Михаил Кликин - Один
– Почему ты нас боишься? – спросила она.
– Что за глупости? Ничего я не боюсь! Просто мне была нужна эта веревка. – Я вдруг разозлился. – А вы мне тут что, допрос решили устроить?! Вообще-то, это мой дом! Куда хочу, туда хожу. Если не нравится – выметайтесь! Мир большой, места всем хватит.
Они ступили в горницу, и я невольно попятился.
– Где она, Брюс? – спросила Нина. – Где ты ее прячешь? Покажи, и мы уйдем.
– Что? – Я запаниковал. – Кого? О чем вы?
Они надвигались – лица у них оставались спокойные, ничего не выражающие, только глаза сделались как буравы.
– Уходите! – закричал я, бросаясь в сторону.
– Мы не враги тебе, Брюс. Ты помог нам. Мы поможем тебе. Где она?
– Кто?! – заорал я. – О ком вы говорите?!
– Женщина, – ответил мне Степан. – Твоя женщина.
Я бросился на них с кулаками. Они расступились, не пытаясь мне противостоять. Я ударил Степана в живот – он улыбнулся мне. Толкнул Васю – он не шелохнулся, а я будто в стенку ткнулся – и отскочил. Увидел, что дверь свободна, вылетел, задыхаясь, в темные сени – на мост. Роняя громыхающую утварь, кубарем ломанулся в свою часть избы – ввалился, схватил ружье, нож из стены выдернул, повернулся к порогу, ко всему готовый…
Они не пришли.
* * *Эту ночь я не спал.
Сидел перед запертой дверью, ружье на коленях, трясся немного, и все думал, тупея с каждым часом, – кто же это такие, что им здесь надо и откуда они знают о Кате. В избе было тихо, только поднявшийся ветерок чуть подвывал в трубе, за стенами возились мыши, да внизу изредка, покряхтывая и посапывая, начинала ворочаться моя безумная пленница.
Под утро на дворе завопили недоеные и голодные козы. Пришлось вставать, идти к ним. На цыпочках прокрался я мимо двери в горницу. Мне показалось, что она не заперта, но проверить я не решился.
На улице мне стало чуть спокойнее. Солнце уже поднималось, день обещал быть жарким и светлым. В далеком лесу куковала кукушка. В кустах у огорода щебетали порхающие пичуги – лесные синички и воробьи. На коньке крыши что-то долбила бесстрашная сойка. Я пугнул ее – нечего крышу дырявить!
Из-за сарая, зевая, вышли мои верные приятели – Туз и его внук Полкаша. Спрыгнул с липы ночевавший здесь Мурзик, пошел к дому по росистой траве, высоко задирая лапы и смешно ими подергивая. С открытого двора выбрались куры, заквохтали, полезли в холодную пыль купаться. Задиристый петух взлетел на жердину, кукарекнул так, что кукушка заткнулась…
Я огляделся, чувствуя, как возвращается ко мне уверенность.
Нечего мне тут бояться.
Тут все принадлежало мне, все мне подчинялось.
Я здесь хозяин…
В пыльном окне горницы ало блеснул солнечный свет – будто кровь плеснула на стекло. Мои постояльцы, видимо, спали. Что ж, значит, пора их разбудить!
Я перехватил ружье и вернулся в дом. Настрой у меня был боевой, решительный. Сегодня я собирался получить ответы на все вопросы, и ничто не могло меня остановить. Я готовился к жесткому разговору, я был готов угрожать и реализовывать свои угрозы, если мои слова не воспримут всерьез. Мне была нужна правда…
Дверь горницы оказалась не заперта. Я распахнул ее ударом ноги. Шагнул через порог.
– Поднимайтесь!
Я ждал чего угодно: холодного равнодушия, негодующих криков, яростной драки, бегства, мольбы…
Но ничего не произошло.
В горнице не было ни души.
* * *Скорее всего, они ушли ночью, задолго до рассвета. Если бы позже – то на росистой траве остался бы след. Возможно, они покинули мой дом сразу после того, как я сбежал от них и заперся в комнате.
– Уроды! – Не сдержавшись, я пнул комод, расшвырял ногами постель на полу.
Почему-то я был уверен, что больше никогда не увижу эту троицу, не узнаю, кто они такие. Их исчезновение теперь представлялось мне логичным – появившиеся внезапно так же неожиданно исчезли. Вот и гадай, что это было, – то ли приступ безумия, ставший следствием моего многолетнего одиночества, то ли меня действительно навестили гости, кем бы там они ни были.
Нина, Вася и Степан – кто вы такие? Этот вопрос мучает меня и сейчас – особенно сейчас! – ведь я успел убедиться, что они вполне реальны, материальны и способны вмешиваться в мою жизнь.
У меня есть кое-какие догадки, и скоро я изложу здесь все свои соображения, несмотря на их фантастичность. А чего мне стесняться? Я живу в мире, где люди превратились в чудовищ – как в фильме ужасов. Я – персонаж третьесортного романа. И я сам этот роман пишу.
Определенно, еще одна фантастическая деталь общей картине повредить не может.
* * *Позволю себе еще одно маленькое отступление.
События, о которых я собираюсь рассказывать дальше, произошли совсем недавно. Я помню все в деталях, отчетливо и ярко. И если в первых частях повествования я мог позволить себе какую-то толику вымысла, то все изложенное далее будет правдиво на сто процентов…
Итак: рано утром я вошел в горницу и обнаружил, что мои гости исчезли. Уже к полудню я примирился к этим фактом настолько, что смог спокойно заняться обычными делами на дворе, в поле и в лесу.
Мое одинокое выживание, наверное, покажется скучным. В книжках, которые так любил Димка, все было иначе: герои, раздобыв горы оружия, оборудования и провизии, отражали нападения жутких чудовищ и опасных банд; люди катались на подготовленных внедорожниках, за ресурсы велись настоящие войны, благородные разбойники спасали своих (и чужих) женщин и строили новый, не очень-то дружелюбный, но почему-то притягательный для читателей мир.
А у меня все получилось неправильно, как-то совсем не по-книжному. С бандитами я не воевал, в чудищ стрелял редко, хитроумных ловушек вокруг своего жилища не городил, далеко старался не выбираться, автомобилей избегал. И с женщинами у меня как-то… не очень клеилось… Мои войны – это битвы за урожай. Мои ресурсы – семена и домашние животные. Хороший плотницкий набор инструментов для меня ценнее экипировки пехотинца. Я не ищу складов с консервами, так как давно научился производить еду в достаточном количестве. Мне не нужны ни бензин, ни солярка. Для меня самая захудалая коза ценнее какого-нибудь «Тигра» с годовым запасом топлива…
Вот козами я в тот день и занялся – отвел их на лужок, вычистил стойла, нарубил веников на зиму, повесил сушиться на чердаке. Потом сходил на дальний пруд, где у меня уже пятый день стояли непроверенные верши. Улов оказался скромным: десяток карасиков в палец величиной и пара рыбешек покрупнее – в ладонь. Но я не расстроился: мелочь я выпустил в бак, чтобы потом использовать ее в качестве живцов – с десяти поставленных на ночь жерлиц я снимал три-четыре щуки. А больше мне не нужно: пойманная рыба долго не хранилась, да я и не видел смысла в ее хранении – мне было проще брать рыбу живой из реки.
