Владимир Поселягин - Аномалия. Первый фронт. Второй фронт. Третий фронт (сборник)
Я с удовольствием посмотрел на вытянувшееся лицо собеседника. Незаметно вынув руку из-под скатерти, он проверил заряды в двуствольном пистолете скрытого ношения и, убедившись, что я сказал правду, убрал его обратно в карман. После чего, быстро обхлопав себя, тихо и вежливо попросил вернуть все вещи. Того гонора, что у него был в начале нашего разговора, я больше не видел.
– Ну так как? Я понимаю, что с ВАШИМИ возможностями можно сделать много, но у моего человека, в отличие от оружия, с которым вы… поработали, пистолет заряжен.
– У нас тоже, – с милой улыбкой сказал Аля и стволом пистолета приподняла скатерть так, чтобы показался вороненый ТТ.
Внезапно наш собеседник рассмеялся и показал руки: мол, все, сдаюсь.
– Ваши условия? Вы должны понимать, что мы от вас не отстанем и куда вы направляетесь знаем.
– И вы тоже должны понимать, что просто так мы вам ничего не вернем, я обещал жене купить… купить? – и растерянно посмотрел на девушку, мне ничего не приходило в голову.
– Ну той суммы, что у меня в бумажнике, который вы мне, кстати, не вернули, достаточно, чтобы отблагодарить за ту вещь, что потерял наш человек.
– Да, сумма солидная. Хорошо, согласен. Давайте пройдем к нам в каюту и совершим эту неравноценную сделку.
При слове неравноценная делец ощутимо дернулся, но молча встал, приятно улыбнулся и, склонив голову, громко сказал:
– Приятно иметь дело с образованным джентльменом. – Потом этот гад поцеловал ручку Али и, с достоинством поклонившись, вышел из ресторана в сопровождении своих людей.
– Криминал? – спросила Аля, немного наклонившись ко мне.
– Не похоже, но связи имеет, это точно.
– Кто он?
– Вот его паспорт, на, посмотри.
Пока Аля изучала документы парня, я расплатился за обед, встал, элегантно подал «супруге» руку, помогая встать, и направился с ней к каюте.
Около нее со скучающим видом стояли наши новые «знакомые». Постучав определенным кодом, у нас их было три – свои, свои с гостями и свои с врагами, – я постучал третьим кодом. Поэтому, как только вошел, ушел вместе с Алей в сторону, не мешая работать Андрею.
– Андрей, спокойно. Мы договорились, так что поспокойней, пинать не надо, – поторопился сказать я, когда Андрей навис над тремя разлегшимися на полу гостями.
– Ну что же вы, Владимир Михайлович, пол холодный, заболеете. Вставайте, уже можно. А вот остальным я разрешения не давал, – сказал я, заметив, что остальные тоже пытаются встать. Профессор, заинтересовавшись шумом, выглянул из каюты и с интересом уставился на ноги лежащих парней, но, заметив мой жест, быстро скрылся.
– Однако вы опять смогли меня удивить, – сказал делец, по моему приглашению садясь в плетеное кресло у иллюминатора.
– Бывает. Вот, кстати, ваши вещи. Бумажник я все-таки оставлю, там такой красивый орнамент.
Забрав все вещи, делец вопросительно приподнял бровь.
– Ах да. Андрей, можно вернуть тот сверток со стеклом, – сказал я.
Получив требуемое и убедившись, что все на месте, гости удалились. На пороге делец обернулся и сказал:
– Хорошо, что мы решили все полюбовно. Все-таки разговоры бывают разные.
– Да, точно, я до сих пор еще не решил, правильно ли поступил. Может, было лучше отправить вас на корм рыбам? – слегка отрешенно, с холодком спросил я.
Еще раз окинув меня каким-то странным взглядом, делец молча кивнул и удалился.
Сошли они на следующей остановке судна, в каком-то городке, под внимательным взглядом Андрея. Следующим был Гданьск, где мы должны были пересесть на судно петербургской линии.
До Питера мы доплыли вполне нормально. Я бы даже сказал превосходно. По крайней мере я – точно. Мы просто отдыхали, получая удовольствие от самого путешествия. Многие часы проводили на палубе, где было странно мало народа – наверное, из-за сильного ветра, который жестоко трепал одежду и вырывал из рук вещи. Но нам нравилось, даже Але, принужденной здесь держаться за мою руку, а иногда и с силой повисать на моем плече, чтобы не улететь в море в раздувающемся платье и с раскрытым зонтиком, в то время как ветер бешено рвал ее накидку и шляпку. Однако для нее все это было гораздо легче, чем часами сидеть в салоне, в женском обществе, за обсуждением модных новинок и всяких прочих вещей, и делать при этом титанические усилия, чтобы не проколоться. И уж конечно это было приятно мне – видеть нашу непобедимую амазонку слабой и нуждающейся в моей поддержке.
