"Фантастика 2025-61". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Емец Дмитрий Александрович
О чем они говорили? Этого нельзя пересказать. Поначалу это был случайный нащупывающий разговор двух людей, из которых один, быть может, скоро умрет, а другой как-то будет жить дальше. «Как там Зверь?» – «Да ничего. Стоит в деннике». – «Кто-нибудь на нем ездит?» – «Да кто ж к нему сунется?»
Постепенно разговор терял связь с реальностью. Они почти бредили. Штопочке и Родиону чудилось, что они опять бегут по лесу или зарылись ночью в прелые листья, чтобы немного согреться.
– Вот я разжег костер!.. Собрали, короче, дров… – хрипло произносил Родион, и Штопочка невольно оглядывалась, хотя знала, что за спиной у Родиона никакого костра нет. Только длинная тень от соседнего отключенного монитора.
– Наломали мы, короче, дров! – поправляла Штопочка и слабо улыбалась.
– А помнишь лесных старушек? – продолжал Родион.
Далеко от города, на раскисших грунтовках, они порой встречали невероятных людей. Несколько раз попадались крошечные старушки с маленькими личиками, с торчащими легкими волосами, похожими на одуванчик. Иногда с палками для скандинавской ходьбы, иногда без палок. Было непонятно, сколько им лет и как они забрались в такую даль. Штопочку эти старушки почему-то приводили в глубокую задумчивость. После таких встреч она всегда начинала договариваться с Родионом, что, когда ей будет девяносто лет, он тоже будет брать ее на дальние пробежки. И Родион ей обещал – не задумываясь, что и сам он будет не моложе. Да и доживет ли?
Никогда прежде Штопочка и Родион не были так близки, как сейчас в больнице. Раньше они почти и не разговаривали. Только как исключение. По лесам носились обычно молча, ведьмарей выслеживали тоже молча. Разве что изредка Родион рычал какие-то команды, типа «бежим!», «лежим!», «окружаем!», «болты взяла?» или в недовольном стиле: «куда бежишь?», «куда лежишь?», «как окружаешь?!», а Штопочка либо отвечала на эти команды ворчанием, либо просто слушалась, потому что только один Родион мог заставить ее слушаться, как ее саму слушался Зверь.
Пищала система. На мониторе всплескивали, ломаясь, пики кардиограммы. В руке у Штопочки торчал кран для капельницы, который не снимали, чтобы каждый раз не дырявить руку, только забинтовывали его и закрывали. По крану капельницы ползала золотая пчела. Вертелась на месте, недовольно гудела и словно требовала у Штопочки немедленно вытащить и выбросить эту дрянь. Но дрянь оставалась.
Когда Родион пытался выяснить у Лехура, надолго ли Штопочка «залипла» в реанимации, Лехур выдавал ему непонятные медицинские ответы, цель которых, как видно, состояла в том, чтобы уклониться от простых и ясных ответов. «Она будет жить?» – «Состояние тяжелое. Пока стабильное». – «Ей лучше?» – «Делаем все, что в наших силах».
Остальных шныров неопределенные ответы Лехура тоже не устраивали, а средние шныры так и вовсе додумались заслать в реанимацию невидимку Даню. Даня отправился в реанимацию на разведку и вернулся вечером:
– Господа! Взаимное встречное почтение всем, кого не видел! Не знаю уж, как ночью, но днем там просто куча народу! Врачи какие-то, медсестры! Ни на ком нет даже бахил! И все туда-сюда шастают! А я стою такой весь невидимый и даже не совсем одетый. Одна на меня налетела – всего чаем облила!
– В реанимации нельзя пить чай! – твердо сказала Лена.
– Можно, если он стерильный. Например, чай со спиртом или кофе с коньяком можно, а чай с малиной нельзя, – предположил Макар.
– Узнал что-то? – спросила Лена.
Даня тревожно покосился на слушающего его Родиона.
– Говори! – жестко сказал Родион.
– Плохо там все, господа… Я доктору через плечо заглянул, у нее в карте целый медицинский роман! Они, конечно, шифруются всеми этими своими кодами и кошмарным почерком, но у меня есть мозг и Интернет… Короче, упрощая до дебилизма: они понятия не имеют, что со Штопочкой делать. – Даня, спохватившись, осекся.
– Ну! Не застревай! – мрачно сказал Родион.
