Глеб Седых - Недомерок
— Ититский бог и все его прихвостни! Ну почему мне так не везет?! — Меч, пролетев каких-то пять метров, вместо того чтобы попасть прямо в горло врага, зацепил наруч на левой руке противника, которой тот защитился от летящего в него песка. Надо было кидать в голову или по ногам, тогда бы точно попал!
Мужик опустил руку, посмотрел на валяющийся у его ног меч и усмехнулся, уже предвкушая победу. Сделав шаг в мою сторону, он снова резко ускорился и атаковал меня. Бой превратился в догонялки, так как я просто не успевал парировать удары и постоянно отскакивал или уходил от атак перекатами. Две попытки подобраться вплотную, чтобы ударить противника в ногу или подмышку, окончились порезанным панцирем и разрубленным наручем на левой руке, которой я прикрылся, отпрыгивая назад. Следовало придумать план, как мне подобраться на расстояние удара при наличии у меня только одного меча, так как попытки вернуть второй клинок блокировались противником с завидным упорством. Спасало только то, что здешняя арена была не квадратной и довольно большой, что не позволяло врагу загнать меня в угол.
Спустя сорок секунд боя на ускорении, растянувшихся для меня минут на пять, я придумал более-менее выполнимый план. Требовалось дать противнику уверенность, что добыча загнана в угол и уже не ускользнет, чтобы он немного расслабился. И тогда я смогу нанести свой удар.
Постепенно уходя от ударов, я позволил прижать себя к стене арены, при этом вовсю демонстрирую признаки усталости. Я даже позволил ему еще раз зацепить себя клинком за левую руку, благодаря чему она была вся в крови из неглубокой, но длинной царапины на бицепсе.
Предвкушая победу, враг улыбнулся и резко атаковал. Удар правым мечом, который должен был рассечь меня от плеча до паха, я встретил жестким блоком, удерживая свой меч двумя руками. Противник, не ослабляя нажима на клинок, чтобы я не смог уйти из-под него, нанес удар левым мечом. Именно этот момент был решающим — напрягаясь изо всех сил, я смог сместить блокированный меч в сторону так, что он перекрыл зону удара второго клинка. И вот когда два клинка столкнулись, я резко отступил в сторону, опуская свой меч так, чтобы он смотрел кончиком в землю под углом градусов в тридцать. Оба клинка противника скользнули вдоль моего меча и ударились в песок, враг под действием инерции сделал шаг вперед и наклонился вслед за своими мечами. В этот момент мне оставалось только сделать один шаг, после которого я с оттягом резанул подмышкой гладиатора. На следующем шаге я уже ударил врага сзади по шее — он покачнулся и сложился, как спущенный воздушный шарик. Еще бы, перелом шейных позвонков не способствует координации движений, а стоять после такого тем более невозможно.
Медленно, смакуя каждый шаг, я вышел на середину арены и бросил меч. Все, я свободен!
Я свободен! Словно птица в небесах.
Я свободен! Я забыл, что значит страх.
Я свободен! С диким ветром наравне.
Я свободен! Наяву, а не во сне.
Раздавшийся голос распорядителя, объявляющего мою победу, был словно бальзам на мою душу.
Ложа градоначальника Борейта
Сидящие в ложе наблюдали за боем, затаив дыхание. И если для Борейта и Лоскера весь бой свелся к перемещению по арене двух размытых фигур и звукам сталкивающихся клинков, то для Данелия и Наилона все было прекрасно видно. Спустя полторы сании после начала боя Лоскер, до этого кусающий губы от осознания того, что Недомерок столкнулся с сильным противником и может проиграть, вскочил и закричал от радости.
— Интересно, чему это вы так радуетесь, уважаемый Лоскер? — ехидно спросил Данелий, когда ланиста успокоился и сел на кресло. — Ведь вы только что потеряли огромную сумму, которую могли бы заработать на продаже этого раба.
— С чего вы это взяли, уважаемый эльсир? — Лоскер явно не был расстроен репликой маннаса. — Я только что выиграл тысячу крайстелов на ставках, сегодня вечером заработаю еще больше, продав своего бойца маэстро Ульрике.
— Ну как же, ведь раб, выигравший императорский турнир, награждается свободой, — проговорил Борейт, удивленно смотря на Лоскера. — А Недомерок только что выиграл этот турнир. Вон, уже распорядитель начал свою речь, а значит, через пару саний прозвучит и указ о выдаче пока еще вашему бойцу грамоты о том, что отныне он вольный человек!
— Вы ошибаетесь, уважаемый эльсир Борейт, — ланиста прислушался к речи распорядителя и улыбнулся. — Сейчас вы в этом убедитесь.
В это время распорядитель как раз подошел к концу своей речи, и ему оставалось произнести всего одну фразу, которая не менялась вот уже на протяжении нескольких сотен лет.
— …и если никто не желает бросить вызов победителю, чтобы биться за звание сильнейшего, то я объявляю… — договорить распорядитель не успел.
Стоявший до этого в стороне Наилон резко вышел из-за портьеры, которой прикрывался все время нахождения в ложе, и спрыгнул с бортика ложи на песок арены.
— Я желаю бросить вызов!
Распорядитель поперхнулся от неожиданности и закашлялся. Из лож раздались крики и ропот зрителей. В это время Лоскер улыбался, спокойно сидя под двумя горящими возмущением взглядами.
— Лоскер, вы знаете, что это подло, выставлять против обычного раба дроу, которые являются одними из сильнейших бойцов в ойкумене?! — Данелий уже не пытался выказать даже видимость уважения, а просто кричал на ланисту.
— Как вы могли использовать моего телохранителя для такой подлости?! — Борейт встал из кресла и навис над Лоскером всем своим немалым весом. — Я не для этого давал вам разрешение! Это же как избиение младенца!
— Ну что вы такое говорите, — ланиста, не переставая улыбаться, наклонился в сторону, пытаясь разглядеть арену, вид на которую загородил живот городского главы. — Я не собираюсь терять такого бойца. Ваш телохранитель просто побьет его немного, может оставит пару порезов, но не убьет. А потом я его продам эльсире Ульрике. И все будут довольны — маэстро получит раба, а я денежки.
Денис
Голос, раздавшийся прямо позади меня, прозвучал как гром среди ясного неба. Я уже предвкушал, как с меня снимут ошейник, и готовился последний раз преклонить колени перед императором, который должен сидеть в своей ложе, как сзади послышался шум спрыгнувшего на арену человека, а потом раздался молодой и довольно мелодичный голос. Вот только слова, которые он произнес, были для меня подобны камню, привязанному к шее утопающего.
Распорядитель, поперхнувшийся своей речью, откашлялся и громко спросил:
