Виктор Глумов - Солдаты Омеги (сборник)
Два человека — один невысокий, верткий, второй плечистый с длинными волосами и татуировкой в пол-лица, — притаившись за булыжником, ждали, когда высунется кто-нибудь из обитателей. Выскочила чумазая, загорелая до черноты девчушка лет семи, чихнула и, воровато оглядевшись, принялась кидать камешки в привязанных манисов. Ящеры шипели и высовывали раздвоенные языки.
Подав знак напарнику, длинноволосый мужчина с татуировкой на лице вышел из укрытия и, разведя руки, направился в деревню. Увидев его, девочка завизжала и бросилась в дом. На пороге появился суровый бородач в треуголке, с обрезом в руке.
— Добрый вечер, Гаврила, — проговорил татуированный. — Все еще держишься? Молодец.
— И тебе того же, Маузер! — Гаврила обнял гостя, приложил по спине. — Дай я посмотрю на тебя. Надолго ли?
— На ту сторону нужно. Много нас. Тимми!
Мальчишка в бандане шагнул на дорогу, опустил пистолеты.
— Это и есть «много»? — Гаврила вскинул брови и сразу из сурового смотрителя переправы превратился в хлебосольного хозяина. — Может, чайку?
Татуированный вынул из кармана круглую металлическую штуку, бросил мальчишке:
— Через полчаса веди сюда наших.
Мальчишка кивнул и понесся прочь.
В доме хозяин расстелил на полу побитый молью домотканый ковер, набил трубку табаком. Жена — серая женщина неопределенного возраста — принесла поднос с чашками, источающими аромат цветов и трав, выложила на блюдце куски бурого сахара.
Татуированный не торопился. Он уважал странности Гаврилы и знал, что тот ценит его как информатора. Для владельца переправы нет ничего важнее сплетен. Глубоко затянувшись, Гаврила выпустил дым, передал трубку Маузеру и кивнул на радио:
— С утра молчит. Ночью Рон Балабол сказал: скоро «Радио-Пустошь» переименуют в «Радио-Омега». Представляешь?
Маузер выпустил клуб горького дыма и ответил на незаданный вопрос:
— Колонны движутся к Москве, омеговцы угоняют мужиков на войну, в деревнях, оставшихся без кормильцев, последнее выгребают. Сам видел. Вроде бы у Омеги мир с Южным братством и Владыкой Московским. А еще говорят, что все, кто с генералом встречался, дуреют и некоторое время на себя не похожи.
— Вот же напасть! — Гаврила собрался было сплюнуть, но пожалел ковер и шумно хлебнул из чашки, кинул в рот сахар и с хрустом разжевал. — Чтоб их чума побила! А сам ты зачем к Москве? Бежать оттуда надо.
— Людей веду, предупрежу своих московских друзей, а потом — на восток. Да и самому не очень-то хочется с омеговцами встречаться. — Маузер потянулся к чашке, глотнул чай и вперился в черные узоры на красном ковре.
— Что за люди-то? — полюбопытствовал Гаврила.
— Дезертиры. Спасаются. Мост-то у тебя как?
— Починил. Сендер не пройдет, а вот человек — запросто.
Чай закончился, и Маузер с хозяйской трубкой во рту отправился на улицу. Миновал лачуги, шагнул на мост и задумчиво уставился в пасть Разлома.
Издалека донесся рык мотора, и вскоре во двор, пугая манисов, вкатился омеговский грузовик.
* * *Грузовик с сендерами в кузове накрыли брезентом и оставили на попечение Гаврилы. Артур сомневался в его честности, хотя Маузер сказал: этому человеку можно верить. Что ему, Маузеру? Он, скорее всего, возвращаться не планирует. С каждым днем Артур все больше сомневался, что когда-нибудь увидит Нику и дочь. Не стоило поднимать бунт, ой не стоило!
За грузовик Гаврила предлагал собственный самоход на той стороне переправы. Обмен был неравноценный, но все понимали, что выбора нет.
Погрузив продовольствие и гранаты в вещмешки и взяв автоматы (каждому досталось по два), люди столпились у моста. Будь он через реку или обычный овраг, никто не тру́сил бы, сейчас же мост смотрелся игрушечным, держащимся на честном слове. Маузер ступил на него первым и бодро зашагал по сдвоенным шпалам. Обернулся на середине моста и крикнул:
— Ну? Видите, ничего со мной не стало! Главное, под ноги не смотреть!
Вторым пошел Артур. Пользуясь советом Маузера, он не смотрел вниз, где меж шпал, переплетенных веревкой (на случай, если кто-то оступится), зияла наполненная мглой пропасть. Артур представил, как падает, падает во мрак, туман смыкается, и уже не понять, где верх, где низ, и не ясно, жив ты или стал осознающей себя тенью. Живот свело, Артур схватился за ограждение, сваренное из арматуры. Нагретое солнцем, оно обжигало ладони, но Артур терпел. Нельзя показывать свой страх мужикам.