– Кронштадт! – облокотившись о перила, крикнул Андрей, глядя на видневшуюся вдали громаду острова.
Но я рассматривал не базу флота, а большой парусный корабль, который в облаках парусов, весь увешанный флагами, шел нам навстречу. Наше судно было новой постройки и имело паровую машину, что позволяло, хоть и с трудом, идти против ветра, в отличие от красавца корабля, который прошел в километре от нас.
– Тридцатипушечный фрегат, – сказал Карл Фридрихович, тоже с интересом разглядывая военное судно.
– Красавец, – глядя на получившиеся снимки, пробормотал я. – Вот только не понимаю, в книгах описываются белоснежные паруса. А здесь? Желтые, какие-то неопрятно-грязные?
Андрей, оторвавшись от созерцания Кронштадта, повернулся к нам и тоже прислушался к разговору.
– Ну это зависит от сроков использования. Новые, они, конечно, белые. Кстати, заметьте, у фрегата на второй мачте средний парус светлее. Это означает, что его недавно меняли, – ответил профессор.
Ветер снова с яростью набросился на нас, и опять больше всех досталось Але. Я обхватил девушку за плечи – здесь это было можно, так как пышное платье трепетало за ее спиной, плотно облепив ноги, и мы могли стоять совсем рядом друг с другом, пытаясь спрятаться от ветра за ее наклоненным зонтиком; он весь гнулся, хлопал и порывался улететь. Мы целовались, широкие поля ее шляпки нам мешали. Вдруг Аля вскрикнула:
– Моя шляпа! Ты мне ленты распустил! Лови ее скорее! – и поспешно набросила капюшон плаща, чтобы не трепало волосы.
И была погоня за шляпкой, улетавшей, по счастью, по палубе, а не за борт. И вручение пойманного приза нашей прекрасной даме, и ее милая улыбка мне в награду. И процесс надевания шляпки, совсем не простой на таком ветру – в непрерывном Алином сражении с развевающимися юбками, накидкой, прической. Зонтик она сложила, чтобы было легче – но все равно безнадежно проигрывала, ветер не оставлял ее в покое ни на миг. Девушку просто раздевало, вздувая платье до головы, куда там какой-то Мерилин, вы представьте эту же сцену с кучей нижних юбок и добавьте парус накидки, получите слабое представление, что творил ветер на палубе с бедной Алей! И в завершение неистовый порыв штормовой силы буквально бросил девушку в мои объятия, при этом сорвав с нее шляпку, надетую с таким трудом, и растерзав прическу в один миг. В этот раз шляпу поймать не удалось, ее закружило высоко в воздухе и швырнуло далеко в волны, как ненужный мусор.
– Упс, – хмыкнул я.
– Это значит, что я доступная и распутная? – спросила совсем не огорченная Аля, провожая шляпку взглядом. – Для тебя, может быть, милый.
Ветер рвал и трепал ее волосы, будто желая и их унести с головы, они бились и хлестали темным пламенем по лицу, платье на ней было совершенно как воздушный шар, накидка флагом рвалась ввысь. А Аля улыбалась, оставаясь в моих объятиях – и я боялся ее отпустить. Профессор пробурчал в сторону, но я расслышал:
– Ну как дети, ей-богу!
– Викентий Сергеевич, когда мы прибываем? – спросил я у второго помощника, который пробегал мимо.
– Через пару часов войдем в устье и еще через час пристанем. Так что часа четыре у вас точно есть, Александр Геннадьевич, – остановившись, ответил он мне.
Поблагодарив его, я спросил у спутников, глядя на удаляющуюся спину моряка:
– Ну что, идем и потихоньку собираемся?
– Целых четыре часа! – воскликнула Аля. – Пойдем скорее в каюту, милый!
Посмотрев на трофейные часы, профессор сказал:
– Эдак мы, получается, в восемь вечера пристанем. Однако поздновато.
– Ничего, попросим у капитана разрешения переночевать на судне, если стемнеет к прибытию. Я слышал, это здесь обычное дело.
Как я и думал, из-за встречного ветра мы задержались с прибытием, и пришлось договариваться с капитаном остаться на ночь. Уже стемнело, так что ехать куда-либо было немного необдуманно с нашей стороны. Как ожидалось, капитан легко дал разрешение на наше дальнейшее пребывание.
– Не зря я с ним в карты на интерес играл, – самодовольно сказал я, входя в каюту вслед за Андреем после разговора с капитаном Турниным.
– Я до сих пор не понимаю, почему никто не понял, что ты жульничал? – спросила немилосердно растрепанная Аля, сидя у столика и пытаясь что-то сделать с прической.
Профессор, читавший двухнедельную газету, с интересом поднял голову.
– Кто жульничал?! – возмутился я. – Где доказательства?!
– Тут даже доказательства не нужны. Такой выигрыш еще унести нужно.
