Павел Стретович - Вернуться в осень
Они набрали вокруг побольше палок потолще и сотворили импровизированные факелы. Потом подтянули мешки за плечами, одежду и обувь. Затем взялись за руки, одновременно вздохнули и шагнули во мрак…
— Держись поближе. — Сергей покрепче прижал ее к себе. — Тут можно замерзнуть.
Она ничего не ответила, испуганно всматриваясь в темноту. Они медленно двинулись вперед, бросая по сторонам косые взгляды; Сергей неслышно шевелил губами, отсчитывая про себя шаги. Под ногами чуть поскрипывал твердый сухой песок и мелкие камешки. Справа, из глубины, временами доносились какие-то шорохи и чья-то непонятная возня…
— Чувствуете? — тихо спросила Рада. — Оно приближается…
— Ничего не приближается, — спокойно сказал Сергей. — Это Рох. Тут всегда что-то кажется. Даже наоборот, — он усмехнулся, — ничего страшного. Я ожидал хуже. Почему ты так этого боишься?
— Это место, где совсем нет Неба…
— При чем здесь Небо? — вздохнул Сергей. — Рох тоже находится под небом, и что? Бегает разная пакость…
— Я про другое, вы не понимаете. Я про душу, про то, что надо беречь и хранить в ней…
— При чем тут душа, девочка моя? — устало проговорил он. — Как и Бог? Разве Ему трудно избавить эту землю от Роха?
— Наверное, люди должны понять сами…
— А если они не понимают? — Он нахмурился. — Разве нельзя подсказать?
— Он и подсказывает. — Рада вдруг подняла головку и очень серьезно глянула на него. — Только люди не хотят это видеть. Не хотят анализировать и сопоставлять: когда, в каких случаях — хорошо, мирно и как-то добро в душе…
— Анализировать… Сопоставлять… — мрачно усмехнулся Сергей. — Слова-то какие… Откуда только ты это знаешь, про мир и доброту, а? Вас ведь этому не учили.
— Я старалась это искать…
— Все равно. — Он сердито потряс веткой — огонек судорожно колыхнулся. — Ну не дошли люди до души, до сердца, ну не выросли еще… Неужели нельзя сказать прямо?
— Он уже говорил однажды. — Девочка опять глянула на него с какой-то тревогой. — Очень давно. Все знают это. Но опять-таки — не хотят понимать…
— Чего тут понимать? — с сарказмом усмехнулся он. — Ну тугодумы, пускай так! Сам такими создал. Можно было бы и повторить.
— Никто не поверит…
— Можно повторить так, чтобы все поверили! — Его глаза сверкнули. — Увидели и сказали: «Да, это Бог!»
— Тогда не будет веры, — почему-то тихо сказала маленькая Рада. — Тогда будет твердое знание. А Небу нужна вера…
— Вера, — начал закипать Сергей. — С какой стати вера лучше знания? Чушь собачья.
Он почувствовал поднимающееся глухое раздражение: «Прямо не девочка двенадцати лет, а профессор! Все знает! Еще и спорит с ним! Еще и учит его, мелюзга такая… Еще и сопит что-то там под рукой… Какого шута я вообще с ней спорю? Что это она, опять плачет?»
— Разве вы не видите? — Она смотрела на него снизу влажными глазами. — Разве не чувствуете? Это уже не вы! Оно пытается подчинить вас!
Сергей с силой встряхнул головой — Боже… Елки же ты палки! Что это на меня нашло такое? Откуда такой сарказм и раздражение? Он покрепче прижал Раду к себе:
— Маленькая моя, не слушая меня, ладно? Что-то нашло такое… Тебе не холодно?
— Нет. — Она глубоко и с облегчением вздохнула. — Совсем нет.
«Она совсем-совсем взрослая, — думал Сергей, глядя на нее. — Хоть и выглядит девчушкой. Бедная ты моя, бедная…»
«Елки-палки. А ведь действительно тут явно чего-то не хватает… Спокойствия, душевного равновесия, уверенности в своем, в своей правде, терпения… Да-да, терпения, даже маленького, самого обычного, человеческого терпения. Особенно к кому-то, кто хоть немного, хоть в чем-то с тобой не согласен. И стоит хоть чуть дать волю своим мыслям, которые не очень хорошие, тут же поднимается огромное раздражение и злость… И еще… И еще — почему-то все кажется глупостью. Да-да, настоящей глупостью. Ого, это уже даже интересно… Все, что раньше было основой моих взглядов, основой моей уверенности в правильном, почему-то здесь кажется какой-то глупостью. Хорошо, очень хорошо, маленькая Рада, что ты помогла это заметить…»
— Дяденька. — Рада вдруг судорожно вцепилась в его руку. — Тут кто-то есть.