Причитая, народ потянулся на мост. Артур спрыгнул на землю и оглянулся: последним шел Тимми. Переход давался парню трудно, он двигался бочком, скользя ногами. Посмотрел вперед, вниз, тонко вскрикнул и вцепился в ограждение. Бойцы друг за дружкой преодолели мост, а Тимми все не решался сдвинуться с места.
Ругнувшись, Маузер сбросил автоматы и поспешил на выручку. Артур проводил его взглядом, не в силах понять, что сплотило безусого юнца и битого жизнью человека.
— Чего он так носится с пацаненком этим? — пробурчал Рыжий. — Толку с него — тьфу!
— Язык-то придержи, — посоветовал Курганник. — А то укоротят его!
Маузер взял Тимми за руку и потащил за собой.
Наконец бледный, перепуганный Тимми добрался до земли, рухнул на четвереньки, закрыл голову руками. Маузер положил его автоматы рядом со своими.
— С-сейчас п-пройдет, — пролепетал мальчишка и сел.
Прищуренные серые глаза его сделались круглыми, как монеты, яркие губы сложились бантиком, бандана съехала набок, и Артур заметил, что у парня нет правого уха. И левого, видимо, тоже. Выходит, Тимми — беглый раб, а значит, его мог присвоить любой желающий. Но Маузер относился к нему даже не как к помощнику — по-братски.
Артур осмотрелся и понял, как Гавриле удалось удержать переправу: его деревня делилась на две части. Половина по одну сторону моста, половина — по другую. Если кто вздумает напасть, его будут ждать на этом конце переправы. К тому же Гаврила знал всех предводителей крупных и мелких банд и старался не иметь с ними дела.
Наконец навстречу вышел кудрявый брюнет, сын Гаврилы, с наглой, заплывшей жиром физиономией и глазами-щелочками. Поманил за собой. Тимми достал пистолет — не понравился ему толстяк. Артур свернул за сарай, возле которого гнили два корпуса древних машин. Толстяк стянул тряпку с самохода, и взору предстал облезлый драндулет с круглой фарой (вторая была выбита). Дверцу украшала заплатка из блестящей жести, стекол со стороны водителя не наблюдалось, по бокам окна были забраны полупрозрачными шкурами ползунов.
— Ты хочешь сказать, что вот это — заведется? — прищурившись, прошипел Маузер.
Толстяк прижался спиной к развалюхе, будто старался защитить ее необъятными телесами.
— Батя же сказал: когда вернете нашу машину, заберете свою! Там даже… две канистры топлива!
— Вернем, как же, — проворчал Артур, — она заглохнет, и всё. Не на руках же ее нести!
— Ладно, успокоились! — скомандовал Маузер и, отодвинув толстяка, загородившего дверцу, занял водительское место. Повернул ключ зажигания — мотор забормотал, старенький самоход вздрогнул. — В салон!
Самоход ехал, чихая и кашляя. Сначала Артур боялся, что он развалится на ходу, потом ему надоело нервничать.
Зной стоял невыносимый. Рыжий обильно потел и постоянно хлестал воду.
— Ты, друг, поэкономнее, — предупредил его Курганник. — Возле Разлома воды нету, а делиться я с тобой не буду.
Артур облизал пересохшие губы и уставился в единственное уцелевшее окно, за которым проплывали горные хребты. Порой казалось, что скалы вот-вот оживут, двинутся навстречу и сплющат машину.
Чем дальше от Разлома, тем ниже становились горы, теперь на пути попадались и долины. Из растрескавшейся земли со свистом вырывались струи газа, тут даже колючки не росли. Мертвая, отравленная пустошь. Возможно, радиоактивная — радопорошка, чтобы проверить, нет. Батя рассказывал: кто в радиацию попадал, тот лысел, хирел, кровью харкал, а потом умирал в жутких корчах.
Ни людей, ни зверей на пути не встретилось.
— Сколько до Москвы-то? — поинтересовался кто-то из дезертиров.
— К утру доберемся, если не заглохнем.
Когда стемнело, пришлось все-таки сделать привал: дорога была разбитая, а фара светила тускло. Ездили тут нечасто, и обвалы давно никто не разгребал. Налети самоход на кучу камней — рассыплется.
* * *Маузер растолкал свой отряд, едва рассвело. Мужики поднялись и, толком не проснувшись, поползли разгребать завал, потом погрузились в машину и тронулись по прохладе.
Выехали на равнину, и Артур вдалеке заприметил ферму. Указал на нее и проговорил:
— Если есть люди, значит, есть и вода. Неплохо было бы ее на патроны сменять.
— Я бы с удовольствием помылся, — поддержал его Маузер и почесал спину.
