но приемника энергии мы так и не обнаружили.
– А может, он носил временной характер? – предположил Ред, тоже уводя разговор в другое русло.
Черт, подумал Костя, точно упекут в Зону! Они уже сговорились!
– Все может быть… – философски согласился генерал и вздохнул: – Вопрос, временная ли Кремлевская Зона или нет, решался на самом верху и так и не был решен. Нет такого опыта ни у экспертов, ни у правительства. С подобной комбинацией условий страна столкнулась впервые.
Костя моментально протрезвел. Эдак меня женят без моего согласия, понял он и набрал в легкие воздуху, чтобы выразить протест, но генерал Берлинский снова включил проектор, и Костя увидел на экране снимок Кремля из космоса, то, чего не было в Интернете: коробки сгоревших танков Т-134, сбитые К-64 и Ми-58 прямо в Тайницком саду, разрушенные мосты со стороны Кремлевской набережной и выгоревший Арсенал, который сгоряча расстреляли свои же. Больше всего танков было на Кремлевской площади. Военные почему-то решили нанести главный удар через Спасские и Никольские ворота.
– Ближайшая к нам – Угловая Арсенальная башня, – сказал генерал. – Но мы думаем, что там и труднее пройти, и что вас там наверняка будут ждать.
Кто меня там будет ждать? – думал Костя. Кто вообще знает, что я иду?
– А почему не видно тел? – спросил он, с жадность разглядывая фотографию.
– Были тела, – казалось, через целую минуту отозвался генерал Берлинский, – а потом пропали. Этот район вообще стал странным. Мы отключили электроэнергию, но по ночам в окнах Большого Кремлевского дворца горит свет и видны тени. Непонятно, кто там ходит. По очертаниям – люди, а так кто его знает? Днем слышен колокольный перезвон, но звонарей не видно. А вообще, Кремлевская Зона, в отличие от других Зон, не просматривается. Мы подозреваем, что нам вывешивают картинку. Но что за ней, мы не знаем. Поэтому и просим тебя: сходи, пожалуйста! Сделай что-нибудь!
Костя совсем пал духом. Не хотел он идти в Зону один. Вот если бы с кем-то… Костя подумал о Бараско и даже с хитрецой посмотрел на него. Ред демонстративно отвернулся в знак того, что он не одобряет позицию друга. На лице у него было написано: «Я не я и хата не моя». Гад! – подумал Костя. Бросил одного!
Генерал поднялся:
– Ну все! На посошок, и пора отдыхать. Сейчас вас отведут в апартаменты. А завтра мы с вами встретимся. Утро вечера мудренее. Но должок за вами…
«Какой?» – хотел спросить Костя, но промолчал.
Они выпили по полной, и Костя обреченно поплелся вслед за Редом. Нет, один я не пойду, ворочал он мыслями. Что я, дурак? С Редом пойду, а один – нет! Потому что я ничего не умею, потому что меня сразу укокошат. А «анцитаур»?! Что это за штука?! А?! Нашли простака! Камень судьбы подсунули! Больше он ни о чем не думал, потому что враз опьянел и переставлял ноги чисто автоматически, стараясь не потерять из поля зрения спину Реда. На автопилоте зашел в номер, увидел широкий велюровый диван, рухнул плашмя на него и провалился в пьяный сон.
Ночью он проснулся от страшной жажды и долго не мог понять, где находится. Шарахался в темноте, пока что-то не опрокинул, и только после этого нащупал дверной косяк, а возле него – выключатель. Зажег свет и сообразил, куда попал. Большая комната, оклеенная темно-синими, почти черными бархатными обоями, с тяжелыми гардинами на окнах, была обставлена мебелью на гнутых ножках. Телевизор во всю стену. Аквариум, как бассейн, в котором плавали сонные рыбки. На стенах – картины маслом в золоченых рамах. Диван, на котором спал Костя, вообще показался ему сплошным антиквариатом. Стеклянный бар, забитый под завязку и подсвеченный изнутри разноцветными огнями. От вида водочных и коньячных бутылок Косте сделалось плохо, во рту появился кислый привкус. Он выполз из комнаты, как водолаз из трюма, и обнаружил справа от прихожей ванную. Припал к крану, и вода в нем показалась ему самой вкусной в мире. Тяжело фыркал, как тюлень, и думал о своей непутевой жизни. Больше никогда, никогда… никогда не буду пить, клялся он, поливая себе голову из душа. Капли воды стекали по груди и казались ему горячими, как кипяток. Захотелось залезть в ванну с холодной водой, но он вовремя передумал, а то бы так и уснул от удовольствия. На обратном пути обнаружил на полу куртку Бараско, постоял над ней, как над покойником, соображая, что к чему. Из соседней комнаты доносился мерный храп Бараско. Костя вытащил из кармана куртки смартфон и пошел к себе.