«Опять дяденька, зеленые моталки, — он опять почувствовал поднимающееся недовольство, — неужели больше нет других слов? Так, тихо, — уже самому себе. — Терпение, друг, терпение. Совсем немного осталось. Елки, только вот где взять это терпение?»
— Где? — Он нахмурился.
— Там. — Она кивнула головой в глубину тьмы. — Оно рядом…
Сергей всмотрелся — действительно в слабом отсвете маленького огонька сгущалась какая-то тень…
— Кто здесь? — Он торопливо поджег еще одну палку, дал девочке и выхватил клинок. — Я спросил. И жду ответа.
И тогда из глубины пришел голос. Спокойный, тихий и даже нежный…
— Какой ответ ты хочешь?
Рада вздрогнула за его спиной — вместе с ним самим. Кажется, этого они оба не ожидали… Сергей сделал глубокий вдох, потом сглотнул и прокашлялся:
— Кто ты? Что тебе надо?
В темноте кто-то чуть слышно рассмеялся:
— По-моему, это вам здесь что-то надо.
Сергей слегка перевел дух — если говорит и смеется, значит, не все так страшно…
— Мы не задержимся, — сказал он и оглянулся — слабый отблеск границы света мерцал в нескольких шагах. — Мы уже почти выходим…
— Не думаю, — сказал голос, — что это будет так просто.
— Не подходи. — Сергей выставил вперед клинок. — Не надо зря рисковать…
— Вряд ли я смогу испугаться твоего меча, Сергей. А Вышнего, к силе которого ты почти смог прибегнуть, здесь нет…
— Кто ты? — Он сощурился в темноту и еще больше вытянул руку с мечом. — Откуда ты меня знаешь?
— А разве ты меня не знаешь?
Из глубоко мрака выступила и невесомо приблизилась фигура — маленькие огоньки высветили темный, ниспадающий свободными складками плащ, темные волосы, черные внимательные глаза… Сергей вздрогнул. Красивое лицо женщины с «иконы», которой тысячи лет, рассматривало его, чуть наклонив голову к плечу, странно улыбаясь и деланно нахмурив пристальные глаза. Асмодей. Вот и встретились… Она подняла руку и кончиком пальца отвела острие в сторону.
— Узнал?
— Узнал…
Он сделал полшага назад. Вот же елочки зеленые… Женщина, которую и трудно назвать женщиной, как и вообще — человеком, обладающая огромной властью и возможностями, распространяющимися не на один мир… Предсказатель, а может, и главная причина — почему он оказался здесь. Существо, переменившее его жизнь, судьбу, и возможно — задолго до этого. Демон, свободно распоряжающийся судьбами, судьбами многих и многих тысяч поколений…
— Тогда что же ты молчишь?
— А что я должен говорить?
Она усмехнулась и встряхнула головой, откидывая за спину густые иссиня-черные волосы совсем по-женски…
— Ты зашел далеко, Сергей, очень далеко. — Пронзительный взгляд черных глаз смерил его с головы до ног. — Я имею в виду не расстояния. Как я и предполагала.
— Что же вы предполагали? — Сергей с опаской смотрел на нее, отодвинув Раду за спину — девочка тревожно притихла, исподлобья поглядывая на слабо освещенный, колышущийся в неровном пламени силуэт.
Он отлично сознавал, что перед ним не морг и не гоблин. Здесь бесполезно стрелять из карабина, махать мечом и выделывать пируэты или пробовать тягаться умом или мудростью. Перед ним та, в чьих руках мудрость великого множества наследий…
— Что ты придешь к этому. — Черные глаза, казалось, проникали в самую голову, голову и душу. — К осознанию себя.
— Я не осознавал себя. — Он несколько раз моргнул, чтобы избавиться от ее ощущения в своей голове, но ничего не получилось. — И не понимаю, о чем это вы…
— Ну не стесняйся, Сергей. — Они были совсем рядом, почти у самого лица, с блестящими черными зрачками и такой же черной радужной оболочкой. — Только полный глупец может не видеть смысла. А я не верю, что ты глупец.
— Я не вижу, — сказал Сергей, нахмурившись, — ему становилось все сложнее с ней разговаривать. — Значит, я глупец.
— Не думаю. — Ее глаза сузились еще больше. — Может, просто ты не хочешь видеть?
Он промолчал. Он знал — с ней бесполезно спорить. Она очень легко опровергнет все его доводы. Ее разум — гораздо сильнее человеческого…
— Ты — особенный, и ты это знаешь. Ты идешь по специальному, прочерченному только для тебя, пути. Ты не такой, как все. Может, хватить бродить в стороне?
— Я действительно не такой, как все, — усмехнулся он, не удержавшись — слишком это выглядело помпезно. — Я хуже. По крайней мере — очень многих. Слишком обидчивый, подозрительный, часто думаю про людей абы что…
— Ты хочешь спорить? — Казалось, она даже удивилась. — Зачем? У тебя все равно нет выбора.
