Андрей Горюнов - Контакт первой степени тяжести
– Приехать сюда, чтобы сжечь? – ухмыльнулся Иван Петрович, грея нос в воротнике своей синтетической, на рыбьем пуху, куртке.
– А что такого? Они ему руки жгли, – он и решил сжечь их – как бы в отместку: вы мне руки жжете, а я вас сожгу!
– Правдоподобно… Жизненно, – кивнул Калачев и чихнул.
– Будь здоров!
– Спасибо…Слушай, Владислав Львович, пошли назад к вертолету. Совсем я придубел.
– Ага! Все. Я собрал образцы. А сфотографировать лучше с воздуха: захватим всю картину разом…
Они повернулись, пошли назад к вертолету.
– А интересно – кто ж палаточку разрезал, а? – глядя на вертолет, спросил Власов. – Ее бы тоже следовало прихватить, но что-то и я подзамерз… Людей пришлем за ней потом. А то совсем руки окоченели… Ну, надо ж вот: полосанули изнутри! Опять, блин, изнутри – ну точно, как тогда!
Власов шел к вертолету, стараясь попадать в их же собственные следы – оставленные ими полчаса назад, и снова – как и по дороге туда, от вертолета к кострищу, – Власов вроде бы невзначай вынудил Калачева идти не впереди него, Власова, возглавлявшего шествие, а следуя за ним, за Власовым, идти вторым, причем точно по его следам – след в след. Подобных фокусов у Владислава Львовича была полна копилка, и они выскакивали из него совершенно автоматически, срабатывая бессознательно и надежно, как сокращения прямой кишки у обжористого младенца.
Калачеву оставалось либо идти за ним, глядя себе под ноги и Власову в спину, либо ломиться самостоятельно, рядом, параллельным курсом по целине. Он выбрал второе, исходя более всего из того, что разговаривать, глядя в затылок собеседнику, неудобно, да и не совсем прилично.
Калачев сошел с протоптанной тропы, стараясь идти рядом с Власовым. Пес, как сама солидарность, тут же тоже сошел с тропы и забарахтался рядом с хозяином, проваливаясь по брюхо в пушистый свежий снег. Конечно, завязнув, они стали отставать от Владислава Львовича.
– Палаточку разрезали – их что-то испугало там, внутри! – продолжал строить цепь заключений Власов, не обращая внимания на своих спутников. – Но что их спугнуло? Что?
Калачев ничего не ответил ему.
– Слышишь, Иван Петрович? Вопрос ведь весь в этом: что их испугало? Конкретно?
Калачев опять промолчал.
– Оглох, что ль, ты? Иван Петрович?!
Власов обернулся к Калачеву и так и застыл, разинув рот…
Следы Калачева и следы собаки, шедшей рядом с ним, внезапно обрывались…
Их не было нигде – собаки с Калачевым. Только снег, розовеющий в лучах туманного полярного солнца на сотни, сотни метров…
Власов охнул и выронил в снег пакетики с обгорелыми долларами и осколками хрусталя…
* * *– Ты видел?! Видел?!
– Нет, – ответил летчик, складывая «Вечернюю Воркуту», – Я ничего не видел. – Почувствовав нечто странное в голосе Власова, он глянул на него: – А что случилось-то?
– А то! Давай, быстрее! Заводись! Давай! Давай!! Давай!!!
– Чего – «давай»-то?
– Давай, Бог, ноги!!
* * *Охранник «Пром-бам-трам-банка», сидя на посту, закурил и обернулся в поисках пепельницы.
– О! – сказал он, обнаружив на кресле рядом с собой аккуратный сверток. – Мой комбинезончик! Чего, ребята, этот заходил ко мне, ну, тот?
– Кто– «этот», «тот»?
– Ну, помнишь, тот, хохмач, ну, в байковой рубашке? От одной любовницы – к другой?
– Никто не заходил.
– Спишь ты, дядя, я гляжу. Смотри: в соседнем доме сразу восемь банков обокрали.
– Не надо «ля-ля» в глаза-то – молод еще! Я на посту не сплю. Даже глаз не прикрываю. Вот выпить, закурить на посту – я могу. Молодость вспомнить могу. И газетку почитать – это я тоже могу. Но глазом-то я кошу при этом! Всегда. Мышь не проскочит – во как я глазом кошу! Никто не заходил.
– А комбинезончик выстирал, прогладил – не сам, конечно – баб, заставил, поди.
– А то уж! Вот я, например – бабу могу на посту. Хоть на седьмом десятке, а только дай. На посту-то. А вот заснуть – никогда! Иной раз самому покажется – ну все, заснул, храплю! Нет, вздернусь только – и кошу, кошу как нанятый!
* * *На Птичьем рынке в специально сделанных загонах лаяли предлагаемые на продажу собаки, разные – бульдоги, лайки, доги, шнауцеры, ротвейлеры, овчарки, сенбернары…
Только в загоне № 117 никто не лаял. В загоне № 117 лишь храпели. В загоне № 117 спали бомжи.
