Илья Новак - Некромагия
— Эди Харт, ты поведешь фургон, — приказал Чермор. — Одного коня привяжите сзади, позже я пересяду на него. Вы все, слушайте: Харт теперь главный. Это понятно?
Обойдя фургон, он остановился, сложив руки на груди и рассматривая дымящиеся развалины. Многие постройки еще горели — Острог-На-Костях превращался в руины. Чар коснулся своего лба. Зелено-коричневые змеи, поселившиеся в его теле после того, как он воссоздал Лик Смерти, исчезли. Кроме одной. Она жила теперь в его голове, медленно ползала там, так что иногда Некрос слышал тихое-тихое шипение и легкий стук, когда змея билась головой в его череп. И вот сейчас ему показалось, что змея разделилась — их стало две.
— Надо спешить, — тихо произнес голос. Казалось, он принадлежит ребенку — но не по-детски печальному и умному.
Взгляд Чермора метнулся в сторону — там никого не было, — затем опустился к земле. Тасси стоял, разглядывая догорающий барак.
— Что? — прошептал Некрос.
Пес-демон повернул голову, темные глазки взглянули на чара. Зверь повернулся и побежал к фургону.
— Теперь едем.
Когда Некрос полез в фургон, Эди несмело спросил:
— Ваша милость, можно ли узнать, куда мы направляемся?
Чар поднял висящий на шее компас, положил его на ладонь, позволив стрелке свободно качнуться. Она указал на запад, в сторону, где, ниже по склону, находился квартал гноморобов. Почему-то стрелка мелко дрожала — Некрос не мог понять, что это означает.
— Пока что мы едем к кварталу гноморобов, — сказал он. — Дальше — посмотрим. У всех есть оружие? Будьте наготове.
Когда отряд выехал за ворота, бывший аркмастер мертвого цеха сидел среди сундуков, вытянув ноги; Риджи Ана пристроилась на его коленях, положив голову ему на грудь и обняв за шею. Иногда они начинали целоваться, а потом она вспоминала про отца, от которого фургон отъезжал все дальше, и принималась колотить Чермора, кусать и биться в его руках. Фургон покачивался, копыта стучали о камни, эхо разносило звук меж стен домов. Отряд спускался по темным улицам, городские кварталы тянулись вокруг. Острог-На-Костях остался где-то далеко — для чара он уже не существовал. Прежде Некрос не представлял мира без Альфара, но в новой жизни брату не было места. Его смерть являлась событием, отмечающим конец старого существования — и отъезд из горящего Острога был началом другой, иной жизни.
* * *
— Их завалило.
Бьёрик стукнул кулаком по воротам, и Лейфа с Доктусом уставились на него. Рука заболела, но мастер почти не ощутил этого.
— Камни упали с той стороны! Даже если не завалили целиком — все равно, отсюда нам не открыть.
Приходилось кричать, ковчеги надвигались с грохотом, от которого содрогались своды; стонали доски, выстреливая фонтанами щепок, скрипели колеса. Бьёрик бросился вдоль настила, крича гноморобам на палубах:
— Горючий песок! Там есть заряды, сбросьте их вниз!
Он увидел на носу большого ковчега фигуру Владыки, показал ему на ворота, развел руками, побежал обратно к чару и Лейфе.
— У меня нет огнива! Лейфа! Если они успеют сбросить...
Лейфа, указав рукой Бьёрику за спину, вдруг метнулся вдоль ворот к стене. Мгновение спустя Доктус побежал в другом направлении. Бьёрик оглянулся — ковчег был уже прямо над ним, доски впереди взрывались, осыпая все вокруг градом щепок, и малый ковчег, лишь немного отстав, надвигался следом.
А еще он увидел ствол большого огнестрела на носу ковчега.
А бегущий вдоль ворот Доктус Савар увидел, как Владыка поднимает палку, на конце которой горит огонь — и, перепрыгнув через бревно, свалился в узком пространстве между засовом и стеной, лицом вниз, накрыв голову руками.
А добрый мастер Лейфа, споткнувшийся о сверток холстины, где лежали части огнестрелов Гарбуша, и упавший под воротами, в последний миг своей жизни увидел лишь вспышку огня, которая затопила мастерскую.
Бьёрик рухнул на аркмастера. Грохот выстрела заглушил все остальные звуки. Нос ковчега окутался дымом. Каменное ядро вбило одну створку внутрь круглой пещеры; другая, сорвав петли, провернулась и упала, накрыв Лейфу. Ковчег качнуло назад, озаряющее его магическое свечение полыхнуло, гася отдачу.
Бьёрик вскочил, потянул Доктуса. Свалившаяся на Лейфу створка одной стороной уперлась на кучу камней позади ворот, второй — на настил, образовав пологий трамплин.
— Рубите канаты! — кричал Бьёрик, понимая, что его не слышат.
