Алексей Свиридов - Возвращение с края ночи
Уже после выпускных экзаменов он рассказал об этой своей шалости учительнице русского языка и литературы, думая, что она не замечала нарочитых нестыковок.
— Если бы ты, Сашенька, — ответила тогда старая учительница, — внимательно прочел «Робинзона Крузо», то заметил бы и там массу нелепостей, которые мало кто замечает. Так, например, Робинзон, он же рассказчик, сначала раздевается донага, а потом, добравшись до потерпевшего крушение корабля, набивает сухарями карманы.
Сашка такой неожиданной отповедью был весьма удивлен.
— Когда издатели указали автору, — продолжала учительница, — на все эти нелепости, даже предъявили список всех нестыковок с просьбой исправить их, Дефо отказался что-либо менять в своем повествовании.
— Почему? — удивился Сашка, теребя колокольчик от донки с бантиком из подарочной ленточки на лацкане пиджака.
— Считал, что это придает произведению особый дух, выдает увлеченного и увлекающегося рассказчика, — покачала головой «русичка».
А ведь до этого разговора Сашка был убежден, что она весьма поверхностно знает свой предмет и относится к нему, что называется, спустя рукава.
Школьное воспоминание кольнуло душу какой-то несоразмерной ностальгией. Ну, точно, нервы ни к черту…
Оказавшись в квартире, Воронков бросил взгляд на электронные часы-будильник, которые указывали кроме времени и число. И почувствовал себя если не Робинзоном, то персонажем своих прошлых сочинений. Судя по будильнику, за время его путешествия по иным мирам, занявшего, как казалось, не меньше трех, а то и больше суток, в нашем мире прошло… минус четыре часа.
С часами на его руке это никак не стыковалось. На наручных часах прошло восемьдесят два часа. Бред!
— В гробе я видал такие… — начал было он, но не нашелся с определением что же видал в пресловутом «гробе».
Выходило, что он действительно побывал ПО ЧУЖУЮ СТОРОНУ НОЧИ. И дошел до самого ее края.
— Эк меня, блин, — только и смог он сказать по этому поводу.
И как-то так совпало в голове и школьное воспоминание, и неувязка со временем, что понеслись какие-то нехорошие заморочки.
Существует малоизученный феномен рассеянного сознания. Не то чтобы отклонение психики. А такая вот особенность сознания, когда мозг бессознательно суммирует разнообразные факты, даже не отдавая себе отчета в том, что они складываются подспудно в некую логическую систему. А потом человека посещают видения, призраки или что-то в этом роде, которые выкладывают ему эту готовую систему как готовое решение.
Иногда это объясняют единым информационным полем, к которому человек якобы подключается в момент концентрации, иногда посланиями свыше. В действительности просто мозг концентрирует и компилирует огромную массу нахватанных из разных источников фактов. И послания свыше и поле информационное — нечто иное. Не того порядка явления.
И перед Сашкой вдруг прошла вереница из сонма воспоминаний недавно пережитого. И было странное ощущение итога, понимания и окончательного решения. Будто заглянул в конец задачника, в последнюю главу детектива. И ВСЕ понял. При этом не очень понимая, как и собственно что понял.
Бункер и шинель. Процессия рыцарей, будто призраки скользящих по лесу. Амбалы с «Русо-Балтом» и аборигены в хижинах, похожих на термитники. Все, все, ВСЕ, будто яркие картины кислотного бреда, а не реальности. И только части всего этого складывались воедино. Только части имели значение.
Целое не имело смысла. Но части врастали друг в друга, как пазлы головоломки. Предстояло еще осмыслить эту картину, когда она сложится.
Вспомнился ганфайтер и его таинственное заявление, будто Воронков ему чем-то помог.
Чем?
И еще нарвалы. Им, видишь ли, Сашка тоже удружил.
Может ли это иметь отношение к временному перепаду?
И потом, как-то выпавшее из логической связки обнаружение «Мангуста» в бункере. Ну, положим, тогда Сашке было, мягко говоря, ни до чего. Доползти бы… А все же «Мангуст» сам, без хозяина проделал огромный путь. И в вымерзшем бункере провалялся не день, не два. Труп-то был иссушен, будто век пролежал.
И внезапно Сашка почувствовал, КАКОЕ значение он имел для… Для кого-то, блин горелый.
Он, решая собственные проблемы, связывал или развязывал какие-то узлы, переводил стрелки, решал и создавал какие-то большие проблемы.
Воронков даже присел как-то беспомощно от этого открытия.
Время.
Оно движется по-разному в разных мирах? И то, что в одном мире час — в другом, вполне возможно — неделя. А может, и год.
И как влияет существо с другой протяженностью времени на другой мир?
