"Фантастика 2023-200". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич

— Кстати, а как у нас нынче идут импрессионисты? — спросил я.

— Плохо идут. Во Франции спад, из США давно никого нет. Если только брат и сестра Стайны, но они берут только Пикассо и Матисса, — отозвалась Мария. Потом, оторвавшись от гравюр, с подозрением поинтересовалась: — У вас, товарищ посол, имеются импрессионисты?

Я замялся. Иметься-то они у меня имеются, тридцать картин, доставшиеся от «должника» Коминтерна, что до сих пор лежат в банковской ячейке, за которую ежемесячно приходится платить по пятьдесят франков, да еще и не забывать продлевать аренду.

— А сколько стоит средний холст?

Вопрос я задал нелепый. Все зависит не только от размеров холста, но и от автора. Но все-таки, некие усредненные цифры должны быть. Мышка-норушка, наморщив лобик, отозвалась:

— Сегодня это примерно… пять или семь тысяч франков.

Хм… Если я все продам хотя бы по пять тысяч, будет навар в пятьдесят. Минус расходы на ячейку. Вон, года не прошло, а стоимость уже выросла. А все тридцать картин никто не купит, а если их сразу выбросить на рынок, то цены упадут. Нет, пусть еще полежат, пока не станут стоить хотя бы по десять тысяч франков за холст.

— Так с чего такой интерес? — настаивала Мария.

— Я просто в раздумьях. Неравнодушен я к импрессионистам и постимпрессионистам, — выкрутился я. А чтобы хозяйка салона не принялась выпытывать, перевел разговор на другое. — А что у нас по русским иконам?

— Все то же, — отмахнулась мышка-норушка. — Икон тащат много, стоимость низкая, интереса нет. Нужно что-то эдакое… чтобы интерес появился.

— Может, рекламная кампания в газетах?

— Не знаю. Просто реклама мало кого заинтересует. Нужно что-то странное. Вроде — похитить Джоконду и на ее место поместить икону Владимирской Божией матери. Мол — православные торжествуют победу над католиками, потому что их образы интереснее, нежели картины великих мастеров. Но и то не факт.

Нет, воровать Джоконду из Лувра я точно не стану. Сложное это дело, хотя, если задаться целью, то можно. Куда я ее потом дену? Продать, если постараться, то можно, а вот пристроить в Русский музей — вряд ли.

— А может помочь выставка икон из коллекции Третьяковской галереи? Что-нибудь — «Мир русской иконы»?

— Выставка? — опять пожала плечиками Мария.— Возможно, что и поможет, а может и нет. Какой-то толчок нужен. А вот какой — никто не знает.

Вот тут я согласен. В мире живописи мода создается стихийно, и очень странно. Те же импрессионисты. Сколько лет были никому не нужны, а тут — бах. Или с работами Модильяни. Только-только художник умер, как стал знаменитым. А что послужило толчком, никто сказать не может. Но бывает и так, что волна спадает и владелец полотна, заплативший за него дикие деньги, остается в недоумении — а чего это я? Но что хорошо, так это то, что коллекционерами становятся явно не те, у кого мало денег, а богатеньких чудаков можно и не жалеть.

Мария Николаевна посмотрела на товарища Гилтонаса, а тот, поняв все без слов, сказал:

— Схожу я кофе попью.

Только за охранником закрылась дверь, Мария сказала:

— Олег Васильевич, возьмите вон тот конвертик. Там двадцать тысяч. То, что вы за мое гражданство отдали. Должно быть двадцать пять, но пять я за доктора высчитала.

— За каких докторов?

— А Миша с Сашей? Их из такси уволили, а еще пришлось гипс накладывать, примочки свинцовые покупать. А вызов доктора — не меньше ста франков. И одежду новую пришлось покупать. Я же их на службу взяла, они сейчас присматривают за рабочими, которые мой новый салон оформляют. Вот, люди нужным делом заняты, а от вас, товарищ Кустов, сплошные убытки.

Спорить я с девушкой не стал. Убытки, они убытки и есть, но вот конвертик прибрал.

— Да, я же вас поздравить забыла. И вот, от меня.

Ложечка… Ну как же без нее?

— Посмотрите — вензель Марии-Антуанет, — горделиво сообщила Мария.

