Михаил Луговой - Игра на понижение
– Нет, комиссар. Похоже, это вы забываетесь! Мало того что вы часами держите меня в наручниках без предъявления обвинений, так еще и выясняется, что вы утаили от человечества обнаружение кутриттера. И ваша ли это личная вина либо в преступном сговоре участвует вся международная администрация, еще только предстоит выяснить!
– Ну-ка замолчите и отвечайте на вопросы! Вы включили лазерный передатчик. Связывались ли вы с бортом парома? Передавали ли туда эту информацию?
– Да, связывалась и передавала, – с вызовом ответила Аня.
– И что вам оттуда ответили?
– Ничего. Связь была односторонней.
Комиссар задумался. Понятно, откуда у этого Петрова оказались сведения о кутриттере. Все данные о нем были переданы странам – участникам Лунного проекта, после того как «Быковский» взял курс на Землю. И если этот Петров советник по установлению контакта, то он просто не мог об этом не знать. Но зачем сообщать это экипажу парома? Если действия Петрова инспирированы русскими спецслужбами, то чего они хотели добиться?
По здравом размышлении достойной целью выглядит только посадка корабля на Байконур вместо Ал-Субайха. Но Петров мог действовать и по собственной инициативе.
– Скажите, госпожа Грекова, а кроме сообщения о кутриттере на борту, Петров ничего не просил вас передать экипажу? Скажем, не просил ли он передать просьбу об изменении места посадки?
– Нет, – с едва заметной задержкой ответила девушка, – не просил.
Комиссар, не слушая ее, впился взглядом в маленький экран у себя на столе. На нем выводилось изображение лица допрашиваемого с видеокамеры, совмещенной с инфракрасным датчиком высокого разрешения. Это позволяло проводить анализ движения мышц лица и кровотока под кожей и делать на их основе заключения о том, говорит ли подвергнутый допросу правду или лжет. Стопроцентной точности система не обеспечивала, но служила существенным подспорьем ведущему допрос.
– Зачем вы лжете, госпожа Грекова? При современном уровне технологии скрыть правду почти невозможно.
– Я знаю, о каких технологиях вы говорите. Они оценивают не правдивость сказанного, а эмоциональное состояние говорившего, – пожала плечами диспетчер, – это даже дети знают. Вы целый день держали меня в полной изоляции, а потом еще и надели наручники, словно боитесь, что я на вас нападу. А на «Быковском» между тем бортпроводница – моя близкая подруга, и позавчера я познакомилась со вторым пилотом парома. И я за них волнуюсь. Можете представить, как это отражается на моем эмоциональном состоянии и показаниях ваших приборов.
– Ах, волнуетесь… – начал было комиссар и внезапно замолчал, пораженный пришедшей в голову мыслью. – Стоп! Так вы же еще ничего не знаете?
– А что я должна знать? – удивилась Аня.
– Лунный паром «Валерий Быковский» семь часов назад потерпел катастрофу. Место его падения до сих пор не обнаружено, сведений о погибших и выживших у нас нет.
Спустя секунду комиссар понял, что попал в точку. Аня побледнела так, что лицо ее цветом сравнялось с цветом стянутых в тугой пучок на затылке светлых волос. Следовало срочно дожимать подозреваемую до конца.
– Теперь вы понимаете, почему нам важно как можно скорее выяснить, какие именно инструкции получил через вас экипаж «Быковского»?
Девушка помотала головой, словно отгоняя наваждение.
– Комиссар, у меня никакой техники нет, но мне кажется, что вы мне врете. Я ведь диспетчер и хорошо себе представляю возможности космической техники и характеристики спутниковых группировок, которые мне приходилось обслуживать. Это вокруг Луны сеть спутников не так густа. На Земле все иначе. Упади паром – и место аварии будет обнаружено через десятки, если не через единицы минут после постановки задачи. А максимум через полчаса все желающие будут иметь снимки этого района с разрешением не больше десятка сантиметров. Даже рухни он в океан… И вы мне говорите, что место аварии не обнаружено уже семь часов? И где, спрашивается, спасатели? Спят?
Комиссар помассировал виски.
Нет, кавалерийским наскоком проблему не решить. Ладно, у него есть еще одно средство.
– Некоторые обстоятельства… помешали своевременно обнаружить место падения. Но паром разбился, это точно.
– Я вам не верю! Нет таких обстоятельств и быть не может!
– Может, госпожа Грекова. Может.
– И что же это?
– Война.
5 мая 2074 года.
Универсальное время: 15 часов 00 минут
(19.00 по местному времени).
Каракумы
Боль в голове стала невыносимой, и Пол Гриффит, выронив рюкзак, со стоном опустился на камни. За ним тянулась длинная полоса взрыхленного грунта – сил поднимать правую ногу больше не было. Несмотря на жару, тело наемника била крупная дрожь, по лицу струились капли пота.
