Вольфганг Хольбайн - Враг рода человеческого
Бреннеру казалось, что он видит черно-белое кино, старое, еще не звуковое. Возможно, зрелище именно поэтому выглядело таким реальным.
Улица исчезла. То, что Бреннер в первую секунду принял за сгустившуюся тьму, было черной чернильной массой, беззвучно струившейся с неба и закрывающей собой все остальное полотно мироздания. И, казалось, щупальца этой тьмы проникли в его собственную душу и начали ее разрушать — медленно, постепенно и безболезненно для Бреннера.
— Что… что это? — прошептал Бреннер.
На этот раз он получил ответ. Правда, не от Салида, а от Йоханнеса.
— Пустыня, — прошептал молодой патер. — Отец Небесный! Это… это уже началось.
Бреннер увидел боковым зрением, что Йоханнес перекрестился и сделал движение, как будто хотел упасть на колени. Но в последний момент передумал. Поведение патера было похоже на движение марионетки, действующей по воле кукловода, который в последний момент вдруг решил сыграть совсем другую пьесу. Почему Бреннеру в голову пришло именно такое сравнение?
— Что началось? — спросил Салид. Бреннер все еще не мог оторвать взгляд от пугающей тьмы, царящей за порогом и растворяющей все в себе, однако он заметил, что Салид обернулся и бросил на Йоханнеса пристальный взор.
— Апокалипсис, — ответил Йоханнес. — Конец света. Неужели вы этого не понимаете? Вы что, ослепли? Взгляните на это!
— Я ничего не вижу, — ответил Салид. — За исключением того факта, что у нас, возможно, появился хороший шанс скрыться отсюда, — Салид обернулся к Бреннеру: — Что с вами? Вы в порядке?
Бреннер чувствовал, как его снова начинает разбирать истерический смех. В порядке ли он?
— Это самый смешной вопрос, который я слышал сегодня, — ответил он.
Салид кивнул.
— В таком случае вы действительно в полном порядке, — заявил он. — А теперь вперед! Там, на другой стороне улицы, нас ждет машина. Бегите туда, а я скоро догоню вас!
Бреннер против своей воли все еще ощущал таинственную власть Салида над собой. Сейчас он заметил, как его тело, вопреки собственной воле Бреннера, сразу же подчинилось приказу Салида. Не ожидая указаний последнего, Бреннер внезапно схватил Йоханнеса за руку и увлек патера за собой. Они сбежали по ступеням крыльца и устремились к противоположному тротуару. Там стояла не одна машина. Что-то здесь было не так, но Бреннер не мог бы сказать, что именно. Возможно, дело заключалось в нем самом. Или в них: в Йоханнесе, Салиде и Бреннере. Может быть, они остались единственными живыми существами в этом фантастическом закулисном мире. Они были такими же затерянными в нем. и такими же обреченными на гибель, как эти дома, которые проглатывали людей, и люди, чьи лица растворялись, превращаясь в ничто. У Бреннера было такое чувство, что он вошел в чужой причудливый антимир.
С каждым шагом, по мере того как они удалялись от дома, становилось все хуже. Казалось, что кто-то вылил на этот мир огромное ведро расплавленной смолы. Все было окрашено в один цвет — черный. Небо было пустым, и Бреннер не видел ни облачка, ни звезды. Это была такая же черная поверхность, как и поверхность самой земли, а между ними были натянуты мглистые нити тьмы.
В темноте Бреннер задел ногой какой-то металлический предмет, и тот с лязгом отлетел в сторону. Бреннер посмотрел ему вслед. У него было такое чувство, как будто он узнал эту металлическую вещицу, но ему потребовалось несколько секунд, чтобы до его сознания дошло: это была пряжка от ремня. Самого кожаного ремня не было. Как и деревянного приклада снайперской винтовки, ствол, спусковой механизм и казенная часть которой валялись неподалеку. Бреннер обнаружил также ручные часы без ремешка, каску без ремня, металлический корпус рации… На улице валялись остатки оружия, части амуниции, различные предметы повседневного обихода, которые имели при себе люди, штурмовавшие дом. Но сохранилось только то, что было изготовлено из металла и стекла. Сознание этого, казалось, помогло Бреннеру прозреть: он понял, что происходило с зелеными насаждениями, росшими вдоль тротуара. Деревья превратились в скелеты — голые обглоданные стволы с такими же сучьями. А газон между ними обратился в мертвую черную застывшую лаву. Все живое было здесь уничтожено. Адская черная беспощадная масса уничтожила не только дом и ворвавшихся в него людей, но и поглотила все вокруг, превратив улицу в безжизненную пустыню.
