Николай Полунин - Харон
С первого выстрела прошло шестьдесят секунд. Да тридцать после отдачи приказа — генерал знал, что говорил. Итого полторы минуты.
«Акул» укрыла ночь. В нее, вернувшуюся взамен пламени, поднимался гигантский столб дыма. Лужниковского метромоста более не существовало. В отличие от неощутимых действий над-Мировых сил, он был обрезан по берегам и превращен в груду обломков людьми.
— Антихрист изгнан, — подытожил Семен Фокич, доставая свою трубочку и не закуривая. В кабине микроавтобуса было душно.
— Который из них — Антихрист-то? — отозвался Сергей из глубины салона, загроможденного стендами, экранами, проводами, гудящими и перемигивающимися панелями. Здесь на экранах тоже была видна картинка с места, где был мост и все предыдущее. — Если их двое, значит, один кто-то — ненастоящий? Может, он наоборот — Спаситель? Уж не его ли только что…
— Ты богохульствуешь, это ясно даже мне. Собирайся, Сережа, сейчас все отсюда двинут. Надо бы про Марата узнать, он, говорят, под пулю подвернулся, но не до смерти. Так ведь еще неясно, какая чехарда в городе творится…
— Дьявол! — перебил его восклицанием Сергей. Он лихорадочно щелкал переключателями, пальцы бегали по клавиатуре. Сергей делал примерно то же, что и оператор в большом автобусе, на центральном пункте четверть часа назад.
И с тем же результатом.
— …Смотри сам, Пантелей Григория, — втолковывал Семен Фокич, пробившись к Иванову и отведя в сторону, — если «вторичный след» не читался, пока Гость был здесь, а возникал только с его уходом, так должно быть и теперь. А «следа» нет. И видеозаписи у тебя нет, хоть появиться тоже должна была! Это может означать одно: Гость каким-то об-
разом остался. Я не знаю, перешел в иную форму, смылся пересидеть в астральной сфере, в некросфере, спасся в последний момент, в конце концов. Но он в данный момент пребывает тут! — Семен Фокич стукнул пальцем в борт автобуса. — И если ты хотел от него избавиться таким образом, то ты ничего не добился!
— Тут… — Иванов обхватил затылок, примял седые кольца волос, замер, словно прислушиваясь к себе. — Может быть… У меня по-прежнему — ничего или очень мало. И я по-прежнему чувствую… Но — спасся? Откуда? С моста он со своей девкой
спрыгнул, что за девка, между прочим?! Как мне прикажешь их искать? Распятия тащить? Попов с иконами? Где я теперь их найду?!
— Я знаю, где она может быть, если они спаслись, — раздалось рядом.
Игнат, в разодранном донизу плаще и с царапиной во всю щеку, стоял, задыхаясь, перед ними. Он еле прорвался. Его серый «Форд» был прострелен. В последний момент ему еще и досталось от охраны, а перед тем — от десантников в первом оцеплении.
Он смотрел поверх голов на клубящийся дым.
— Если только она спаслась, я знаю.
— Кой черт!.. — сказал Иванов и тоже посмотрел на дым. Там занимались сполохи огня. За БТР в городе начали стрелять.
Некоторые события 7 ноября 1997 года. (Окончание, время «Ч»)
Невиданные полярные сияния в невиданных широтах — за 65-м градусом к Экватору. Отчетливый ярко-синий цвет сменяется отчетливым ярко-оранжевым.
Полное прекращение муссонов над Южной, Юго-Восточной Азией. В сезоне дождей в странах, расположенных вдоль побережья Бенгальского залива и Южно-Китайского моря, Индонезии неожиданная и повсеместная передышка.
Появление рекордного числа пятен на Солнце, вспышек, выбросов. Магнитные шквалы обрушиваются на планеты и пространство.
Под влиянием ворвавшихся, пробивших плотину в Мир незримых сил исказились самые физические законы Мира.
Испущенный фотон стал пробегать меньший путь за тот же промежуток времени — уменьшилась скорость света — и сдвинулись цвета, краски, спектры. Нарушилось зрение, ориентация, засбоила и отказала оптика.
Электрону для возбуждения потребовалась большая энергия, поток которой вдруг словно стал утекать через невидимые раскрытые шлюзы, — губительно затянулись биологические процессы, сломалась технология, выстроенная на электричестве.
Взаимоотношение «гравитация — масса» изменилось — всколыхнувшись, начали сходить с орбит небесные тела.
Мир рушился целиком, весь, картина его уничтожения оказалась сродни диаграмме развития человечества, если представить ее километровым отрезком. На нем так называемое «цивилизованное» состояние приходится на последние десять метров, а «современное» — вообще на крайние шаги и пяди. Люди входили, познавали и покоряли свой Мир по экспоненте, и вызванные ими силы собирались погубить его так же.
