Олег Верещагин - Никто, кроме нас!
Это были настоящие американцы. До Темыча это дошло с опозданием, и он удивленно всмотрелся. Точно американцы! Все!
– Блин, – прошептал Темыч, еле шевеля губами и не веря своим глазам.
Потом даже перестал дышать – голова одного из стоявших на обочине солдат повернулась точно в его сторону. Большие черные очки отразили блик солнца, и в животе у мальчишки сжалось. Какой-то подсознательный парализующий страх растекся по телу. Он не ощущал такого ни с теми латиноамериканцами, ни с неграми на дороге… Как будто его приморозили к земле. Он не мог отвести глаз. Не мог пошевелиться. Не мог даже думать. Наверное, так ощущает себя кролик, на которого посмотрел удав.
Американец неотрывно смотрел в его сторону. Большая рука в беспалой перчатке скользнула по винтовке, и оружие начало приподниматься. Так, словно его держал робот из фильма – медленно и уверенно…
…Откуда это пришло и кого он звал? Темыч не знал. Но его губы пошевелились, выдыхая (травинки возле рта мальчишки качнулись еле-еле…):
– Помоги… защити… помоги… отведи…
Черный блик исчез. Голова отвернулась. Опустился ствол винтовки.
Темыч снова принадлежал себе. И с трудом перевел дыхание… а потом ощутил злость. Растущую злость за свой беспомощный страх. Такую злость, что в ней сгорала даже обычная осторожность.
– Ах ты сука, – сказал Темыч негромко. И устроил ствол «АКМ» на толстом корне. – Ах ты ж сука… Ну я ж тебе…
Он выложил рядом две гранаты – с ледяным злым спокойствием. Разогнул усики чек. Потихоньку – чтоб не щелкнуть – перетянул флажок предохранителя автомата на «АВ».
Он видел, что этих – не меньше дюжины. Танк, джип, этот гребаный экскаватор… И где-то в уголке мозга понимал, что этот бой не выиграет.
А насрать.
Вытянув зубами обе чеки, он сплюнул. И метнул гранаты по дуге – одну и вторую. И схватился за автомат.
Одна граната звонко разорвалась на броне танка. Вторая хлопнула за спинами стоявших вдоль дороги солдат. А Темыч уже стрелял, стараясь отсекать очереди по три-четыре патрона. Он увидел, как упал тот, смотревший в его сторону – прошитый пулями «калаша», – и засмеялся сквозь зубы. Но в его сторону уже разворачивались пулеметы, журчала башня танка, стрекотали неслышно в пулеметном рокоте винтовки залегших солдат. Со щелчками полетела щепа.
На миг Темыч подумал: «Кувырок назад, ползком, бегом…» – но что-то толкнуло его, и он прохрипел: «Не погоните… не побегу, моя земля!» – и продолжал стрелять, не успевая и понимая, что его уже окружают перебежками, видя это, тыча ствол туда и сюда… Сменил магазин, не глядя, рванул затвор. На него упал толстый сук, срубленный очередью «Браунинга», больно ударил по спине – даже дыхание перехватило.
Все?..
… – Крррррой, мужики!!!
«Бум, бум, бум!» По броне машин начало растекаться темное пламя. Потом – пыхнуло из люка танка. Упал на колени, ткнулся лбом в броню выскочивший из носового люка танкист, его комбинезон горел. Джип рванулся вперед, пулемет и гранатомет в его кузове развернулись в руках солдат… но почти тут же его подбросило, опрокинуло. Двое стреляют с колена… и падают, они падают – у одного алое крошево полетело от головы, прямо через шлем… второй закрутился на земле и вытянулся… и вот уже бежит прочь последний… и один выстрел – громкий и резкий – ставит точку в слепом бессмысленном беге.
Тихо. Только трещит пламя на дороге.
– Эй! – оклик из леса. По-русски, почти добродушный… – Кто там палит-то?.
– Я, – говорит Темыч и закрыл глаза, не понимая, что происходит.
* * *Светик готовила обед, когда в дом вихрем ворвались мелкие, игравшие во дворе, наперебой закричали:
– Возвращаются!
– Наши идут!
– В лесу!
– Скорей иди смотреть!
Девчонки посыпали наружу. И застыли у обваленного плетня, недоуменно глядя на то, как Санька – с пулеметом на плече и улыбкой на лице – шагает через заброшенный огород.
А за Санькой из леса выходили люди. Не только мальчишки. Нет – их было много, вооруженных и разно одетых.
Их было много.
Светик почувствовала, как перехватило горло. И – разревелась от неожиданного и почти болезненного ощущения счастья.
Волчья песня
Небольшой костерок горел в углублении, скрытый со всех сторон плетеными стенками и высоким навесом из тех же веток. Вокруг костра на небольшой поляне черными тенями высились вигвамы, крытые березовой корой, призрачно белевшей в ночной тьме. Слышались обычные звуки спящих людей – шорох, хныканье, бормотанье… Жилища древних индейцев не казались такими уж неуместными в Цнинском лесу; скорей уж неуместными выглядели люди, сидевшие у огня – в молчании, зажав между колен американские винтовки.
На всех троих мужчинах была полевая форма армии США с еще не споротыми нашивками легкой пехоты.
Огромный сержант с физиономией неандертальца и такими бицепсами, что они распирали изнутри свободные рукава камуфляжной куртки, помешивал палкой угли с краю костра. Его украшенное шрамом лицо было неожиданно задумчивым, он явно ушел куда-то в свои мысли.
Рослый парень – скорей даже мальчишка – с румяным открытым лицом методично набивал длинненькими острыми патрончиками ребристый скошенный магазин к винтовке.
Сухощавый остролицый майор – коротко стриженные волосы серебрились сединой – строгал ножом деревяшку, в которой уже можно было узнать простенькую дудочку. К офицеру приткнулся мальчишка лет восьми-девяти – из-под заботливо наброшенной на него куртки виднелись только светлые вихры, курносый нос и сонный глаз.
– Как приклеился к вам, сэр, – сказал, поднимая взгляд от огня, сержант. Его жутковатое лицо прорезалось вдруг добродушной улыбкой. – Еще там.
– Да, – майор дунул в палочку, постучал ею о колено. Снова дунул и спросил: – Не жалеете, сержант, что связались со мной?
– Это обидно слышать, сэр, – буркнул сержант. – Я в свое время сидел в малолетке, но там хотя бы была уверенность, что я выйду. А уверенность в чем была у этих детишек? Нет, – неожиданно горячо добавил гигант, – если наша власть разрешает такое – значит, это у нас дома непорядок и нам нужно не в чужие земли лезть, а за плечо оглянуться. Не Дьявол ли там стоит да посмеивается… – сержант перекрестился.
– Хороший вы человек, сержант Гриерсон, – сказал майор.
– Да ну, – неловко усмехнулся гигант. – Это ведь вы все провернули, а я что – лбом стены прошибать… Я как в этот «Ка» назначение получил… – сержант помрачнел. – Такого ни один бродяга, ни один уголовник себе не позволит. А эти, в костюмчиках… – Сержант смачно плюнул в огонь. – Пооткручивать бы им головы и сесть вот так, с русскими ребятами, к огоньку – неужели не договорились бы?