Поклонился, потом убрал ложечку во внутренний карман, постаравшись, чтобы не зазвенела, соприкоснувшись с «сестрой». Ну, от портного подарок попроще, но все равно, приятно. Жаль, что ложечки разномастные.

— А как там поручик Лоботрясов? — спросил я. Надо бы самому было съездить к парню, но все недосуг. Да и после его слов обо мне ехать не очень хотелось. Сотрудники к нему ездят, подарки отвозят.

— Замуж зовет, — сообщила Мария.

— А вы что?

— А что я? Замуж я пока не собираюсь, становиться матерью рановато, но пообещала поручику, что он станет моим первым мужчиной. Владимир Иванович, то есть, Олег Васильевич, а что вы глазенки-то вытаращили?

Глава 12

Пополнение

В посольство (оно же торгпредство) я вернулся около двенадцати, не ожидая никаких встреч или срочных дел. А письма, заявки, предложения — это рутина.

К своему удивлению, комендант нашей миссии Александр Петрович доложил:

— К вам пополнение.

— В смысле? — не понял я. Вообще-то я жду пополнение посольства, ноне раньше, чем через неделю.

— Сами увидите.

Ну, сам так сам.

В вестибюле, прямо на первой ступени лестницы, сидел мужчина лет тридцати пяти, в некогда добротном, но уже загвазданном пальто. Чувствовалось, что этим пальто и укрывались, и многочасовые очереди оно выдержало. Ботинки старые, но еще крепкие. У ног стоял кожаный чемодан и солдатский вещевой мешок.

Опершись спиной о перила, накрыв лицо шляпой, человек дремал. Может, пусть себе спит, а я к себе пойду? Но как только я подошел ближе, мужчина проснулся, сдвинул шляпу и встал. А дальше, что называется — немая сцена.

— Николай Степанович, какими судьбами? — удивленно спросил я. В голове был еще один вопрос — а разве вас до сих пор не расстреляли? Но его я пока оставил при себе. Хотя, если бы расстреляли, я бы про то услышал.

Кажется, Гумилев удивлен не меньше.

— Здравствуйте, — отозвался поэт. Посмотрев на меня с еще большим вниманием, сообщил: — Меня прислали в распоряжение начальника торгового представительства товарища Кустова.

— Значит, вы прибыли правильно, — сказал я и кивнул. — Пойдемте, Николай Степанович.

Проходя по коридору я заглянул в канцелярию. Светланы Николаевны нет, но девчонки на месте:

— Девушки, сообразите по чашечке чая, — попросил я. — А если еще какую-нибудь печенюшку спроворите, то я вас даже и похвалю.

— У! — донесся недоверчивый вздох. — Да быть такого не может, что бы вы нас похвалили.

— Ладно, хвалить не стану, но лишний раз не выругаю, — хмыкнул я. Ишь, какие недоверчивые-то. И что, я и на самом деле редко хвалю подчиненных?

— Исполним Олег Васильевич! — дружно сообщили они. Потом одна из барышень сказала: — Товарищ полпред, а у нас подарок для вашей дочки. От всего нашего коллектива!

И что? Принял еще одну ложечку, поблагодарил, даже чмокнул девчонок (в щечку, по-отечески) и только потом провел в кабинет великого поэта.

— Присаживайтесь Николай Степанович, — радушно предложил я. — Позвольте представиться — Олег Васильевич Кустов, начальник торгового представительства Советской России, а заодно исполняющий обязанности посла во Французской республике. А может наоборот — исполняющий обязанности, а еще и торгпред.

— Понял, не перепутаю, — кивнул Гумилев.

— А теперь скажите — как вы оказались в Париже, да еще и присланы в распоряжение торгпредства? Кто это вас прислал?

— Прислали меня с Лубянки, — охотно сообщил Гумилев. — Отправил мужчина — судя по всему, очень большой начальник. Не Дзержинский, этого я знаю, видел на митингах, моложе. Среднего роста, постарше вас, но помладше меня. Фамилию свою он мне не назвал, а документы — направление, служебный паспорт мне были выписаны в наркомате по иностранным делам. Посмотрите сами.

Я полистал документы. Все честь по чести. И направление, подписанное Караханом, и паспорт, за подписью Чичерина. А начальник, с которым общался Гумилев — это Артур Артузов. Мог бы и телеграмму отбить, предупредить. Или решил, что не нужно?