В 21 час 56 минут 19 секунд по Гринвичу 7 ноября один из факторов в точке, нарушающей стабильность, устранен.
Пока этого достаточно для сохранения равновесия в этом Мире.
Время «Ч» не отменено, оно лишь отложено.
Глава 14
И тем не менее Мир устоял. Мир и в процессе своего стремительного распада не очень замечал, что с ним происходит. В океанах приливы сменяли отливы, мертвое не успело стать живым, а живому удалось удержаться, чтобы не сделаться мертвым. Что касается некоторых несообразностей, то они уже исправлены. Хотя бы главные.
Где-то разражались паники и кризисы, кто-то нагнетал страх, а кто-то привычно легко отмахивался: и это было! Возведенное людьми здание где-то дало трещины, а где-то спаслось тем, что, невзирая ни на какие свалившиеся из ниоткуда необъяснимые напасти, продолжало строго жить по своим установленным самим собою и природой законам.
Люди не могли оставить забот согреть себя в холодных широтах и уберечь от жары тропиков, накормить и одеть, обменяться товарами и информацией. Они продолжали любить друг друга и друг друга убивать, связываться, торговать, обманывать, переезжать с места на место. Уходили в плавание корабли и улетали самолеты.
Один из таких состоявшихся несмотря ни на что рейсов занимал мысли молодой женщины за рулем «Вольво», в обычном утреннем потоке машин проезжающей через всю Москву. Высокая арка с синим щитом. «Аэропорт Шереметьево-2». МКАД.
Инка покосилась на раскинувшегося рядом Михаила. Он всю дорогу не приходил в сознание. Позднее осеннее утро баловало чистым небом с низкой растянувшейся пленкой жемчужных облаков. Инка перестроилась, свернула направо, прибавила скорости. Она очень напряженно размышляла. Все еще. У нее вовсе не было уверенности, что интересующий ее рейс именно состоялся и именно несмотря ни на что.
— Останови.
Михаил приподнялся на сиденье, потряс головой, сморщился. Посмотрел в окно.
— Насколько я понимаю, это совсем не Лужники.
Инка послушно прижала «Вольво» к заснеженной бровке. Справа за деревьями белело поле. Впереди мост через Клязьму, неширокую здесь, машины шли туда и сюда. Бескрайнее невесомое небо.
— А развилку дорог ты уже проехала, — сказал Михаил, угадывая Инкино несбывшееся видение. Впрочем, отчего несбывшееся? Вот оно, сбылось.
— Ты можешь меня не бояться, больше двух превращений мне не положено, — продолжал он. Поправился: — Не было положено. Теперь все. Как ты меня вытащила?
— Не помню сама. Я… лезла вниз, кажется. Почти дотянулась, Зверь висел… ты был не очень далеко. Потом все взорвалось. Потом я держала тебя за джинсы, тянула. Не знаю, как вытянула. Когда взбирались обратно на мост, я думала, ты точно сорвешься, но ты как-то смог. Мне даже помог, протянул руку, а то бы я… Машина стояла, всю снегом занесло. Мост целый. Движение. Ты успел только про Лужники сказать, пришлось мне за руль садиться. Дверца вот у нее заклинивает, вы задели, когда дрались. — Инка зачем-то показала на дверь со своей стороны. Край двери был покорежен. На нем пропахал бороздку стальной коготь кого-то из Зверей.
— Успел, значит, сказать.
— Все равно прошло больше чем полчаса. — Инка говорила, не отрываясь от дороги перед собой. — Суди сам, после этого кошмара среди ночи — обычный день, утро, прямо сразу. Машины едут, люди идут. Никаких танков, стрельбы, ужасов. Ведь ты же убил этого? Да? Его больше не будет? Можно снова жить? Мне надо жить дальше, понимаешь? Ведь я же тебя не бросила, я тебя вытащила!
— Для меня время идет отдельно, — сказал он, решаясь пошевелиться вторично, и опять это было очень больно. — Такая уж я выдающаяся личность. Нет, не возражай, теперь на самом деле поздно, потому что и мои полчаса прошли. А куда ты торопилась жить дальше? А, — его взгляд упал на указатель впереди, — так зря свернула перед Новодмитровкой, по главному шоссе удобней.
— Когда мы провожали, то ехали так.
— Подожди, я выйду.
— Нет, — сказала Инка, глядя в ту же точку, — выйду я.
Она встала, чуть прищурясь от мягкого утреннего ветерка, рядом с дверцей. Михаил коротко посмотрел на нее, так и не повернувшую головы, почесал нос. Его удивляло собственное безразличие. К ситуации и к совершенно непредставимой своей участи.