Осознав все это, Бреннер снова почувствовал, как его охватывает паника. Он стоял, дико озираясь вокруг, и не знал, чего ищет своим взглядом. На проезжей части валялись какие-то обломки, по виду которых трудно было догадаться об их происхождении. Но Бреннер так и не увидел ни трупов, ни клочков одежды, если не считать остатками одежды ту металлическую пряжку, которую он случайно задел ногой. Здесь попадались очки и другие подобные предметы, которые люди могли потерять при бегстве, сильно испугавшись кого-нибудь. Или чего-нибудь.
— Что вы, черт возьми, тут делаете? — Салид в три прыжка догнал их и набросился на Бреннера, бешено размахивая руками. Палестинец теперь вновь был вооружен, и Бреннер понял, зачем он снова возвращался в дом, хотя здание грозило вот-вот рухнуть. Салид держал в руках автомат и три или четыре запасные обоймы к нему.
— Бегите дальше! Черт бы вас побрал! — он толкнул Йоханнеса в спину, и тот шатаясь устремился вперед. Бреннер, спотыкаясь, сам пошел дальше, преодолевая чувство сильной тошноты. У него под ногами хрустело раздавленное стекло и различные металлические предметы. Он продолжал слышать тихий шорох, шелест и жуткие звуки, похожие на перешептывание.
Салид первым добежал до машины, рванул дверцу и отшатнулся, выругавшись. На него хлынула черная волна грязи и расплескалась по асфальту вокруг его ног. Насекомые начали быстро разбегаться в разные стороны. Салид издал хриплый вопль и отпрыгнул еще на шаг назад. А Бреннер и Йоханнес снова остановились.
Машина превратилась в скелет из металла и стекла, она стояла на голых, чисто объеденных колесных ободах, словно корабль на вечном приколе. Приборной доски не было, и наружу проступали металлические проводки, изоляция их тоже объедена. Рулевое колесо и сиденья вообще отсутствовали. Машина походила на выгоревший автомобиль, — один их тех, которые Бреннер в качестве страхового агента осматривал в своей прежней жизни. Однако эта машина не была сожжена.
На лице Салида появилась гримаса отвращения, и он начал давить ногами разбегавшихся во все стороны насекомых. Они хрустели у него под ногами и издавали странные отчетливые звуки. Безудержная фантазия Бреннера внезапно заставила его подумать о том, что эти странные звуки были воплями страдания и требованиями возмездия, с которыми насекомые обращались к своим собратьям.
Однако эти твари не нападали на Салида. Тот, кто их послал — если их, конечно, вообще кто-то послал сюда, — не хотел, чтобы насекомые уничтожали их сейчас. Салид тем временем, как обезумевший, продолжал давить разбегавшихся тварей. Его подошвы вдавливали насекомых в землю с такой силой, как будто он уничтожал не крохотные существа, а огромное чудовище, которое могло вонзить свои когти в его тело и сразу же убить его. При этом Салид все еще издавал хриплые крики, не переставая мять землю подошвами и тогда, когда под ним уже никого не было. Наконец Бреннер подошел к нему и дотронулся до плеча.
— Все хорошо, — сказал он. — Прекратите, Салид. Все уже прошло.
Конечно, ничего не прошло, и оба они прекрасно об этом знали. Но Салид, должно быть, почувствовавший прикосновение руки Бреннера, пришел в себя. Он резко обернулся и с силой оттолкнул Бреннера, так что тот чуть не потерял равновесие, чувствуя сильную боль в плече. Но заглянув в глаза Салида, он увидел, что огонек безумия в них погас. Теперь Салид испытывал только страх.
— Все прошло, — снова повторил Бреннер. Салид шумно вздохнул и нервно облизал кончиком языка пересохшие губы.
— Я… мне очень жаль.
— За что вы извиняетесь? — спросил Бреннер. — За то, что проявили подлинное человеческое чувство?
— Я утратил контроль над собой, — сказал Салид. — Простите меня, — он помолчал немного, а затем добавил: — Я терпеть не могу пауков. Это глупо, но… Этого никогда больше не повторится.
Бреннер молчал. Конечно, дело было вовсе не в пауках. Или не только в них. Ведь в доме их были мириады. Но там Салид не реагировал подобным образом и не демонстрировал своего патологического отвращения к насекомым.
Бреннер сразу же догадался, в чем дело. Палестинец боялся пауков не больше, чем автоматных очередей, боевых вертолетов или любых других опасностей этого мира. Единственное, чего он по-настоящему боялся, был сам страх, и на минуту страх охватил его. Он потерял контроль — над ситуацией, над ходом событий и прежде всего над самим собой. Именно это вызвало у него страх.
Но через секунду Салид снова стал прежним Салидом. Он резко повернулся к машине, бросил на ее корпус быстрый взгляд, в котором читалось отвращение, а затем ногой пнул дверцу и захлопнул ее.
