Кондотьер (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович
— Когда вы уехали из имения?
— Утром, после завтрака, — продолжаю дымить и сбрасывать пепел на пол. Все равно здесь еще грязно, строительный мусор по углам валяется.
— С вами был сопровождающий…
— Дахад, из личной охраны леди Толессо. Она настояла, чтобы я один не отправлялся в поездку.
— Он присутствовал на ужине и завтраке? — дознаватель, кажется, уже сделал выводы, энтузиазм в глазах потух.
— Нет… А когда умер старейшина?
— Через два дня после вашего визита, — нехотя ответил Катберт, и усы его снова запрыгали, щетинясь от новой порции злости. — Целитель не обнаружил следов магического воздействия, ни ядов. Обычная смерть от старости, усугубленная сердечными проблемами. Да еще неприятно совпавшая с вашим появлением.
— Жаль. Очень интересный человек, — я вздохнул и погасил пахитосу пальцами, больше для антуража. Чародей невольно поежился. — Как же теперь леди Толессо будет справляться в одиночку?
— Не переживайте, господин Сирота, — сухо обронил дознаватель. — У нее найдутся покровители повыше статусом.
— Интересно, кто? Додрефы?
— Вы, я вижу, весьма осведомлены о влиятельных людях Скайдры. Наслышан о ваших подвигах. Благодаря господину Боссинэ история его недавних приключений по Рокане и Пламонту обрастает невероятными слухами. Особенно о стычке с грабителями.
— Не хотите узнать подробности? — любезно спросил я.
— Увольте, — почему-то не проявил интереса Катберт. — Этим должен заниматься бейлиф территории, на которой произошло нападение.
— В Валунном Дворе нет бейлифа. Барон Рокмак считает прибрежные земли Пламонта своей вотчиной.
— Пустое, — дознаватель резко встал, не заинтересовавшись данным фактом. — Я расследую дела в Скайдре, не более.
— Я правильно понимаю, меня не будут обвинять в смерти эрла Толессо? — я тоже поднялся следом за Катбертом.
— Не вижу причин, — надев шляпу, дознаватель направился к двери, которую уже распахнул чародей. — Если не появится каких-то новых обстоятельств. Вы на все вопросы ответили честно, ваши слова полностью совпадают с опросами слуг и охраны эрла Толессо.
— Подождите, господин королевский дознаватель, — бросил я в спину выходящему из дома Катберту. Тот застыл на месте и медленно повернулся. — А где официальный допросной лист? Почему он не документировался? Я вынужден просить вас записать все, что здесь было сказано. С вашей личной печатью. Она же у вас есть?
Катберт онемел от моих слов. На щеках его появились красные пятна, усы снова ожили, вздыбившись в разные стороны.
— Невероятная наглость! — прошипел он. — Да как вы смеете подвергать сомнению слово, данное королевским чиновником!
— Почему же наглость? — я подошел к нему чуть ли не вплотную, отчего дознаватель попятился. — Всего лишь разумная предосторожность. Сегодня вы уверяете меня в невиновности, а завтра придете арестовывать, потому что заставите господина Хумла свидетельствовать о моих лживых ответах.
— Такого не может быть! — едва не выплюнул свой яд Катберт. — Вы клевещете на королевское правосудие!
Он испугался. Я по глазам его видел — испугался моих слов, а значит, вероятность их исполнения была нешуточной. Лорд Торстаг сделает все возможное, чтобы отправить меня за решетку или сразу на эшафот. Не верил я человеку, якшавшемуся с пиратами, готового ради богатств чужого рода уничтожить старика и сломать жизнь девушке, оставшейся сиротой.
— Я не клевещу, что вы! — миролюбиво поднимаю руки с открытыми ладонями. — Я лишь хочу обезопасить себя от возможных осложнений. Кстати, предупреждаю, что в этом случае имею право отказаться от любых слов, приписываемых мне.
— Кто вы такой, чтобы учить меня? — скрип зубов услышали, наверное, даже на улице. — Господин Хумл никак не сможет свидетельствовать против вас. Любая попытка изменить показания приведет к серьезным последствиям. Молодой человек испытает жуткие боли, если позволит себе соврать.
— То есть он, подтвердив мои слова, уже не сможет их опровергнуть перед высшими инстанциями? — на всякий случай уточнил я, глянув на секретаря.