– Алло… – сказал он хриплым от волнения голосом, понимая, что только в пьяном виде может отчебучить что-то подобное. – Это я… и я… я… я тебя люблю! Не перебивай меня, иначе я забуду…
Она что-то ему залепетала о том, что волнуется, что он ушел так быстро, что бесконечно долго не звонил, но он ее перебил и сказал:
– Слушай… я страшно пьян… Я устал бороться и сейчас усну. Но перед этим хочу тебе сказать следующее. Если ты меня будешь ждать, то я вернусь!
– Откуда? – спросила она. – Где ты?! Что происходит?!
– Не спрашивай. Я сам не знаю. Но я вернусь!
– Хорошо, я буду ждать, – сказала она. – Только ты обязательно вернись.
– Я вернусь! – пообещал он. – Слово даю! – И отрубился.
Глава 3
Ошибки молодости
Его снова разбудил Бараско. На этот раз он держал в руках не пистолет, а бутылку пива, из горлышка которой лезла непокорная коричневая пена.
– Будешь?.. – спрашивал он, покачиваясь, как уличный фонарь. – Будешь или нет?..
В окна струился дневной свет. Часы в деревянной раме на стене показывали десять утра. Пучеглазые вуалехвосты в аквариуме тыкались мордами в стекло. Бараско был в майке, трусах и в одном носке. Правая рука у него уже сносно двигалась, а глаза были пьяные-пьяные, аж стеклянные. Переживает, наверное, умилился Костя, прощая в этот момент Реду все-все его прегрешения, грубость и высокомерие черного сталкера.
– Давай… – Костя сел, расставив для равновесия ноги, и в одни присест влил в себя содержимое бутылки. – Фу-у-у… – выдохнул пивной воздух. – Что же мы так напились с тобой вчера, Елизарыч?
У него возникло чувство, что они снова в Чернобыльской Зоне и все хорошо, как прежде, когда они дружили.
– Как что? – Бараско стоял враскорячку, стараясь сохранить равновесие и одновременно изучая содержимое бара. – А у тебя здесь лучше – выпивки навалом… рюмочки всякие… Проводы были! – хищно улыбнулся он, меняя тон на коварный и подленький.
– Чьи?!
– Твои, – насмешливо ответил Ред, выпрямляясь и рассматривая картины в дорогих багетах.
– Куда?! – Костя посмотрел на него, как на сумасшедшего.
В голове у него мелькали предположения одно страшней другого: в армии он уже служил, на войну не собирался, жениться – тоже, разве что на Лере…
– В Зону. Куда еще? – как о свершившемся факте сообщил Бараско, выбрал бутылку водки покрасивее и свернул ей колпачок. – Ну, давай опохмеляться.
Он нашел в баре две хрустальные рюмки и подул в них.
– Я не хочу… – сказал Костя, с трудом припоминая события вчерашнего вечера.
Неужели я согласился? – никак не мог вспомнить он. Неужели?.. Вроде закусывал. Помню, что звонил Лере. Помню, что плохо было. А больше ничего… Ни-ни… От этой мысли ему стало легче. Значит, не наделал глупостей.
– Да ты не дергайся, – успокоил его Ред. – Звонил генерал, мы свободны до обеда. Что-то в Зоне произошло, он и укатил. Может, он вообще сегодня не явится. Гуляем! – И так плюхнулся в антикварное кресло, что оно жалобно отозвалось протяжным стоном, а сам Ред едва не вывалился из него.
Словно в подтверждение его слов далеко-далеко что-то грохнуло и покатилось эхом через весь город и пригороды. Посуда в баре издала мелодичный звон.
– Нет, – сказал Костя, не обращая внимания. – Не больше одной. Да и закусывать нечем.
– Хорошо, что напомнил. Айн момент! – Бараско, не очень расторопно избегая углов, метнулся к себе и через мгновение появился с банкой черной икры. – Чтобы я так жил! – закричал он. – Сейчас мы ее ложками!
– Ложек нет… – напомнил Костя.
– Это я для рифмы. Значит, пальцами, – сказал Бараско, усаживаясь в кресло и ловко вскрывая банку. – Жаль, хлеба нет.
Водка в красивой фирменной бутылке с портретом какого-то усатого дядьки с булавой в руках оказалась такой дрянной, так воняла ацетоном, что, во-первых, Бараско едва не подавился, тяжело кашлял и страшно раскраснелся, а во-вторых, если бы не Костя, точно зашвырнул бы бутылку в окно. Костя поставил бутылку в бар от греха подальше, выбрал обычную поллитровку «Ржаной» за триста девяносто девять рубликов и принес к столу. Бараско долго и с подозрением ее нюхал, потом выпил, сипло крякнул и сказал, зачерпывая из банки пригоршню икры:
– Вот это по-нашему: запах черного хлеба и спирта и никакой гадости!
