Аластер Рейнольдс - Дождь Забвения
– Паршивый. Кюстин говорит, я вожу как старушки по воскресеньям.
– Это обнадеживает. – Она неохотно уступила управление Флойду и попыталась расслабиться.
Флойд взялся за джойстик, чувствуя, как транспорт слегка вильнул. Что это, обманывает воображение или полет в самом деле стал менее ровным? Будто на большой скорости машина съехала с асфальта на обочину. Очертания инструментов и предметов в отсеке сделались слегка расплывчатыми. Флойд прищурился, но они не стали четче. Под металлической обшивкой что-то дребезжало, точно отвинтившийся болтик бился о жесть. Флойд крепче сжал джойстик, размышляя, сколько еще продержится транспорт.
Глава 30
Ожье проснулась от интенсивной тряски. Корабль бросало, дергало и крутило; казалось, он вот-вот куда-нибудь врежется и разлетится на куски. С трудом разлепив глаза, она считала важнейшие показатели с приборной панели и постаралась вспомнить наставления Маурии. Дела обстояли плохо – намного хуже, чем до сна. Согласно числам – хотя, конечно, Ожье могла и ошибаться с истолкованием пляшущих, хаотично сыплющихся цифр, – схлопывающаяся оконечность тоннеля почти нагнала судно и ускоряла его все сильнее, словно лыжника, попавшего во фронт сжатого воздуха перед лавиной. Несчастного несет вперед, но лавина неизбежно настигнет его и поглотит.
Судно уже было повреждено до крайности. Многие индикаторы и дисплеи погасли или показывали лишь шум. Одни стрелки ушли на край циферблата, другие тряслись точно в лихорадке либо шарахались вправо-влево, как на альтиметре пикирующего бомбардировщика. Дисплей автопилота со стороны Ожье показывал слепые пятна в текущих контурах силовых линий. Она представила, как стены тоннеля сдирают с корпуса датчики и механизмы коррекции курса, как за транспортом волочатся раскаленные, трещащие, плюющиеся искрами силовые кабели. Мигали сигнальные лампы, но зуммеры и сирены странным образом молчали.
– Флойд, – проговорила она, с трудом шевеля пересохшим языком, – сколько я пробыла в отключке?
– Пару часов, – ответил он.
Его рука лежала на джойстике, и он делал едва заметные, но точные движения, поправляя курс.
– Пару? Не похоже…
– Больше? Ну, может быть, шесть. Или двенадцать. Не знаю. Кажется, я потерял счет времени.
Он посмотрел на Ожье. Ее лицо выражало смертельную усталость.
– Малышка, ты как?
– Лучше, – ответила она, трогая рану. – Голова кружится, побаливает… но лучше. Наверное, УЛ справился с воспалением и перекрыл кровотечение.
– Значит ли это, что тебя хватит на все аттракционы в нашем парке?
– Должно хватить.
– Но по прибытии тебе понадобится врач.
– Да. Не беспокойся, когда прилетим, обо мне сразу позаботятся.
Транспорт мощно дернуло, ударило обо что-то, повело боком. Раздался жуткий хруст, будто ломались кости. Флойд скривился, потянул на себя джойстик. Ожье услышала частое стаккато маневровых движков. Интересно, сколько топлива потратил Флойд, стараясь удержаться на курсе?
– Я проспала полсуток? – недоверчиво спросила Верити – до нее не сразу дошел смысл его слов.
– Может, немного больше. Но не переживай за меня. Время тут летит быстро.
– Флойд, ты отлично справился! Честно слово, я поражена.
Он посмотрел на нее с искренним, наивно-беспомощным удивлением, словно никак не ожидал похвалы.
– В самом деле?
– Да. Неплохо для человека, которого, в сущности, нет. Надеюсь, наши усилия потрачены не зря.
– Тебя еще тревожит, что случится с нами на другом конце тоннеля?
– Мы выскочим гораздо раньше предусмотренного – так поезд-экспресс на полном ходу влетает в буфер тупика. Причальные машины не справятся.
– Но ведь на том конце ждет толпа народу! Разве Скелсгард тебе не обещала?
– Да. Но не знаю, как эти люди смогут помочь нам. Если бы предупредить их… Но сейчас по тоннелю не передать сообщение. По крайней мере, в инструкции сказано: когда судно в червоточине, сигналу от него не пройти.
– Так они вообще не узнают о нашем приближении?
– Возможно. У Скелсгард есть аппаратура, позволяющая видеть состояние тоннеля. Но непонятно, можно ли определить, что тоннель схлопывается. Маурия рассказывала об искажениях, которые перемещающееся судно гонит впереди себя. Приборы на том конце способны уловить эти искажения и определить, когда транспорт пройдет через портал. Думаю, это даст несколько минут на подготовку.
Ожье поскребла корочку, образовавшуюся в уголке глаза, – со свойствами скорее геологическими, чем физиологическими, твердую и шершавую, как гранитный пласт.