Хумл печально кивнул.
— Магия?
— Она, неладная, — подтвердил парень. — Очень сложная инициация, которая заставляет нас, ментантов, быть предельно честными по отношению к подозреваемым. Но, поверьте, господин Сирота, все люди врут. Одни врут из-за страха быть пойманными на мелкой лжи, другие врут, чтобы избежать виселицы. Вы тоже врете, когда вам выгодно, — и поторопился продолжить — но сейчас правдивость ваших показаний не вызывает сомнения.
— Спасибо, успокоили, — проворчал я. — Тем не менее, я хочу, чтобы вы составили протокол в двух экземплярах. Во избежание проблем, в первую очередь, моих.
— Откуда вы взялись на мою голову, господин купец? — проворчал Катберт.
— Не забывайте, я побывал в разных странах, где торговцу обязательно нужно знать законы, хотя бы самые важные. Где-то достаточно ударить по рукам, где-то верят на слово. Но в Дарсии, извините, иные правила. Слово — это пыль, которую легко сдуть. Прошу в обеденный зал, там есть все удобства для написания допросного листа. А я распоряжусь насчет обеда. Вы, наверное, проголодались.
— Спасибо, не нужно, — процедил Катберт. — Хумл, принесите из кареты мой саквояж. И никуда не уходите. Будет нужна ваша подпись.
— А вот это деловой подход, — я кивнул и показал жестом на дверь, ведущую в обеденный зал. Что ж, еще одного врага нажил. Но мне сейчас важнее обезопасить свой тыл, чтобы никто не смог исказить мои слова. То, что дознаватель явно связан с лордом Торстагом, я не сомневался.
В ночной тишине гулко ухнул филин, сидевший на ветке дуба. Он таращился плошками глаз на две кареты, неторопливо подкативших к усыпальнице с массивными колоннами. Из одной вылезли четверо мужчин, закутанных в дорожные плащи. Кучер остался сидеть на месте, но в его руках появился какой-то продолговатый предмет. Филин не знал, что это такое, но по своему опыту знал, что человек любую вещь может превратить в опасное оружие, и поэтому предпочел сорваться с ветки; тяжело взмахнув крыльями, беззвучной тенью спланировал в густую темноту кладбища.
— Птица, — сказал один из мужчин, когда все вдруг замерли, услышав странные звуки.
— Поторопимся, — идущий вперед шагнул в черный проем усыпальницы, и только потом зажег магический фонарь, который висел у него на поясе.
По стенам и саркофагам заплясали уродливо изломанные тени, которые упорно двигались в сторону лестницы, ведущей на нижний уровень. Люди суеверно не старались шуметь, чтобы не нарушать вечный покой хозяев этих мест, хотя от них уже давно остался только прах. Но изредка кто-нибудь наступал на камешек, отвалившийся от кладки, и раздавался хруст, после чего четверка замирала на месте.
Спустившись вниз, они внимательно осмотрелись по сторонам и, наконец, дошли до гробницы, к которой, собственно, и шли.
— Дахад, ты уверен, что никто не следит за нами снаружи? — спросил Руфин, разглядывая крышку из цельного камня, словно приноравливаясь, как бы ее получше столкнуть в сторону.
— Я три ночи прятался в кустах, — буркнул аксумец. — Ждал, когда чертов шпион уберется с кладбища. Счастливчик. Если бы решил остаться еще на ночь, я бы ему глотку перерезал. Упрямый гаденыш оказался, но я еще упрямее.
— Парни, давайте уже откроем крышку, — поторопил всех Руфин. — Фрой, Берти, становитесь рядом с нами. Сначала сдвинем ее в сторону хотя бы наполовину.
Все четверо уперлись в край шершавой крышки, поднатужились и с кряхтением стали толкать ее от себя. Хорошо пригнанные края скрежетнули — и тяжелая плита пошла в сторону по диагонали. Как только гробница оказалась открыта наполовину, Руфин дал знак остановиться, приподнял над головой фонарь и с содроганием посветил внутрь.
— И где вас демоны носят? — хриплый голос из саркофага привел всех в состояние тихой радости. — Я уже давно проснулся… Думаете, легко пялиться в черноту и бесконечно думать, что о тебе могли забыть?