Джо Холдеман - Бесконечная война
В бассейне уже плескалось много народу, в том числе и девять детей. Я знал, что корабль наблюдает за купающимися днем и ночью. На общем этаже жили лишь два человека, умелые пловцы Лючио и Елена Моне. Дверь их квартиры выходила прямо к бассейну. Один из обитателей всегда находился дома и в том случае, если бы корабль объявил тревогу, мог бы в считанные секунды оказаться у бассейна.
Первый и второй этажи представляли собой близкое подобие четвертого: 95 процентов площади занимала ферма, окруженная жилыми кварталами. Правда, здесь было меньше воды, и единственную опасность представлял собой устричный садок, настолько мелкий, что утонуть в нем можно было только лежа. (Я возражал против разведения устриц — им до первого урожая требовалось расти целых шесть месяцев,— но люди, которые могли смотреть на этих моллюсков, не испытывая тошноты, взяли верх.) В отличие от четвертого этажа все квартиры здесь были одноэтажными, так что тут не было даже лестниц, из-за которых можно было беспокоиться.
Область под первым этажом являлась самой опасной частью корабля, но она находилась вне юрисдикции инспектора по технике и его верного помощника, гражданского инженера. Там, невидимо для нас, пылали семь тонн антивещества, сдерживаемые мощным силовым полем. Если бы с полем что-нибудь случилось, то у всех нас оказалась бы в запасе примерно одна наносекунда, чтобы подготовиться к новому образу существования в форме вечно несущихся по вселенной потоков гамма-лучей.
Кэт вызвалась воплотить в жизнь великий проект уничтожения ковра, и я уступил ей лидерство в этом деле, хотя и успел сам настроиться на него.
В течение десяти месяцев я находился в центре всех событий — споров, координации действий, принятия решений,— а теперь оказался всего лишь одним из множества пассажиров. Для утешения у меня имелся определенный ранг, вернее, почетное звание, и эфемерное подобие работы, но больше не было ответственности. Я должен был привыкнуть смотреть на то, как дело делают другие.
Глава 3
Теоретически Мэригей все время находилась при исполнении служебных обязанностей, но фактически она лишь ежедневно несла восьмичасовую вахту в ходовой рубке. Две другие вахты принадлежали Джерроду и Мухаммеду.
Их присутствие в рубке имело скорее психологическое или, может быть, политическое значение, чем вызывалось реальной необходимостью. Корабль всегда знал, где все трое находились, ну а если бы потребовалось принять какое-нибудь безотлагательное решение, то он сделал бы это без консультации с людьми. Тем более что человеческая мысль была слишком медлительной для критических ситуаций. Большинство из нас, пассажиров, об этом отлично знало, и все равно, сознание того, что полет контролируют люди, действовало успокаивающе.
Мэригей нравилось рассматривать пульт управления, сложный лабиринт табло, циферблатов, кнопок, верньеров и тому подобного, которыми была тесно утыкана четырехметровая панель с двухметровыми крыльями по сторонам. Она знала, для чего предназначался каждый прибор, досконально научилась пользоваться средствами управления за время обучения на КМЖС, так же как я выучился водить челнок, но, несомненно, было полезно все время закреплять эти знания в реальных условиях.
(Однажды вечером я спросил ее, сколько звонков и свистков, по ее мнению, находятся на всей восьмиметровой приборной панели. Она закрыла глаза и после почти пяти минут сосредоточенного размышления ответила: «Одна тысяча двести тридцать восемь».)
Она выбрала себе вахту от 04.00 до 12.00, так что мы всегда встречались во время ланча. Обычно мы что-то готовили на скорую руку у себя, предпочитая не спускаться в «зверинец» — так по старой памяти наших солдатских столовых очень скоро стали называть кафетерий. Иногда у нас бывала компания. Прежде, на СП, по вторникам к нам почти всегда на ланч приходили Чарли и Диана, и мы не видели никаких причин отказываться от этого ритуала.
К исходу второй недели я сварил луковый суп с картофелем; в первый, но не в последний раз — в течение нескольких месяцев предстояло потреблять только те овощи, которые Тереза со своей командой смогли вырастить в невесомости. Так что около полугода не следовало надеяться ни на помидоры, ни на салат.
Первым заявился Чарли, и мы сразу же сели за нашу отложенную шахматную партию, но успели сделать по одному ходу, как вместе вошли Мэригей и Диана.
Мэригей взглянула на доску.
— Вам не кажется, что с шахмат нужно время от времени стирать пыль?
