Шимун Врочек - Питер
— А ты? — спросил Иван.
В его калаше патронов тоже не осталось.
— У тебя свои дела, у меня свои. Иди к своей невесте. Иди, я догоню. — Уберфюрер поднял свободную руку, прощаясь. — Счастливо там.
Собака наконец решилась и прыгнула. Убер махнул рукой… Шмяк. Визг.
Уберфюрер, держа гранату, как биту, в два прыжка оказался рядом с упавшей собакой, размахнулся. Н-на! Опустил гранату. Ещё раз поднял. Н-на. Он бил методично, с оттягом. Поднялся, забрызганный кровью. Вздохнул полной грудью.
Наверху дышалось хорошо. Просто замечательно дышалось.
— Человек — вершина эволюции! — крикнул Убер. — Что, сволочи, не знали? От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей… человек проходит как хозяин… — красный скинхед шагал размашисто, свободно. — Необъятной родины своей…
За спиной гулкие шаги и — клекот зараженного воздуха, вырывающегося из зловонных лёгких.
Убер замер. Наклонил голову. Какая всё-таки интересная штука жизнь.
Только ты успеешь решить, что ты и есть вершина пищевой цепочки, как появляются желающие это оспорить.
Уберфюрер повернулся и пошёл на тварь, с окровавленной гранатой на длинной ручке — эркагэшка, противотанковая. Сейчас будет веселье.
— Ты, сука, — сказал он, накручивая себя. — Ты, сука, даже не понял, с кем связался. Ну, давай! Давай, сука! Ты, блин, со скинами связался, понял?!
Серая морда медленно выдохнула. Медленно повернулась.
— Мне тебя даже жаль, — сказал Убер. — Честно.
Глава 20
Кровавая свадьба
Стук катков дрезины. Тарахтение мотора. Через мгновение из тумана выступил серый город.
Питер.
Земля холодной воды.
И холодной земли.
Холодной земли.
Холодной земли.
* * *— Вы продолжаете утверждать, что были на Ленинградской атомной станции?
Слепящий свет бил в заклеенные прозрачной пленкой веки. Иван замотал головой, но уйти от этого света было некуда.
— Да.
— Вы утверждаете, что на поверхности возможна жизнь? — продолжал тот же голос. Свет бил и бил. Иван задёргался. Веревки не пускали. Нет, не веревки. Тоже скотч.
Иван дёрнулся. Мокрые руки скользили. Бесполезно, скотч растянуть нельзя, это не веревка.
Какая прекрасная вещь эта клейкая лента, да?
— Нет.
— Но на ЛАЭС есть люди?
«Но всё-таки он мой сын». Фёдор Бахметьев.
— Да.
Через несколько дней Иван на вопрос: «Вы были на ЛАЭС?» — ответил «Нет», и его выпустили.
Даже выдали документы, одежду и патронов на первое время.
Иван стоял на платформе и не знал, что делать дальше. Вокруг стучали механизмы и ходили люди. Пахло горячим металлом. Техноложка, понял он.
— Ваня? — окликнули его сзади. — Как вы?
Иван повернулся. Перед ним был профессор Водяник — собственной персоной.
* * *Проф отвел его к себе в каморку и накормил.
— Теперь рассказывайте, — велел он.
Иван пожал плечами и рассказал ему всё. Просто факты. Как, кто, когда и за что.
— Время такое, — сказал Проф задумчиво, услышав про смерть Красина. — Мы сами себя делаем. Только в метро аспирант-недоучка может назваться профессором, доктором наук, светилом науки — и ему верят.
— Это вы о чём, профессор? — насторожился Иван. — Что вы имеете в виду?
— …только здесь, в метро, курсант-неудачник, вылетевший с первого курса мореходки за пьянство и неуды, может командовать подводной лодкой, — и хорошо командовать. И погибнуть на посту, как настоящий командир корабля.
Метро — это земля неудачников. Героических неудачников.
Иван помолчал.
— Может, вы и правы, Проф, — сказал он. — Может быть.
Он посмотрел на Водяника. Тот словно постарел за прошедшее со дня их отъезда на ЛАЭС время. В чёрной густой бороде отчётливая седина, над висками белые вихры. Лицо словно осунулось и похудело.
— Вы вернетесь со мной на Василеостровскую? — спросил Иван.
— Э-э… нет, пожалуй. Мне предлагают здесь место, — сказал профессор. Выглядел он виноватым. — Здесь, то есть на Техноложке. Вы понимаете, Ваня… Я… я всегда об этом мечтал…
— Понимаю, — сказал Иван.
— Вечная память… — начал Водяник и замолчал.
Глаза мокрые. В изрядно поседевшей чёрной бороде блестят капли.
— Да, — сказал Иван, протянул руку. — Прощайте, профессор. Может, ещё свидимся.
