Илья Бердников - Вояж Проходимца
— Дав-вай, — хрипел я, откидываясь назад с каждым гребком, — зайдем за мыс — легче будет.
— Почему бы нам не поплыть вдоль пляжа, по которому мы сюда пришли? — выдохнул Санёк.
— Потому что там сторожевое судно. Один выстрел из пушки — и мы на дне!
Санёк что-то прохрипел, стараясь не выбиться из темпа гребли. По-видимому, что-то непечатное.
Ками потянула меня за плечо, привлекая внимание:
— Прекращай грести, Лё-ша! Нужно поворачивать!
Я возмущенно — ведь почти догребли до мыса! — обернулся и тут же подавился готовыми сорваться с языка возражениями. Из-за вожделенного мыса медленно выдвигалась огромная серая масса с правильными и резкими очертаниями.
Мои весла зарылись в воду, гася движение шлюпки:
— Саня! Табань! Разворачиваемся влево!
Санёк тоже возмущенно обернулся, тут же затравленно всхлипнул, так что слышно было даже через шум волн и ветра, и принялся усердно загребать правым веслом.
Масса, все выдвигавшаяся и выдвигавшаяся из-за мыса, все больше обрастала подробностями и деталями, теперь уже не оставляя никаких сомнений в своем назначении: это был военный корабль. Странные обводы корпуса и необычные надстройки на палубе не могли сбить меня с толку: только судно, созданное как оружие, могло иметь такие жесткие, хищные очертания. Показавшаяся орудийная башня напрочь разбила все сомнения.
Скорее всего, это был крейсер. Возможно — оборудованный паровыми турбинами. Из трех скошенных назад приземистых труб валил черный дым пополам с паром. Во всяком случае, это было быстрое и грозное судно, предназначенное топить другие, в том числе военные, суда. О скорлупках, вроде нашей шлюпки, и говорить нечего.
— С чего вы взяли, что они будут в нас стрелять? — сомневался Санёк, тем не менее усиленно гребя к берегу. — Может, им до нас совсем и дела нет?
Словно для того, чтобы развеять все сомнения, с палубы крейсера ударила пушка. Это не был главный калибр орудийных башен — скорее вспомогательное орудие, что-то вроде зенитки. Однако попадания снаряда и такого незначительного калибра для нас было бы достаточно. Если бы в нас, конечно, попали.
— Мазилы хреновы! — выпучив голубые гляделки, завопил Санёк и даже подпрыгнул на своей скамье, когда снаряд пролетел над нашими головами и зарылся в волны в десятке метров впереди по ходу шлюпки.
Я же, непроизвольно втянув голову в плечи, словно это могло мне помочь при попадании снаряда, не прекращал грести к причалам бухты. Ками завозилась за моей спиной, словно что-то сооружая, затем она выдернула весло из моих рук. Я обернулся и увидел, что девушка сняла лопасть с весла и вставляет саму палку в какую-то трубу.
— Что она делает? — крикнул вновь принявшийся грести Санёк.
— Парус будем ставить! — догадался я и кинулся помогать шебекчанке крепить к составной мачте верхний блок и устанавливать ее в гнездо почти на самом носу шлюпки. Парус лежал тут же, рядом с парой бухт тонкого троса, представляя собой моток серого неопрятного брезента.
— Хоть парус, хоть мотор прицепите, — все равно от пушки не убежишь!
Санёк, конечно же, был прав. Вот только по нам больше не стреляли. Словно команда крейсера исполнила свою работу, не выпустив нас из бухты, а стараться попасть в болтающуюся на волнах шлюпку — зачем выстрелы тратить?
Зато, вместо мелкого орудия, что до этого палило по нам, ударили орудия двух башен главного калибра. Огромное облако огня и дыма рванулось от крейсера, грохот ударил по ушам и по всему организму, так что я на какие-то мгновения потерял власть над телом: попросту отнялись конечности.
К счастью, стреляли не по нам.
Хриплый вибрирующий рев летящих снарядов располосовал небо над нами. Мне показалось, что вся шлюпка задрожала в такт этому жуткому протяжному хрипу рвущих воздух стальных, наполненных взрывчаткой остроносых труб.
Единственным судном, стоящим у пустых причалов, была средних размеров парусная яхта с изящными обводами и двумя слегка наклоненными назад мачтами. Скорее всего, это была частная яхта, принадлежащая какому-нибудь местному богатею, и стоила она наверняка кучу денег.
До сегодняшнего дня.
Теперь на месте стройного судна возник вихрь из щепок, обломков и огня, к которому прибавились каменные осколки из разнесенной снарядами причального бона. Когда последние щепки упали в воду, а облако дыма унесло ветром, от яхты не осталось ни следа и только изуродованный попаданиями бон курился беловатыми струйками.