Один бомж вдруг вздрогнул, проснулся, ощупал себя.
На нем была отличная штормовка – фирменная, клевая, с меховой отстегивающейся подкладкой.
Бомж явно потрясен был появлением на себе этой роскошной одежды. Он сунул дрожащую руку в нагрудный карман…
– Часы! Так и есть – часы, сука! Вот. Вот… «Тре-ни-хи-ну… Переславль… Партконференция…» Точно! Во, дела! – бомж растолкал лежащего рядом соседа: – Слушай, Бублик, память отшибло мне. Что мы вчера пили? Не помню!
– То же, что и всегда, – ответил Бублик, не открывая глаз.
* * *– А я вам случай расскажу, – вы ахнете! – сообщил таксист Трофимов своим коллегам на стоянке во Внуково.
Коллег было много, – все ждали прилета прямого рейса Брайтон-Бич-Переделкино.
Этот рейс, как всем было известно, неизменно заправлялся керосином в обрез, тютелька в тютельку, и посему, при наличии малейших атмосферных бифуркаций над Атлантикой, будучи не в силах дотянуть до Переделкина, садился во Внуково – по этой вот национально-технической причине.
Такси от Внуково до Переделкино тянуло долларов на триста – с рыла, конечно – так что «экономия» была налицо.
– Ну, что за случай? – поинтересовался один из леваков, чтобы хоть как-то скрасить скуку ожидания.
– Случай интересный. Со мной случился. А случай такой, понимаешь, что я на этой тачке, на своей, уже поболее пяти тыщ отмотал, ни разу не заправляясь, – похвастался таксист Трофимов. – Такой вот случай занимательный.
– Да ладно. Не свисти. Как это – не заправляясь? – коллега выразительно щелкнул себя ногтем по горлу: – Так, что ли?
– Да нет, не так. Я про бензин толкую. Про семьдесят шестой. На этой моей тачке, сколько вот ты ни проедешь – всегда полон бак! Под горловину!
– Ага. Конечно! Грузишь нас, мудаков, до беспамятства… – иронично хмыкнул кто-то.
– А вот давай на спор: с тобой садимся, замеряем уровень и сотню километров едем. И будет полон. Ни капли не уйдет!
– Да ладно врать-то!
– На пару тысяч баксов – спорим? Вот, все – свидетели!
– Давай!
– Ты сначала бак осмотри повнимательней – там хитрость, небось, есть у него.
– На, убедись – все стандарт!
– А снизу?
– И снизу можешь посмотреть. Не возражаю. Мне – что? Ты сам вызвался. Проспоришь, друг. Ну, замеряй! Теперь садись. А вы все – свидетели…Я так же вот вчера у бритых четыре тонны баксов срезал – катал их по кругу, вокруг казино. Весь вечер катал! Умылись!
* * *Гаишный инспектор открыл дверь вертолета и тут же отшатнулся: из вертолета выпал на него увесистый цилиндрический мешок.
– Ох, что это?! Никак, палатка новая? Ты, что ли, купил? – повернулся гаишник к пилоту.
– Я ничего не покупал, – ответил удивленно летчик.
* * *Во дворе, под окнами мастерской заслуженного художника РФ Бориса Федоровича Тренихина, шла, как обычно, неистовая и нескончаемая рубка в домино.
– Эх, остограммиться бы сейчас по чекушечке… – почесал затылок Андрей Иваныч Полтавцев: ему с напарником сегодня явно не везло.
– Согласен, – кивнул напарник. – Но я совсем пустой по этой части.
– Может, к метро мне сходить, ларьки причесать? – предложил участковый.
– Ты их вчера причесал уж – запамятовал?
– Повторенье – мать ученья, – заметил участковый.
– Нет, не годится. Ты им при мне вчера: «До конца месяца теперь – ни под каким видом. Сам не „ам" и другим не дам». Обещал ведь, слово дал.
– Я слову своему хозяин! – кивнул участковый. – Захочу – дам, расхочу – назад возьму.
– Не одобряю, зря так. Ведь и убить, гляди, могут.
– Это правильно. Это верно.
– Ох, что это такое? – удивился вдруг Андрей Иванович, почувствовав, что его нога там, под столом, задела что-то непонятное и оно упало с негромким бульканьем.
Он наклонился, заглядывая под стол.
– Ух, ни фига-то, мужики! Да здесь «Столичная»! Полуторка, с ручкой!
Полуторалитровая бутылка водки в сувенирном исполнении в виде кувшина была извлечена из-под стола и поставлена среди фишек домино.
– Нетронутая!
– Целочка!
– Подкинул кто-то…
– Ага. Подкинут тебе, точно.
– Это кто-то позабыл.
– А вдруг – отравленная?
– Кто? Водка?
– А что – не бывает, думаешь?
– Сейчас проверим…
Взяв бутылку, Полтавцев лихо поболтал ею в воздухе и тут же, понаблюдав секунд десять за процессом всплывания крутящейся воронки пузырьков, авторитетно заключил:
– Отличная водка. Поздравляю!
– Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, – подытожил экспертизу участковый.
