Роман Глушков - Демон ветра
Не думая о расквашенном носе и содранных коленях, возбужденный до дрожи испытатель незамедлительно кинулся проверять состояние «споткнувшегося» детища. К радости испытателя, прочные трубки и крепкий шелк выдержали, оно осталось целым и невредимым. У Мара отлегло от сердца, только потом ноги его подкосились, и он плюхнулся задом на траву. С начала разбега и до сего момента прошло не больше двадцати секунд, однако юноша чувствовал себя вымотанным до предела. Вымотанным и счастливым. Его воздушную акробатику уже нельзя было назвать просто длинным прыжком – это был полет. Пусть короткий и неуклюжий, но все-таки полет…
В тот и несколько последующих вечеров Сото предпринял еще не один десяток попыток обуздать неукротимого Летягу. Прежде всего при помощи непродолжительных, полсотни метров – не более, перелетов требовалось отточить технику приземления, ибо повредить по собственной нерасторопности бесценный аппарат Мара был не вправе. О своей шее, которая также имела шанс оказаться свернутой, он особо не задумывался. И все же, памятуя о первом падении, дальнейшие испытания он проводил одетым в прочный комбинезон, на конечностях его красовались самодельные наколенники и налокотники, а голову венчал легкий пластиковый шлем, какими пользовались те байкеры, кто хоть немного дорожил собственными мозгами. Так что неизбежные падения, происходившие с Сото еще не раз, он пережил без потерь.
Научившись со временем преодолевать по воздуху дистанцию в сотню-другую метров, перестав пугаться внезапных порывов ветра и даже приноровившись использовать его силу себе на пользу, Сото отважился на следующий шаг. Теперь ему предстояло осуществить головокружительный перелет через дорогу, со склона одного холма на склон противоположного. И пусть расстояние между холмами было невелико, высота, какой планировал достигнуть испытатель, являлась по его меркам той поры нешуточной: полтора десятка метров. Едва ощутивший сладостный аромат свободного полета, юноша всей душой стремился опробовать это ощущение на вкус. Апробацию хотелось провести по возможности скорее, но у Сото хватило здравомыслия взять себе такой кусок «сладкого пирога», какой он мог проглотить без затруднений. Постучать его по спине, если он подавится, было некому.
Подгадав направление ветра, Мара бросился со склона вместе с Летягой, приблизительно представляя себе, какие ощущения нахлынут на него в следующие секунды. Действительность превзошла ожидания: букет ощущений получился гораздо богаче. Однако очарования в том букете было столько, сколько и в букете чертополоха – цветы вроде бы красивые, но уродливые листья и огромные шипы, обрамляющие эту красоту, превращали ее в жуть.
…Ужас тошнотой подкатил к горлу, а взгляд невольно устремился вниз – на придорожные валуны. Последнее явилось ошибкой, поскольку голова тут же закружилась, а руки, сжимавшие планку управления, задрожали. Ветер колотил по натянутому шелку, как по барабану, так и норовя сбить Летягу с курса и лишить равновесия. Но уже поднаторевший в низких полетах юноша пересилил страх и стал глядеть строго вперед, подыскивая местечко для посадки. За технику приземления он не переживал – она была отработана на совесть…
Покоренная высота только добавила Сото азарта в его увлечении. В следующих своих перелетах со склона на склон он все чаще корректировал курс параллельно дороге – так, чтобы расстояние между точками взлета и посадки постепенно увеличивалось. Это помогало избавляться от головокружения, а также заставляло подниматься на все большую высоту. Со временем испытатель стал замечать, что его отношение к полетам меняется. Спустя пару месяцев со знаменательного дня «становления на крыло», он уже не стремился поскорее приземлить Летягу, а пытался задерживаться в воздухе до предела, тренируя не просто прямолинейные полеты, но и всевозможные маневры.
Однажды Сото обратил внимание, что, попадая в идущие от нагретой земли восходящие потоки воздуха, Летяга словно обретает второе дыхание, взмывая вверх неожиданно и стремительно. В такие моменты приходилось особо тщательно контролировать крылатого строптивца, на самом деле лишь притворявшегося покорным. Однако умелое пользование теплыми воздушными течениями продлевало время полета почти в два раза, так что Сото просто не мог не воспользоваться этим подарком природы.
