Аластер Рейнольдс - Дождь Забвения
Флойд пожал плечами и позволил джойстику вернуться в среднее положение. Скелсгард, очевидно, пыталась подбодрить, но ее оптимизм выглядел до крайности натужным.
– Кстати, – заметил он, – если можешь говорить с нами сейчас, почему бы тебе не давать советы в рейсе? Ну, знаешь, как в кино диспетчеры разговаривают с самолетом, когда у пилота сердечный приступ, за штурвалом какой-нибудь обалдевший пассажир и надо растолковывать ему, какими рычажками щелкать, чтобы посадить машину.
– Мы потеряем связь, как только транспорт войдет в тоннель, – пояснила Ожье. – Она не восстановится до конца рейса.
– Но я буду ждать вас, – пообещала Маурия. – Хотя разговаривать не смогу, обещаю наблюдать за состоянием тоннеля. Думаю, никому из нас не придется спать в ближайшие тридцать часов.
– Ты о нас не беспокойся, – посоветовала Ожье. – Мы прибудем бодрые и свежие. Жди во всеоружии, когда выскочим из устья. Нужно подготовить другой корабль для немедленного полета назад и робота, чтобы его пилотировать.
– Вроде прозвучало, что тебе срочно нужно к врачу?
– Я не полечу. Флойд не может оставаться с нами, его нужно вернуть в Париж.
– Ну да, я целиком за изоляцию утечки, – кивнула Маурия.
– Я тоже, – поддакнул Флойд. – Но почему-то мне кажется, что утечка – это я сам.
– Скелсгард, послушай меня! – попросила Ожье. – Я выяснила, почему убили Сьюзен. Знаешь, что делали в Германии? Компоненты для резонансной гравитационной антенны.
– Да? Ну-ка, ну-ка, рассказывай!
– Три охлажденных почти до абсолютного нуля шара в разных частях Европы, настроенных так, чтобы вибрировать при прохождении гравитационной волны.
– Ты сказала, шаров три?
– Один в Берлине, другой в Париже, третий в Милане. Думаю, три нужны для того, чтобы отфильтровать шум. Чтобы все шары поймали сигнал, он должен быть сильным.
– Это даст и направление на источник, если точно синхронизировать часы на всех трех локациях.
– Может, так и сделано.
– Ожье, все равно это слишком сложно. Надо подвесить шары в вакууме, подключить чрезвычайно чувствительные акустические усилители, и только тогда можно робко надеяться, что они хоть что-то зарегистрируют.
– Но это все доступно на уровне техники Земли-Два, пусть и с небольшими модификациями. И это намного проще, чем строить лазерный интерферометр или массивный орбитальный детектор. На Земле-Два еще никто не изобрел лазеров и искусственных спутников.
– Резонно. Кстати, ты слышала о Вебере? Он из того же времени, что и нынешняя Земля-Два. Пытался построить гравитационный детектор при комнатной температуре, используя здоровенную алюминиевую чушку. Тот же самый принцип.
– Сработало?
– Нет. Чувствительности не хватило. Но идея оказалась здравой, и через полсотни лет были построены работающие резонансные детекторы на охлажденных металлических болванках.
– А тут успели раньше чем за полсотни лет, – заметила Ожье. – Здесь его построили и, быть может, уже применяют.
– Как думаешь, кто за этим стоит?
– Прогры, кто еще? Наверное, те самые, что прошли сквозь портал во время оккупации Фобоса.
– Но зачем? Гравитационная астрономия прекрасно работает в окрестностях Земли-Один.
– Дело не в астрономии, а в триангуляции.
– Ожье, я не понимаю.
– Подумай сама: сквозь оболочку АБО не проникает электромагнитное излучение, то есть невозможно определить положение Земли-Два в Галактике. С гравитацией же по-другому. Она-то пробирается через оболочку. Нейтрино тоже проходят, но построить направленный детектор нейтрино намного сложнее, чем гравитационный, а уж от посторонних глаз его скрыть почти невозможно.
– Но почему… А, поняла! Нужно сделать эту штуковину, настроить и приступить к поиску известных гравитационных источников. Точнее, ярких парных массивных звезд с коротким периодом обращения, желательно сближающихся по спирали. Ну или в этом роде.
– Да. Нужно поймать их резонансные частоты – а они как отпечатки пальцев, не спутаешь. Потом оценить амплитуду сигнала, по трем шарам вычислить направление, собрать данные воедино, запустить симуляцию и…
– И получить физические координаты АБО! – воскликнула Скелсгард.
– Возможно, их уже получили.
– Но ради чего прикладывать столько усилий?
– Они очень хотят отыскать Землю-Два снаружи.
– Господи! – проговорила Скелсгард. – И что они собираются делать с этой информацией?