Нет… Все равно ни фига не понятно.
Хотя и так уже было самоочевидно, что время течет по-разному. Он это уже заметил. Но как-то не обдумывал, не связывал.
И по ходу пришло осознание, что ему еще долго придется прокачивать и анализировать пережитое.
И тут Сашка нарисовал себе образ появления в наших родных «студеных водах» нарвалов с опасной для суетных человечков способностью устанавливать ментальный контроль над существами. На значительной дистанции…
Мир, в котором он оказался сразу после прощания с исполинским нарвалом, наводил на мысль о том, что происходит с теми, кого «морские» берут под крыло… Или как там? Под большой плавник.
Да они, разберись они только в том, для чего людям нужны большие куски железа, плавающие по воде, способны попросту прервать морское сообщение. Неизвестно, конечно, дотянутся ли они до авиации, но стоит им только понять, зачем нужен один-единственный авианосец, и гости смогут диктовать условия.
Им под силу не просто изменить мир…
Жутенькая перспектива объемно предстала перед мысленным взором.
А в чем же им помог Сашка? Что-то следовавшее за ним по пятам блокировало переходы между мирами… Сашка вспомнил, что на это намекали и ганфайтер, и нарвал. Не понять, какое значение это имело для ганфайтера, и какую миссию тот выполнял, но нарвал… Похоже, что Сашка уберег их от встречной экспансии к ним.
Возникло острое желание привести в порядок боекомплект.
— Как бы ты ни хотел, чтобы все кончилось, а ни фига еще не кончилось, — говорил Воронков, расставляя патроны (потому что по-другому они скатывались) на белом, железном боку безвинно убиенного холодильника.
Из «фабричных», тех, что принесла ему рыжая девица, оставались еще четыре. Два в магазине, да еще два отыскались в кармане куртки.
Их он отставил в сторонку. А снаряжать в магазин начал свои. Показалось очень важным то, что удалось добраться до запаса патронов. Нужно было непременно зарядить «Мангуста».
Покончив с этим делом, Воронков пошел в ванную. Заряженную пушку взял с собой.
На дверку ванной повесил новую одежду: чистая футболка, тонкий свитер и брюки — от серого «почти выходного костюма» — единственные теперь чистые порты да джинсовую куртку — последнюю из курток, имевшихся в гардеробе. Псевдокожаная валялась без рукава, кожаную чистить и чистить теперь, а эта, хоть и без подкладки, но на свитер — сойдет. И хоть странно разгуливать в брюках от костюма и джинсовой куртке, но кого это волнует в свете всего происшедшего?
Однако вот ведь, даже в такой ситуации думается о простых вещах — совместимости предметов одежды и прочей ерунде: Как все же традиционно настраивается нашей жизнью мышление человека! Ох и сильно ты, давление «круга общества»!
Он не знал, к чему и зачем готовится. Но чувствовал, что должен быть готов ко всему.
Пока ванна наполнялась, вздымая к небу угрожающие клубы белоснежной пены, Сашка щедрой рукой сыпанул в миску Джоя сухого собачьего корма, припасенного в шкафчике на кухне на случай, когда кашу варить для пса будет недосуг, да налил воды.
Джой жадно захрустел гранулами, похожими на «козьи наки», как сказал один мальчик.
Нужно было покормить и себя любимого.
Пошуровав в разгромленной кухне, Вороненок нашел банку армейской, еще старых запасов, тушенки. Той, что без этикетки, в солидоле, и с секретным номером на крышке, означавшим для понимающего много чего. В такой тушенке нету никаких соевых белков. В ней только мясо, лаврушка, соль да перец черный — как тушенке и положено.
Обернув маслянистую банку туалетной бумагой «для удобства удержания», Сашка открыл ее кортиком, потому что открывалки не нашел, а ножик раскладной был в куртке, брошенной в прихожей. Кортик вспорол толстую жесть с какой-то жадной, радостной легкостью. Налил себе граммов семьдесят водки в стакан, поллитровую кружку воды, обнаружил в разбитой пластиковой хлебнице пару сухарей, расположив это все на табуретке под рукой вместе с пистолетом и кортиком, полез в пену.
— Лафа-а-а-а!
Врут языкастые писаки, что де любовь и война — единственно достойны настоящего мужчины! Нет, ребята. Война — дело грязное, и не только в плане гигиены. Любовь — это, конечно, это ведь как — «что такое рыцарь без любви?» — это уж как повезет. А теплая ванна с солью морской и пеной, банка неразогретой армейской тушенки под водочку да с ржаным сухариком, после голодных трех с лишним суток, пушка верная под рукой — оно тоже неплохо и для настоящего мужчины не только не зазорно, но и в самый раз.