— Как ваша практика, доктор? — осведомился я, целуя Диану в щеку.
— Боже мой, лучше бы тебе не знать. Я провела все утро за обследованием прямой кишки одного из твоих любимцев.
— Элой? — Я знал, что у него возникла проблема.
Она погрозила мне пальцем.
— Это тайна. И вообще, в медицинской литературе пациентов именуют по инициалам: «Больной Э».
Элой Макэби был странный человек с неприятным характером, который почти каждый день приставал ко мне с какой-нибудь жалобой или предложением. И поскольку он был кормильцем кур, ему всегда приходилось уделять время. (Рыба и куры были единственными животными, которых мы смогли взять на корабль, с учетом невесомости. Рыбе все равно, есть у нее верх и низ или же нет, а куры слишком тупы для того, чтобы обращать на это внимание.)
— Но на самом деле вы должны об этом знать. Вы оба,— сказала она Мэригей после того, как они уселись за стол.— У нас объявилась небольшая эпидемия.
Я прибавил нагрев под кастрюлькой с супом.
— Вирус?
— Если бы так... С вирусом было бы нетрудно справиться.— Мэригей налила ей кофе.— Благодарю. Это депрессия. За последние три дня ко мне обратилось двадцать с лишним человек.
— Это и впрямь похоже на эпидемию,— заметил Чарли.
— Да, люди перенимают такое настроение друг от друга. И это может быть опасно: возможны и самоубийства.
— Но мы ожидали подобного. И были готовы,— сказала Мэригей.
— Но не так скоро и не в таком массовом масштабе,— Она пожала плечами.— И все же я не взволнована этим. Только озадачена.
Я разлил суп по тарелкам.
— А у заболевших есть что-нибудь общее?
— Естественно, в основном это люди, не имеющие постоянных рабочих мест, не занятые повседневными необходимыми делами.— Она вынула из кармана крохотный компьютер-ноутбук и нажала несколько клавиш.— Мне только что пришло в голову... Среди них нет ни одного ветерана.
— И это тоже не слишком удивительно,— сказал Чарли.— По крайней мере, мы знаем, что значит быть запертыми вместе на несколько лет кряду.
— Да,— ответил я,— но не на десять лет. Скоро ты увидишь и некоторых из нас.
— Хороший суп,— сказала Мэригей,— Не знаю... Мне становится здесь с каждым днем все уютнее, когда я стала привыкать...
— Билл,— добавил я.
— Да. Полеты на кораблях были не самой плохой частью войны. Это все равно что «неделя в добром старом доме», как мы часто говорили. К тому же теперь можно не волноваться по поводу тельциан.
— Один у нас есть,— уточнила Диана.— Но он пока что и впрямь не причиняет никаких хлопот.
— Закрылся у себя.— Я видел его, пожалуй, не больше пяти раз.
— Ему должно быть одиноко,— заметила Мэригей.— Отделенный от своего коллективного сознания...
— Кто знает, что происходит в их головах?
— Шеях,— поправила Диана. Как и полагалось медику, она ознакомилась с анатомией нашего спутника, относившегося к иной расе.
Я тоже имел о ней представление.
— Это просто такое выражение.— Чмокнув губами, я обратился к кораблю.— Поставь еще Моцарта.
Почти сразу же послышались мягкие звуки струн лютни, к которым постепенно присоединились деревянные духовые.
— Он был немец? — осведомилась Диана.
Я кивнул.
— Возможно, из Пруссии.
— В наше время его все еще играли. Хотя это звучит странновато для моего уха.
Я снова обратился к кораблю.
— Какая часть твоей музыки относится к периоду до конца двадцатого столетия?
— По времени звучания приблизительно семь процентов. По наименованиям приблизительно пять процентов.
— Вот так-то! Я могу слушать только одну из каждых двадцати записей.
— Тебе следует все же ознакомиться и с музыкой других эпох,— посоветовал Чарли.— Классицизм и романтизм время от времени возрождаются.
Я кивнул, но, хотя и не стал возражать, остался при своем мнении. У меня уже было немало возможностей послушать музыку, созданную с перерывами в несколько столетий.
— Возможно, нам следует перераспределить обязанности. Дать впавшим в депрессию какие-то существенные занятия.
— Это может помочь. Но не хотелось бы, чтобы это оказалось слишком уж очевидным.
— Наверняка это будет наилучшим выходом,— заметила Мэригей.— Поместить людей с неустойчивой психикой на все ключевые позиции.