– Там помимо всего прочего еще куски ватника в рану попали. А на ватнике у Штопочки только чумных бактерий и не было. Антибиотики не справляются.
– А Лехур что? – спросил Родион. Он вспомнил, какой слабой и благостной была вчера Штопочка. Такой неузнаваемо благостной, словно уже знала что-то, чего не знал он сам.
– Лехур хирург. Он свою работу сделал, – торопливо сказал Даня. – И потом – никто же не говорит, что все плохо! Современная медицина творит чудеса!
Родиона захлестнули злоба и безнадежность. Он старается, он что-то делает, он барахтается, а все бессмысленно. С ситуацией не справляется. Двушка не помогает, а ведь почти наверняка где-то есть закладка, которая смогла бы помочь Штопочке!
Чувство, что он не справляется с ситуацией, для мужчины самое мучительное. Ты дергаешься, ты бьешься – а в упряжи вместе с тобой дохлые лошади! Если бы они тянули, если бы хоть немного переставляли ноги! Но жизнь – это как малярийный госпиталь где-нибудь в жарких широтах. Один шевелится и носит воду. Другие все лежат в лежку и бредят. Потом и этот падает, и начинает шевелиться уже какой-нибудь другой, потому что воду все же носить надо.
Был уже вечер. Родион мог отправляться к Штопочке и сидеть у нее всю ночь. Если надо – просто смотреть, как она спит. Если не спит – рассказывать ей что-то, как вчера ночью. Но у него не было сейчас никаких сил. Вместо любви его наполняла ненависть. Он обнаружил вдруг, что ненавидит на свете три вещи: Гая, Делибаша и ШНыр. ШНыр, Делибаша и Гая. Причем он даже не мог определить, что из трех ненавидит сильнее.
Опасаясь возвращения берсерков, Рина с Сашкой перепрятали гиелят в одно из заброшенных помещений игольного завода. Окна заложили мешками с песком, приготовили арбалеты с запасом болтов. Два небольших строения во дворе оставили намеренно незащищенными, будто о них забыли. Туда, по мнению Сашки, ведьмари полезут в первую очередь. Скорее всего, ночью или на рассвете. Ну а внутри их будут ждать ловушки, устроенные лично Улом. Ул, прежде вполне добродушный, теперь мстил за Илью, которому Гай подселил личинку.
Если бы Сашке предложили выбирать: попасть в ловушку Ула или атаковать игольный завод в лоб – он выбрал бы второй вариант. Существовала, например, такая милая ловушка, называлась «попрыгунчик». Выглядела как цепочка шариков из тополиного пуха, помещавшаяся на подоконнике. На деле же этот «попрыгунчик» приклеился бы ко всякому влезшему в окно берсерку, после чего прыгал бы, ускоряясь, вместе с ним со скоростью примерно сто метров в секунду. Внутри бетонного строения, разумеется.
Характер у Хюльды, и без того не идеальный, испортился. Пришлось запереть ее в отдельной комнате, заложив двери в нее мешками. От удара обухом топора Хюльда оглохла на одно ухо, и когда кто-то входил, смешно кренила голову на сторону. Рина надеялась, что со временем слух восстановится, но пока что к Хюльде лучше не соваться. Хорошо, что щенков не бросила кормить. Возится с ними с утра до вечера.
Рина временно переселилась на игольный завод вместе со всем своим имуществом – ноутбуком, спальным мешком, рюкзачком с вещами и живым деревом.
– Кошмар! – сказала она Сашке. – Вот и все мое приданое! Но главное, мне ничего из этого не жалко! Я не прирастаю к предметам!
– Скажи пароль от ноута и дерево дай поиграть! – мгновенно предложил Сашка.
Рина смутилась и запыхтела.
– Это мой ноут! А дерево с тобой играть не хочет! И вообще это не дерево! Это Фомка! – заявила она.
– Ага! И не ноутбук, а Сергей Сергеич! Ладно, все, проехали! – в тон ей ответил Сашка.
До полуночи Рина бродила по этажам игольного завода с арбалетом. Выглядывала в промежутки между мешками, но ровным счетом ничего подозрительного не замечала. Вдали полоской светлел забор, и бетонные плиты лежали пятнами, чем-то похожие на шахматные клетки. Рине казалось, что по двору могла бы прокрасться целая дивизия – и никто бы ничего не заметил. В небе над игольным заводом носился Гавр. Когда он попадал в пятно луны, становился похож на огромную летучую мышь.