– Но нам это не поможет, – продолжала Ожье. – У них будет меньше чем обычно времени на реагирование, ведь мы прилетим очень скоро.
– Мы можем хоть что-то сделать?
– Да. Помолиться о том, чтобы тоннель не разрушился быстрее, чем мы движемся. Пока еще есть шанс выбраться живыми. Ускоримся хоть чуть-чуть – и нам крышка.
– Если до этого дойдет, не могла бы ты не предупреждать меня? Моя трусливая душонка предпочла бы не знать.
– Я бы тоже предпочла не знать, – вздохнула Ожье. – Хотя финал будет мгновенным и живописным. Надеюсь, это утешит тебя.
Она снова считала данные. Можно сколько угодно обманывать себя насчет причин и обстоятельств, но факты таковы: судно движется на тридцать процентов быстрее, чем при путешествии в другую сторону. Сейчас навигатор оценивает общее время путешествия всего в двадцать три часа. Из них шестнадцать уже миновало. А судно и не думает замедляться.
– Флойд, хочешь немного отдохнуть? Я могу вести.
– В твоем состоянии? Извини, но я способен не клевать носом еще пару часов.
– Поверь, чтобы довести эту лохань до дому, тебя одного не хватит.
Флойд оценивающе посмотрел на Ожье, кивнул, выпустил джойстик и обмяк, едва откинулся на спинку кресла, – провалился в глубокий сон. Похоже, он просто дал телу разрешение заснуть, продержавшись многие часы ценой перенапряжения воли. Интересно, это работа на траулере дает такую выносливость? Хороших снов – конечно, если усталость не отняла способность видеть сны. Неплохо бы и Верити погрузиться в милосердный беспробудный сон еще до того, как наступит жуткий финал.
– Найди выход! – приказала себе Ожье, как будто это могло помочь.
Следующие четыре часа показались ей самыми длинными в жизни. Верити не без опаски приняла последнюю таблетку УЛ. И первый час ощущала пронзительную, слегка пугающую ясность сознания – словно ведут пальцем по мокрому краю тончайшего бокала и слышно все до последней высочайшей ноты. Рассудок казался хрупкой, ненадежной игрушкой, и Ожье сомневалась в правильности своих решений, хотя они и казались на первый взгляд совершенно, неоспоримо справедливыми. Когда наконец болезненная ясность миновала и Ожье снова потеряла способность концентрироваться дольше чем на пару секунд, наступило облегчение. По крайней мере, она убедилась: без УЛ ее разум и в самом деле не может работать достаточно эффективно. Зато теперь можно учесть умственную вялость, внести поправку на нее в план действий. Хотя радоваться возможности учесть свою глупость – это уж точно признак безумия.
Транспорт двигался в полтора раза быстрее нормы и продолжал ускоряться. Уже можно было прикинуть, с какой скоростью он прибудет на Фобос. Вдвое быстрее, чем нужно, хотя и это недооценка, ведь ускорение растет при усилении пульсации стен вблизи оконечности обрушивающегося тоннеля. Аппаратура в приемной капсуле не сумеет погасить такой импульс. Транспорт проломится через амортизатор, через стеклянный пузырь камеры и расплющится о покрытые пластиком скальные стены полости в паре километров под поверхностью Фобоса. Тамошнему персоналу очень трудно будет уцелеть, не говоря уже про тех, кто прибудет в корабле.
Да, финал ожидается живописный.
Из-за высокой скорости судно уже пострадало: сенсоры переднего обзора частично разрушились от столкновений, и даже в тех секторах, где приборы еще работали, их дальнодействия не хватало и автопилот слишком поздно получал данные об изменениях микроструктуры стен. Складки и возмущения, с которыми на обычной скорости автопилот справился бы, дав нужную команду маневровым движкам, теперь обнаруживались на слишком малом расстоянии. Судно все равно пыталось уклоняться, избегать опасных препятствий, но оттого жгло топливо с пугающей быстротой.
А более всего тяготило Ожье не превышение скорости и необходимость с ним справиться, не перерасход топлива, не прогры в Париже и не пуля в плече.
Рано или поздно придется все объяснить спутнику.
За спиной закрывается тоннель, между Фобосом и Землей-2 больше нет гиперсети. Вернуться домой сыщику невозможно. Даже если Ожье с Флойдом и сумеют пережить следующие несколько часов (она предпочитала не прикидывать, сколько осталось на это шансов), он застрянет за много световых лет от дома. А главное, окажется за триста лет от своего времени, в будущем, считающем его даже не настоящим человеческим существом, но куклой, искусно сделанной живой и дышащей копией человека, умершего в то время, когда у мира еще была надежда сойти с дороги, что вела к гибели. Причем копией человека столь обыкновенного, что он не оставил ни малейшего следа в истории.