Он пришел в себя, когда пилот и бортпроводница вытаскивали его из корабля наружу, ему хватило самообладания не показать этого, и наградой была ценная информация. Он понял, что паром рухнул, и со слов пилота приблизительно представлял, где именно. А услышав доносившийся с севера грохот, сразу распознал работу артиллерии.
Наемник сделал очевидный вывод, что корпоративная группировка, располагающаяся в пустыне, ведет бой, причем наверняка с мобильными подразделениями русских, поскольку больше здесь вроде бы воевать не с кем. А раз так, то неудивительно, что спасатели не могут прибыть на место аварии. В современной войне, когда первыми подвергаются воздействию средства связи и наблюдения противника, падение парома могло просто пройти незамеченным. Для сторонних наблюдателей, диспетчеров и даже пристального взгляда со спутников громадный космический корабль просто канул в тщательно создаваемый обеими сторонами «туман войны». Не успев порадоваться сохранившейся у себя способности к логическому мышлению, чего было трудно ожидать, учитывая пробитую голову, наемник осознал, что это работа имплантата. Его нельзя было назвать медицинским прибором, но он тратил сейчас ресурсы на поддержание жизненных функций человека-носителя и, кажется, неплохо справлялся с задачей.
Наемник наконец рискнул пошевелиться. Руки и ноги слушались, хотя чувствительность в правой половине тела практически отсутствовала. И тут его взгляд упал на оставленный в углу надувной полусферы рюкзак. Еще не веря своей удаче, Гриффит подобрался к нему и заглянул внутрь. Агент Смит перед полетом передал точное описание груза – двойной биоконтейнер в красно-желтом рюкзаке. Во внешнем пенопластовом контейнере радиомаячок, который позволит отыскать груз на расстоянии до нескольких десятков метров. Имплантат наемника мог уловить эти сигналы, но попытка обратиться к нему привела к вспышке парализующей боли, и от нее пришлось отказаться. Но и без этого Пол Гриффит осознал, что это тот самый рюкзак, а когда увидел внутри прозрачного контейнера цилиндр артефакта, то окончательно уверился, что судьба дает ему еще один шанс.
– Я ухожу, – заплетающимся языком сообщил он лежащей рядом женщине и, подхватив рюкзак, выбрался из надувного полушария палатки наружу.
Постаравшись не маячить без нужды на глазах у пассажиров, он отошел от временного лагеря за бархан и, кое-как сориентировавшись по сторонам света, как мог быстро пошел к юго-востоку.
Расчет его был прост. На севере «Зеленая линия» и, судя по всему, идут бои. На юге и востоке населенная местность. Правда, до нее могут оказаться и сотни километров, но это уже не имело значения. Паром будут искать. Поскольку курс подхода к Байконуру северо-восток, а место падения точно неизвестно, то поисковые партии будут рыскать по пустыне зигзагами, приблизительно перпендикулярно его курсу, причем, скорее всего, с юга на север, чем наоборот. Опять же, если на «Зеленой линии» разразился давно всеми ожидаемый конфликт, то к линии разграничения с юга могут идти подкрепления. Встретит ли он их – вопрос вероятности. Главное, что спасателями, с большой долей вероятности, окажется личный состав корпоративной группировки. Надо будет доложить о себе по корпоративным каналам, но так, чтобы этого не узнали мусульмане-работодатели. Ей-богу, талибам артефакт совершенно ни к чему…
Теперь, спустя два часа, бегство уже не казалось ему удачной идеей. Имплантат сделал все, что мог, но надолго заменить пораженные участки мозга не удалось и ему. Нестерпимо хотелось пить. Солнце, мутным блином пробивающееся сквозь белесые облака, висело совсем низко над горизонтом, но до его захода оставалось не меньше часа. Но Гриффит отчетливо понимал, что этот час он может и не пережить. Разве что сумеет найти воду и укрытие. В укрытии можно перетерпеть ночь, а за ночь может случиться всякое. Но никакого намека на укрытие вокруг не наблюдалось. Кругом были только кое-где поросшие кустиками колючей травы невысокие песчаные холмы. Разве что выкопать нору. Или вернуться обратно по своим следам? Гриффит чувствовал, что не дойдет. Нет, надо двигаться дальше. Ему же так повезло, кто знает, может быть, там, за барханом, скрывается что-нибудь типа оазиса – пара деревьев и пятачок истоптанной овцами грязи вокруг крохотной, с носовой платок лужи? Ему бы сейчас пригодилась и такая. Наемник заставил себя подняться, но тут же со стоном опустился обратно. Правая сторона тела отказала окончательно, но в последней вспышке боли, перед тем как закрыть глаза, он еще успел заметить на вершине одного из барханов, в той стороне, откуда он пришел, человеческую фигуру, а через несколько минут в губы его ткнулось горлышко пластмассовой бутылки, и наемник принялся жадно глотать тепловатую воду.