– Мысли об этом меня тревожат, и не слегка. Конечно, предполагать можно что угодно, но в одном из своих писем Калискану Сьюзен подчеркнула слова «серебряный дождь».
Несколько секунд Маурия молчала. Затем произнесла:
– Боже всемогущий… Ты уверена?
– Думаю, они попытаются рассеять его над Землей-Два. «Серебряный дождь» – нанооружие, цензор не пропустит его. Остается одна возможность: найти АБО и просверлить дыру в оболочке.
Маурия присвистнула. Она уже не пыталась шутить и зубоскалить.
– И кому, по-твоему, я должна передать эту информацию? Ты говорила, что Сьюзен не знала, кому из наших можно доверять.
– Думаю, она была права. Конечно, я уже рискую, разговаривая с тобой. И теперь рискну еще раз: прошу тебя передать это Калискану безотлагательно.
– Я постараюсь. Но не обещаю. Я уже говорила, что на нашем конце трубы дела далеки от идеальных.
– Но все равно постарайся. А до того не могла бы ты постараться чуть больше и проверить мою доморощенную теорийку? Может, я просто сваляла дурака и эти три шара – просто скульптура.
– Ну, буду думать, скульптура или нет. По крайней мере, отвлекусь от здешних новостей.
– Рада была помочь.
За полчала они причесали, как выразилась Ожье, транспорт и приготовились к старту. Подвеска повернула его на сто восемьдесят градусов, за передними окнами показался стеклянный цилиндр, идущий от сферы к стене зала. За ней стены делались зеркальными, но не тянулись вдаль, а упирались в подобие диафрагмы. Робот выскользнул наружу, шевелясь, как разжиревшая жемчужно-белая личинка. Ожье заверила, что снаружи он позаботится о регулировке систем, управляющих запуском судна, – робот может справляться одновременно с несколькими пультами.
– Скелсгард? – позвала обмякшая в кресле Ожье. – Ты еще на связи?
– Еще да…
Голос оборвался, затем вернулся, звуки посыпались горохом, словно кто-то случайным образом прерывал речь и тасовал обрывки.
– Вам стартовать раньше… Лучше… Условия резко субоптимальные…
– Может, нам переждать? – спросила Ожье.
– Не стоит. Как только минуете горловину, будете в относительной безопасности.
– Отчего ее слова не прибавляют мне уверенности? – осведомился Флойд.
– Да ладно тебе! – отмахнулась Ожье. – Робот, программа запуска готова?
Писклявым голосом машина заверила, что все в порядке, и добавила загадочно:
– Стабильность оптимальна локально.
– Флойд, пристегнулся?
– Я готов.
– Дернет здорово, так что соберись, – посоветовала Ожье и громко произнесла: – Робот, запускай нас, когда сочтешь нужным!
– Запуск через пять секунд! – сообщила машина.
Диафрагма впереди раскрылась. Флойд сощурился, глядя на кипящий, переливающийся свет за ней. По зеркальным стенам плыли странные серповидные блики. За спиной раздались механические звуки: что-то поворачивалось, скручивалось, бухало. Словно гигантские часы готовились отзвонить полдень.
– Три секунды… – объявил робот. – Две… Одна…
Ушибленная спина послала в мозг Флойда волну боли. Казалось, семейка горилл вздумала играть на позвонках, будто на ксилофоне. Он открыл рот, желая объявить о боли хотя бы животным стоном, но обнаружил, что не может издать и звука. Легкие сдулись, словно кузнечные мехи. Голову и шею вдавило в кресло, изо рта потекла выжатая слюна. В глазах потемнело, осталась лишь яркая точка впереди.
Транспорт стартовал.
Двигались они так быстро, что в мгновение ока покинули капсулу, пронеслись по стеклянному коридору и зеркальному тоннелю и помчались к яростно бушующему свету в центре открывшейся диафрагмы.
И тогда затрясло по-настоящему.
Вдавливавшая в кресло сила исчезла, сменилась дурманящей страшноватой легкостью, будто падаешь с большой высоты. Но судно задергалось из стороны в сторону, и каждый рывок сопровождался невыносимым скрежетом раздираемого металла. Флойд подумал, что так вспарывает бок об айсберг океанский лайнер. Представилось, как отрываются куски корпуса и летят в клокочущий, пылающий яркий ад, сквозь который пробирается несчастный транспорт.
Да уж, это точно не тоннель под Парижем. И не под Атлантикой.
– Я опускаю заслонки на окна, – сообщила Ожье. – Вид за окном не слишком вдохновляет. Особенно когда посмотришь часов десять.
Она коснулась здоровой рукой панели над головой, и стальные заслонки, прошуршав, мгновенно скользнули на места. Включились внутренние лампы, залили отсек ровным неярким светом. Положив руку на джойстик, Флойд смотрел на решетку, которая засветилась на дисплее.
