Владимир Поселягин - Егерь
— Надеюсь, вы себе такой глупости не позволите, как угрожать мне. Мне ведь и вас ничего не стоит достать, уж поверьте.
Дожидаться ответа я не стал, и мотнул головой, указывая на дверь, так что Толик подтолкнул к дверям стоявшего ближе к нему Косыгина и вывел из зала.
— Как видите, угрожать тем людям, что держат вас на прицеле, несколько опрометчиво, но я повозил уйти тем кто возможно займёт пост генсека, так что потеря в принципе не велика, да ещё возможно это даже приведёт к более благополучному исходу.
Тут я врал, откровенно и зло. По плану Брежнев должен был выйти отсюда живым, однако причина, почему я так поступил, была в том, что тот меня узнал, не знаю как, но факт, но меня узнал. То ли по голосу, то ли по глазам, очков-то не было, но тогда когда он отвёл взгляд, в них мелькнуло узнавание, и рисковать я не стал, а когда прозвучала угроза, понял, что тот подписал себе смертный приговор, и у меня просто не было другого выхода… Ну и хрен с ним, мог и жить, сам виноват.
Когда Толик вернулся, то подошёл ко мне, и на ухо прошептал:
— Похоже, готовятся к штурму.
— Какой ещё штурм? — удивился я. — С такими заложниками как у нас, можно луну с неба выторговать.
— Факт, я согласен с Хафизом, штурм будет.
— Вот оно как, — задумчиво протянул я. — Сколько у нас примерно времени?
— Не думаю, что больше часа… Может это Игрок?
— Нет, мы его с гарантией уделали, вон Мбанга остатки доедает. Скорее всего тут кто-то решил проявить личную инициативу и вскочить на этом деле как на трамплине в верха. Да, думаю так и есть. Этого я не учёл.
— Это плохо?
— Ум? — вырываясь из раздумий, посмотрел я на брата. — Что?
— Я говорю, это нам как-то помешает?
— А ты знаешь, даже поможет. План, конечно, летит к чёрту, мы тут до ночи должны были продержаться, однако будет импровизировать. Значит, слушай меня…
Я начал объяснять Толику что задумал, мы отошли в сторону, чтобы нас никто не слышал, при этом не особо обращали внимания на заложников, наёмники тут были, они и следили за ними, потому резкий и стремительный рывок сразу всех, не столько ошеломил, а скорее удивил. С тех мест, где сидели делегаты ближайшие от наёмников, бросились на них падая сбитые пулями, но патроны заканчивались и наёмники не успевали перезаряжаться когда их захлёствовала толпа заложников. Лишь те наемники, что стояли на балконах стреляли не прерывно, мы с Толиком их поддерживали, до нас так никто добежать не успел. Тот стрелок, что остался на потолке, так же садил длинными очередями из автомата. В общем, мы не справлялись, шли те как безумные.
— Я же тебе говорил, нельзя крыс в угол загонять! — крикнул Толик, когда мы вывалились в коридор и закрыли двери.
Мбанга, успевший высочить следом, подпёр их плечом, пока мы перезаряжались. Его автомат остался в зале, и кроме ножа на поясе и четырёх гранат при нём ничего не было. Причём он продолжал жевать, мясо Игрока ему видно понравилось, и в левой руке он держал обгрызенную кисть. В зале продолжали грохотать выстрелы сплетавшиеся в очереди, слышались разрывы гранат и всё это под вой раненых и крики умирающих. Мне даже послышалось 'Ур-ра-а-а', когда заложники пошли в атаку. Хм, а ведь многие из них были фронтовиками, скурвившиеся, правда, но всё же фронтовиками.
— Интересно, чего они так долго ждали, а не смели нас сразу? Любому малоопытному офицер понятно, что шансы были, — спросил братишка, и когда Мбанга с трудом удерживающий дверь отскочил, стал садить длинными очередями по тем, кто пытался к нам прорваться, после чего так же срывая с пояса гранаты и бросая их в зал, как это делали мы с негром.