Первое по-настоящему серьезное испытание свалилось на Мара, когда он начал приходить к мысли, что его полутора-двухминутные «прогулки по воздуху» – это максимум, на что способен Летяга. Выше привычного для испытателя уровня полетов царили такие ветровые стихии, что знакомиться с ними было равносильно выходу в штормовой океан на утлой лодчонке. Сото опасался, что они в мгновение ока изорвут шелковые крылья на лоскуты, вынудив несчастного юношу уподобиться древнегреческому Икару, о котором давным-давно рассказывал Лоренцо. Поэтому с некоторых пор Сото даже не пытался поднимать высоту полетов, довольствуясь тем, чего достиг. Благо острых ощущений хватало с избытком и в полусотне метрах от земли. Жаль, что поделиться своими впечатлениями он ни с кем не мог, хотя порой этого хотелось просто нестерпимо.
За месяц до случая, после которого в шевелюре Сото появились преждевременные седые волосы, юноше пришлось перейти из вечернего в ночной режим полетов. Поднимаясь над холмами и облетая вокруг пустыря – апогей летного мастерства испытателя, – он отчетливо увидел дозорные вышки родной общины. Из этого следовало, что часовые на вышках могут столь же хорошо наблюдать и Летягу. Выходы имелись простые: спуститься ниже и продолжать тренировки на безопасных высотах либо прекратить их вовсе. Разумеется, что ни о каком из этих вариантов Мара не хотел даже думать, поэтому ему пришлось привыкать к опасной, но от этого еще более захватывающей ипостаси летучей мыши.
Местность окрест пустыря-свалки была изучена Сото досконально – плоские каменистые холмы, покрытые пятачками травы и редким кустарником. Приземляться на них в темноте было небезопасно. Единственным удобным для приземления местом была пролегавшая между холмами дорога. Мара неплохо видел в темноте, но полагаться лишь на это качество в ответственный момент снижения было чересчур рискованно. Разведенные вдоль дороги с интервалом в сто метров три маленьких костерка радикально меняли дело. Правда, при первой же ночной посадке испытатель здорово отшиб ноги – при взгляде на огни в темноте возникала иллюзия, что земля располагается ниже, чем оказалось в действительности. Сото приобретал необходимые навыки через боль, зато в голове они откладывались весьма основательно.
В ту злополучную ночь ветер разыгрался не на шутку, и Сото хотел было отложить запланированную «прогулку по воздуху», но, поразмыслив, решил, что опыта у него уже достаточно, а значит, стоит дерзнуть. Ошибочность подобного суждения стала понятна, как только Летяга оторвался от земли. Оттолкнувшись от склона, испытатель как обычно направил своего крылатого друга на мерцающие вдалеке костры, но тут боковой порыв ветра подхватил аппарат и будто пушинку понес его совершенно в другом направлении. Сила внезапного порыва едва не перевернула Летягу вверх тормашками, а Сото качнуло на подвесном устройстве так, что он практически потерял ориентацию в пространстве. Растерянность продлилась лишь миг, однако, когда юноше удалось выровнять полет, Летягу уже унесло за холм, а сигнальные костры пропали из виду. Не оставалось ничего другого, как отдаться буйству ветра, поскольку сопротивляться воздушному потоку в его родной стихии было бессмысленно.
Взяв себя в руки, Сото сразу же начал плавное снижение, зная, что у земли скорость ветра ослабнет. Летяга как будто тоже оценил всю серьезность ситуации и безропотно повиновался пилоту, устремившись вниз по плавной волнообразной траектории. Все могло закончиться через пару минут, если бы на их пути не вынырнул из мрака поросший лесом пригорок. Скорость Летяги оставалась огромной, а темные, колышущиеся на ветру кроны деревьев надвигались все ближе и ближе…
Отжав планку управления, Сото крутым маневром направил аппарат вверх. Сделал он это весьма своевременно – верхушки крайних деревьев чуть не хлестнули его по лицу. Выполнив крутой вираж и на секунду застыв почти в вертикальном положении, Летяга резко «клюнул» вниз, но испытатель успел развернуть крыло параллельно земле, а сильный ветер поддержал аппарат, не позволив ему опуститься по инерции ниже – аккурат на колючие ветви вековых сосен. Сото судорожно сглотнул, представив, что случилось бы, окажись он на пять-десять килограммов упитаннее.
За лесистым пригорком возвышались еще несколько подобных, а по правую руку заблестели во мраке огни Барселоны. Ветер неумолимо нес угодившего впросак испытателя к побережью. Посадка на воду не входила в планы Сото, хотя в его незавидном положении это было бы самым безопасным выходом. Безопасным, но не наилучшим: юноша выплыл бы на берег без труда, а вот Летяга с его железным каркасом и промокшими крыльями ушел бы на дно в считаные секунды. Сото скорее готов был утонуть вместе с ним, чем потом тяжко горевать об утрате своего крылатого товарища, с любовью собранного молодым искателем до последнего винтика.
