Олег Верещагин - Я иду искать. История первая
Однако вместо этого на сцене разворачивались другие события. Старый князь пошёл походом на неведомых чужаков, что разоряли окраинные земли. И вернулся разбитый, с остатками дружины, сам умирающий от ран. На заднем плане ловко и бесшумно менялись декорации, создавая ощущение смены пейзажей и вообще здоров оживляя происходящее.
Умирая, князь завещал своим детям, пришедшим проститься с отцом:
— Приближается напасть!
Чтоб вам, дети, не пропасть —
Друг за друга стойте крепко,
Не делите, братья, власть!
Но почти сразу после отцовской кончины старшие братья принялись затирать младшего. Старший с ним вообще знаться не хотел. Средний всячески обманывал в мелочах и в крупном. Младший не обращал внимания, вёл себя по-прежнему дружелюбно, да ещё и охранял границы княжества, пока старший бездельничал, а средний копил богатства. Зрители реагировали очень непосредственно, поддерживали младшего сочувственным гулом, а в адрес старших не скупились на сердитые реплики.
Вот как-то братья обедали. И вдруг прямо в их богатую горницу ворвался всадник — рыжий, как огонь, на большом коне. У всадника был отчётливо крючковатый нос, и в толпе заперешёптывались: «Анлас, анлас...» И точно — братья заговорили:
— Вот анлас пришёл до нас.
Что расскажет нам анлас?
Гусли сменили ритм — мелодия стала явно не славянской. Всадник, соскочив с коня, заговорил — и речь его тоже была иного стиля: без рифм, с частыми аллитерациями. Он жаловался братьям-князьям, что, пока пас он своих коней, неведомая злая сила разорила кочевье, и нашёл он стариков-родителей сгоревшими в пламени, младшего брата-юнца — лежащим у пожарища с копьём в руках, умершего от ран, верных псов — порубленными, а молодую жену и новорожденную дочь унесла злая сила невесть куда.
— Чем на пожарище, чадном и горьком, мёртвых оплакивать.
Я снарядился в дело праведное, в дорогу дальнюю.
Злую ту силу выследить, месть отомстить клялся я.
За погубленных родичей, иль вернуть любимую.
Дочке не дать рабыней вырасти.
Мёртвым лечь, под плетью вражеской.
Наши отцы, в битве яростной,
Спины прикрыли друг другу накрепко.
Смерть отвели друг от друга оружием.
Звались они побратимами до смерти.
По силам помощи жду я от вас...
Но оба старших брата принялись юлить, ловчить, отнекиваться, а потом прямо заявили, что они к отцову побратимству касательства не имеют, и пусть анлас сам со своими врагами разбирается, а от их земель любая опасность далеко — не по воздуху же враг прилетит?! Тогда вскочил младший:
— Вижу, нету толку с них,
С этих лежебок двоих!
Я пойду, анлас, с тобою —
Ближних вызволять твоих!
И ускакал с анласом. А старшие только обрадовались:
— Ускакал наш дурачок!
Ну а мы-то тут при чём?!
Будем жить оба-двое,
И сыты, и пьяны...
На сцену упала тень. И женский истошный голос прокричал:
— Ой, спасайтесь! Данваны!
Занавес на время закрылся. Вокруг стояла напряжённая тишина — ни звука, даже с ноги на ногу никто не переминался. Все ждали...
— Эх-хе-хе, вот как бывает, — печально заговорил старик, — среди лета снег выпадает; думаешь — беда далече, а она тебе — прыг на плечи!
На декорации был уже не красивый город, а дымящиеся руины, трупы и вереницы пленников, тянущиеся куда-то бесконечными цепями, жуткими в своём однообразии. На переднем плане старшие братья пытались спрятаться друг за друга, а на них надвигались несколько огромных фигур в до удивления похожих на данванские доспехах, с громоздким, устрашающим оружием в руках.
— Вот они, грифоновы дети!
Весь народ за правителей глупых в ответе!
Тем-то что — башка с плеч, и всего,
А прочим — рабство да плети...
А у края сцены тем временем появились анлас и младший брат — оба пешие, в рваной одежде с пятнами крови. Появились и застыли, перешёптываясь. Потом подошёл конь анласа — тоже пораненый.
— Что тебе в моей войне?
Ты не кровный родич мне...
Так спасайся, лес-то близко,
Вмиг ускачешь на коне...
— горячо сказал младший брат. Но анлас гордо отвечал:
— Коль ускачу, от врагов укроюсь.
В воду я гляну — в озёрное зеркало —
Вода мне покажет труса харю.
В дом свой зелёный — в лес я спасусь,
Лес зашумит мне: «Изменник подлый!»
Конь меня больше носить не станет,
Сбросит, покинет друга предавшего.
Как дальше буду я жить на свете?
Встанем вместе,брат мой названый!
И они бросились на врага, чтобы не дать данванам стрелять из своего оружия — врукопашную. Но данваны отступили, а между ними и защитниками княжества встали кривоногие уродцы — хангары. Началась схватка. Мельком Олег подумал, что скомрахов, наверное, человек двадцать — иначе такое не изобразишь... но эта мысль тут же ушла. Представление увлекло его. Горцы кругом вопили и потрясали мечами и камасами.
Тем временем героям удалось пробиться к данванам. Младший брат ловко обрушил на шею одного меч, анлас умело ударил другого тяжёлой пикой. В толпе одобрительно заревели, но... и меч, и пика переломились пополам!
— Не сгубить его мечом —
Меч данвану нипочём!
Пикой тоже не проткнуть —
Колдовство укрыло грудь!
Герои отступили в растерянности. Но только на миг. Тут же младший брат закричал:
— Видно, смерть нам настаёт!
Всё равно пойду вперёд!
Грудью близких я закрою,
Раз врага сталь не берёт!
И они с анласом бросились на врага с голыми руками. Но с воплями прихлынули хангары, завалили героев живой копошащейся кучей, а когда отхлынули — те стояли на коленях, связанные...
— Эх, чему быть, тому не миновать, — вздохнул старик. — Воинам молодым головы потерять, а народам нашим в ярме стонать... Видно, такая судьба, что без пользы борьба...