Большой, а следом и малый ковчег достигли проема, где только что стояли ворота. Бьёрик уже бежал, Доктус несся за ним. Переднюю часть платформы задрало кверху, она замедлила ход, когда колеса вкатились на створку. Но ковчег продолжал двигаться — канаты натянулись, и платформу приподняло. Бьёрик вспрыгнул на нее, вцепился в веревочную сетку, которой емкости крепились к корпусу. Задние канаты с визгом лопнули, платформа обрушилась вниз, ковчег качнулся, накренясь вперед, на палубе гноморобы повалились с ног. Четверо, стоящие ближе к носу у бортов, тоже упали, но смогли подняться и ударили топорами по привязанным к ограждению еще целым канатам. Наискось, зацепив кормой верхнюю часть проема, большой ковчег вплыл в круглую пещеру. Висящий на сетке рядом с аркмастером Бьёрик видел копошащихся в обломках платформы чернокожих, видел, как, кренясь на правый борт, над опрокинутой створкой проплывает малый ковчег, а потом нагретый газ и магия потянули их вверх.
Когда внизу рвануло, Гарбуш и Вач упали. Из пролома полыхнул огонь, грохот ударил в стены круглой пещеры — посыпались камни, вниз устремились потоки земли. Гномороб, выставив голову за край, поглядел и вскочил. Он знал, что ковчеги предназначены для полета, он не раз пытался представить себе, как они летят — но он и думать не мог, какое странное, небывалое зрелище представляет собой нечто массивное и неповоротливое, плывущее в воздухе.
Над вершиной Шамбы светлело небо. Большой ковчег поднялся уже до середины высоты пещеры, малый был гораздо ниже и летел ближе к стене, над которой стоял Гарбуш.
— Опять громко, — проворчал Вач, хлопая себя по ушам.
— Это все мастер Бьёрик, — сказал Гарбуш хрипло. — А я ему помогал. Он даже поругался с отцом, тот боялся ставить на ковчеге большой огнестрел. Но Бьёрик все-таки своего добился. В огнестреле есть такая штука, мы ее назвали запальной камерой. Так туда влезло почти ведро горючего песка. Мы решили — ведь летим к Норавейнику, на него нападают враги... Ну и сделали чугунное ядро, а еще несколько снарядов из камней, сложили их возле огнестрела. Наверное, они выстрелили одним... — Пока он говорил, палуба ковчега достигла уровня земли. В утреннем свете виднелись фигуры карл позади ограждения, силуэты палубных надстроек, тянувшиеся вдоль бортов канаты.
— Маленькая сестричка? — вопросительно произнес Вач.
— Она там, — Гарбуш показал на второй ковчег, палуба которого виднелась под их ногами. — Эй, ты чего...
Вач взял его за шиворот и легко поднял одной рукой, повернув лицом к себе.
— Теперь спасена? — спросил толстяк.
— Да, теперь...
— Будет жить?
— Конечно. Отпусти! Я...
— Ты. Ты и она. Дальше?..
— Я не понимаю тебя, — сказал Гарбуш. Его ноги болтались над землей.
— Вы... — толстяк пошевелил губами, сморщил лоб, будто пытался донести до собеседника мысль, которая была слишком сложна для него самого. — Любишь ее?
— Да! — закричал Гарбуш. — Но она там, а я здесь!
— Всегда будешь с ней? Будешь защищать, как защищал Вач?
— Но я же здесь, а она...
— Будешь защищать? — толстые пальцы сжались на шее, и гномороб прохрипел:
— Всегда. Да, всегда.
— Хорошо, — сказал Вач. — Отдаю тебе.
Он ухватил гномороба за ремень на спине и опустил так, что Гарбуш повис лицом вниз. Большой ковчег уже плыл над головой, палуба малого была на уровне земли. Рядовой Вач, раскачав, швырнул юного Гарбуша. Увидел, как тот перелетел через ограждение и покатился по палубе, сбивая с ног других карл. Кивнул, развернулся и пошел прочь — к подножию Шамбы.
Глава 17
Долго длилось небывалое для этого времени года затишье, но, наконец, с севера подул ветер и пригнал стада туч. Этой ночью затянувшаяся теплая осень стала ранней зимой — пошел снег. Холодный ветер, сделав свое дело, улетел куда-то; с неба лениво падали крупные влажные хлопья, кружились, оседали на стенах Горы Мира, на мостовой вокруг, таяли на крышах домов. В бедных кварталах жители наматывали на себя лохмотья потеплей, а в богатых те горожане, что не покинули Фору, доставали из сундуков тулупы и сапоги.
Остатки пепелян собрались в трактире посреди своего квартала, чтобы выбрать нового старшину — после долгих споров, воплей, брани, бряцанья ржавых ножей, после трех выброшенных наружу трупов общее мнение склонилось к тому, что этой чести заслуживает Половинкин, ярко проявивший себя при нападении на тюрьму. Раненую грудь безногого перетягивали пропитавшиеся кровью тряпки, но он сиял: торс его не был прикручен к доске, теперь калека щеголял найденной где-то в Остроге низкой тележкой на трех железных колесиках.