Потеряв дар говорить и двигаться, мы с Саньком пялили глаза на то место, где только что была яхта, и совсем не заметили, когда Ками потянула за трос, поднимая парус.
Парус хлопнул, вырывая меня из состояния ступора, напоминая о том, что нужно что-то делать. Я хотел было помочь девушке закрепить брезентовое полотнище, но Ками отправила меня на корму — работать рулевым. Я установил в уключину на корме свое второе весло и направил шлюпку, которую начало разворачивать боком к волнам, по направлению к одному из причальных бонов. Парус снова хлопнул, шлюпка легла на другой галс и немного накренилась, набирая скорость. Ками подтянула конец паруса, закрепила трос и села рядом со мной.
Снова громыхнули орудия крейсера. Снаряды, подняв высокие фонтаны брызг и обломков, легли в середине группы мелких судов, что скучковались посреди бухты. Несколько посудин разнесло в щепы, другие перевернулись. Уцелевшие стали лихорадочно ставить паруса и отходить под прикрытие небольших скалистых островков слева от нас. Больше крейсер не стрелял: его длинная серая тень миновала горловину бухты и скрылась за скалами.
Санёк, невидимый мне из-за разделяющего нас паруса, что-то проговорил, но я не обратил внимания — переводил дыхание. Ведь каждый следующий выстрел с крейсера мог быть нашим.
Прошла минута, пять минут… Все было тихо, только ветер гудел да волны плескались. Между скалами горловины бухты появилось и встало на якорь небольшое сторожевое судно — может быть, то самое, экипаж которого взрывал берег. По-видимому, преследовать нас никто не будет. Да это и невозможно глубоко сидящему в воде крейсеру — сядет на мель рядом со злополучным пароходиком, как пить дать. К тому же с таким изгибом горловины бухты стволы его орудийных башен могут целить только в одном направлении — в конец линии набережной и причальных бонов, где и стояла яхта. Вряд ли получится даже город нормально обстрелять.
Я вздохнул, зачерпнул холодной соленой воды и, плеснув на лицо, активно потер щеки. Затем повернулся к Ками.
Девушка, вцепившись побелевшими пальцами в мокрое дерево борта, смотрела куда-то вбок, вздрагивая от крупной, накатывающей волнами дрожи. И взгляд ее глаз мне очень не понравился. Нехороший такой, остановившийся взгляд.
Я пододвинулся ближе и обнял шебекчанку, поддавшись заполнившей сердце удивительной нежности. Словно что-то поменялось во мне, когда я увидел, что непробиваемая, отважная, яростная в бою Ками — тоже девушка, которая, как и все женщины мира, нуждается в том, чтобы ее обняла заботливая, крепкая мужская рука.
Ну, по крайней мере, иногда нуждается.
И еще я надеялся, что моя рука для этого достаточно крепка.
— Слушай, — брякнул я первое, что пришло мне на ум, — как ты умудряешься такой маникюр поддерживать? Ногти… словно ты только что из салона вышла! В чем фокус?
Девушка автоматически подняла ладонь и взглянула на идеальной формы ногти, в которые, такое впечатление, можно было смотреться.
— Это не мои ногти, — проворчала она. — Я заменила родные на имплантаты из специального полимера со сложной молекулярной решеткой. На Шебеке хватает специальных клиник.
Ками нарочито поскребла ногтями по дереву борта, снимая тонкую стружку:
— Теперь ими можно веревки резать… Или горло. Еще один инструмент в арсенале. А что, не нравятся?
Шебекчанка специально пыталась быть грубой, но меня радовало уже то, что она зашевелилась, отвлеклась от своего ступора.
— Очень нравятся. И вообще, у тебя очень красивые руки… — И я, сняв ее руку с борта, стал разминать замерзшие пальцы.
Ками робко взглянула мне в глаза из-под прилипшей ко лбу мокрой челки, и я улыбнулся ей, чувствуя как из моего сердца уходит страх, сменяясь желанием защищать, оберегать, хранить эту необыкновенную, доверившуюся мне девушку.
— Хорошо, что ты рядом, — тихо, почти неслышно произнес я, почти желая, чтобы Ками этого не расслышала, но понимая, что говорю сейчас абсолютно искренне.
Однако девушка расслышала. Возможно даже — прочитала по губам. Во всяком случае ее карие глаза вновь наполнились удивительным теплом, как тогда, на пляже. Дрожь практически прошла, и лицо Ками казалось так рядом… ее губы…
— Эй, вы чего, совсем охренели?! — взорвал замерший мир резкий и такой несвоевременный голос Санька.