* * *Мемориальная стена была закрыта табличками с именами умерших и погибших.
На полу под стеной стояли стаканы и кружки с сивухой, накрытые галетами. Горели несколько свечей. Тёплый свет и запах горящего парафина.
— Она выходит замуж, — сказал Зонис.
Они с Иваном стояли по отдельности, на расстоянии, словно незнакомые люди. Здесь, на территории Альянса, ему было не с руки оказаться узнанным.
За прошедшее с их последней встречи время Зонис совсем не изменился. Как был мелким, наглым и болтливым, так и остался. Но внутренняя жесткость в нём была и раньше, — иначе бы он вообще не стал диггером.
Невский гудел вокруг. Иван дёрнул щекой. Этого и следовало ожидать.
— Что ещё мне нужно знать?
Зонис пожал плечами. Всё-таки совершенно семитская у него внешность. Нос, брови, профиль, покажи по отдельности, всё равно поймут, что еврей. Рыжеватые вьющиеся волосы. И снайперский прищур глаз.
— Маяковская осталась под контролем Альянса, а Площадь Восстания, похоже, получит независимость. Буквально на днях. Кажется, даже собираются пригласить обратно на трон Ахмета. Правда, уже конституционным монархом. Тебя это удивляет? Меня нет. Нет и нет, если спросишь меня. Не удивляет.
— Что ещё? — прервал Иван.
— На Василеостровскую провели свет. Постоянный. Без лимита и прочего. Такая фишка. Говорят, это всё благодаря новому коменданту. Не знаю точно.
— А кто он? — спросил Иван. — Новый комендант?
— Твой старый друг Сазонов. Молодец парень, верно?
Иван внимательно посмотрел на Зониса.
— Что-то не слышу искренности в твоем голосе.
— А он мне никогда не нравился, — сказал Зонис. — Не знаю почему. И до сих пор не нравится.
Иван кивком показал на стену.
— А ему?
— А ему уже всё равно, — сказал Зонис и пошёл прочь. Шелест ткани. Когда диггер ушёл, Иван поднял взгляд.
На стене была маленькая белая табличка с надписью «Александр Шакилов». Вечная память, друг.
* * *Иван вышел прогуляться по станции.
— Мультики посмотреть хочешь? — тихо предложил мужичок.
— Что? — Иван сначала не понял.
— Мультики. Есть новая штука — только для особых клиентов. «Фиолетовая пыль», дорогая, но того стоит. Её с Васьки везут. Лучшего прихода ты в жизни не видел, гарантирую.
С Васьки. Иван помертвел, кулаки сжались сами собой. Фиолетовая пыль. Вот оно, значит, как обернулось?
— Откуда, говоришь? — глухо спросил он и шагнул вперёд. Увидел в глазах мужичка страх, размахнулся….
Иван! Да остановись ты!
От торговца дурью его оттаскивали втроем. Потом били. Иван почувствовал, как треснули ребра с правой стороны. Когда его привели в комнату, бросили на койку, он лёг и отвернулся к стене.
Я умер, подумал Иван.
* * *Скинхед взял в руки коробку, повертел, разглядывая надпись на экране.
— Том Вэйтс, — прочитал Убер вслух. — Я и забыл, что такой существует.
— Блюз, — сказал Косолапый. Это был его аудиоплеер.
— Ага, блюз.
Убер с Косолапым переглянулись. С пониманием. Я знал, что они друг другу понравятся, подумал Иван отстранение Жаль, что они так никогда и не встретились… Косолапый взял белую коробочку и нажал кнопку. Заиграла музыка, потом знакомый ужасный голос негромко запел о вечере субботы и тёплом свете придорожной кафешки. И об официантке в белом передничке, ради которой только и стоило остаться в этом чёртовом городишке. Прощай и пора на автобус.
— Жить в Питере и не слушать блюз — это всё равно, что жить в Туле и не есть пряники. Или, скажем… — Косолапый задумался на мгновение. — Жит в Туле и не иметь самовара…
— Угу. Или жить в Иваново и не быть девственницей. Твои сравнения., прямо скажем…
— Вот ещё: жить в Туле и не иметь автомата Калашникова.
— Пряники — попса! — сказал Убер.
— АКэ — говнорок! — Косолапый подумал и щёлкнул пальцами. — Путин президент!
— Банально, — поморщился Убер. — И вообще, он в Питере уже выступал.
— Не пойдём?
— Не пойдём.
— Слушайте, друзья-товарищи, вы задолбали, — сказал Иван. — Дайте поспать.
Побил кулаками подушку и уткнулся в неё лицом. Внезапно его накрыл холодный озноб. Вдруг я сейчас проснусь, а их нет? — подумал Иван, но упрямо продолжал лежать лицом в шершавую душную ткань, пахнущую застарелым потом.
— Что это с ним? — спросил голос Убера.