— Валим, — на ходу перезаряжаясь, скомандовал я, бежавший рядом Мбанга, не успел завернуть за угол и упал сбитый пулями. Кто-то из заложников уже добрался до оружия и применил его.
Бросив гранту за угол, я повёл брата дальше, ведя беседу спокойным тоном, как будто мы прогуливаемся по парку:
— Да причина ожидания проста. Сначала надеялись, что и их имя прозвучит в списке. Потом договаривались, кто рванёт первым, а значит и упадёт сражённый пулями. Наверняка авторитетом давили и на партийную совесть, подталкивая тех, кто сидел с краю, к самопожертвованию. Шёпот-то какой стоял в зале. Ну а когда поняли что всё, то и пошли в атаку.
Бросив за угол очередную пару гранат, мы вбежали в подвал и, осмотревшись Толик сказал:
— Всё, ловушка.
— Не только для нас, — показал я ему на рацию, после чего нажал на тангетку.
Мы ещё чувствовали содрогания здания, которое оседало всё в пыли, хороня под обломками более четырёх тысяч заложников и немногих террористов, но и до нас докатила волна, и своды подвала рухнули.
Через трое суток комиссия по расследованию вынесла вердикт, что здание рухнуло из-за некачественной постройки. Были арестованы главный инженер, и часть строителей. Шесть человек позже было приговорено к высшей мере наказания. Ни в одной газете даже не мелькнуло, что погибли делегаты Съезда не в результате теракта, везде писалось, что это произошло в результате обрушения здания. Был объявлен недельный траур по погибшим в результате несчастного случая. Из обломков были извлечено сто семьдесят шесть раненых и покалеченных, и четыре с половиной тысячи погибших делегатов на 24 Съезде КПСС. Так же было найдено тридцать семь тел террористов, включая их командиров. Их тела, сильно изувеченные обломками, были извлечены из подвала. Как я уже говорил, официально был объявлен траур по погибшим, и начались поиски виновников, которые построили аварийное здание. Их имена и фамилии постоянно мелькали в газетах и советский народ, так и не узнавший правду, клеймил этих людей и с благодарностью встретил известие, что приговоры приведены в исполнение. Так же тихо прошли чистки в партийных рядах, исчезали генералы и другие руководители. Многие слетали со своих мест и на их посты садились ставленники выживших при обрушении здания. Советский Союз незаметно стал вставать на новую колею жизни, но как говорит Каневский — это совсем другая история.
1985 год, ноябрь. Российская Федерация.
Москва, разгар Перестройки. Зал частной хлебопекарни.
Алёна зло смотрела на тройку рейдеров, что хотели отобрать её бизнес, то, что она выпестовала и создавала с нуля около года. Как только производство заработало и начало давать стабильный доход, появились эти трое. Двадцатидвухлетней девушке пришлось тяжело и если бы не помощь матери, в советские времена директора магазина, бизнес создать было бы непросто трудно, а невозможно. После того как страна развалилась благодаря дерьмократам, каждый боролся за своё счастье сам в меру сил и способностей. Прошлогодний расстрел Белого Дома танками, выступление новоявленных лидеров и взвившейся триколор новой страны над Кремлём, всё это видела Алёна своими глазами, но она не отчаялась а пользуясь помощью матери построила эту хлебопекарню, лучшую в их микрорайоне, и снабжающей хлеб даже магазины ближайших районов. Её свежие белочки и ватрушки были известны всему району. То, что бизнес крышуют бандиты ей было известно, но по какой-то счастливой случайности Алёне удавалось избегать вымогательства, или вот такого рейдерства. Эта тройка пришла три дня назад, расфуфыренная дама в песцовой шубе, и накрашенной как проститутка, и два быка-рэкетира. Они сразу заявили, бизнес забирают, если кто вякнет, или побежит жаловаться в милицию, которая как раз кормиться из их кармана, то сожгут заживо всех. Не только Алёну, но и её мать. Говорили так уверенно и привычно, то Алёна поняла, действительно убьют.
