Анастасия Парфенова - Ярко-алое
Непроизнесенное имя дымкой мелькнуло и растаяло между ними.
— Да, конечно.
Тимур повернулся, превратил свое движение в куртуазный жест. Вывел ее из камеры, направляя шаги прикосновением ладони между лопатками, поворотом своего тела заслоняя от сенсоров. И все равно, стоило пленнице шагнуть прочь из камеры, как Сеть вокруг расцвела звонкими всполохами внутренней тревоги. Грубо выругавшись, Тимур разбил попытавшуюся было заблокировать коридор программу и, ухватив ледяную ладонь жены, бросился бежать.
Кимико без труда держалась в его тени. Какая-то часть сознания господина советника отметила, что, судя по ее движениям, высокородной госпоже не нанесли иных повреждений, кроме тех, что отпечатались на лице. С последствиями переохлаждения и сенсорной депривации усиленный самыми дорогими имплантами организм справлялся без труда.
— Кузен Итиро, — остановилась вдруг Кимико. — Его тело тоже привезли сюда.
— Парень в коме, — покачал головой ее супруг. — Сейчас мы ничего для него не сделаем. Идем.
Канеко вывел их к запасной лестнице, поднялся на два этажа, нырнул в боковой коридор. Он едва успевал следить за каскадом программных протоколов и перемещениями поднятой на ноги охраны.
Чтобы пробиться к магистралям, им нужно будет попасть к ведущим наверх шахтам, а значит, дальше скрываться по кружным закоулкам не выйдет. Отдав приказ аптечке на синтез заданного состава, он коснулся острым наперстком своей шеи. И, пробормотав извинения, точно так же провел металлическим ногтем под подбородком высокородной госпожи.
А затем активировал вторую из внедренных в защитную сеть спящих программ. Газ — без цвета, без вкуса, без запаха — заполнил помещения. Кимико только моргнула пару раз, тряхнула затуманившейся на мгновение головой. А потом, когда они вышли из-за поворота, едва не споткнулась о вытянувшиеся на полу тела охранников.
— Вот поэтому, — сообщил Тимур, — положенные по инструкции герметичные шлемы надо держать под рукой. Даже на самом скучном дежурстве. Оставьте, госпожа моя. Табельные игольники закодированы на прикосновение лишь одного хозяина. Чтобы сломать их защиту, нужно неделю биться о программную стену, ничем иным не занимаясь. Пойдемте.
Все так же стараясь держаться между своей женой и возможной угрозой, советник побежал в сторону шахт. Остановился — резко — когда навстречу шагнула высокая фигура.
Кимико, точно тысячу раз они это отрабатывали, мгновенно прянула назад. Застыла в трех шагах за его спиной. Постоянно отслеживающей даже незначительные детали аналитической частью сознания Тимур отметил: именно такую позицию придворный этикет предписывает почтительной жене. И успел подумать еще: а ведь это не просто очередная попытка унизить женщину. Такое положение позволит ему нападать и обороняться, не боясь случайно ее задеть.
Но основное внимание советника Канеко было приковано к приближающемуся человеку. К оружейному поясу на его бедрах. К едва заметной полупрозрачной полоске, закрывающей ноздри. Конечно, Ватари Стефан знал, как защититься от любимых приемов Хромого Кота. Он имел достаточно возможностей оценить их эффективность.
— Мурр, — прошептал, точно все еще не веря, Стеф. — Мурка, ты жив!
Тимур поднял руку в хирургической перчатке, и было в его лице что-то, заставившее старого друга остановиться, точно налетев на невидимую стену.
Здесь, в реальном мире, Стефан был не столь впечатляющей фигурой, какую являла собой его сетевая аватара. Врач семьи Ватари довольно однозначно высказался относительно целесообразности и полезности поддержания той мышечной массы, которая полагалась уважающему себя витязю. Однако даже в столь «урезанном» состоянии Стеф был на голову выше и в полтора раза шире в плечах жилистого Тимура. Телом своим физическим он владел не по-пользовательски хорошо. Да и вооружен был куда как серьезно.
Взгляд внука Ватари скользнул Тимуру за спину. В беспощадно-ярком освещении он очень отчетливо мог разглядеть грязные лохмотья, едва прикрывающие измученную женщину, синяки на ее лице — и кровавые полосы, оставленные на запястьях наручниками. Господин же советник Канеко имел возможность с той же беспощадной точностью увидеть, как расширяются глаза его друга. Как стремительно сменяются в них ужас, понимание, что-то похожее на стыд и, наконец, жесткий, точно самого себя пытающийся в чем-то убедить гнев.
— Тимур, — теперь друг-волк смотрел только на господина советника, — ты не понимаешь…
— Нет, — был ответ. — Я совершенно точно не понимаю. Двенадцать часов, Стеф. И только. Вы и половины суток не выждали после так называемой «смерти», прежде чем наброситься на мою «вдову».
— Мурр…
— Чтобы подготовить штурм — такой, что смёл бы защиту этого поместья, нужно куда больше двенадцати часов.
— Эта глициниевая змея предала тебя. Мурр, а она пыталась тебя убить.
— Угу. А десантные катера совета совершенно случайно оказались на нужных позициях именно тогда, когда я совершенно случайно и впрямь чуть не умер. Стараниями, надо полагать, Глициниевого владыки. Чего еще я тут не понимаю, а, Стеф?
— Тебе врали. Мурр, ее дочь — не твой ребенок.
Советник Канеко подождал пару секунд, но Ватари, кажется, развивать мысль не собирался. Тимур поднял брови:
— И что? — Затем, видя, как вытягивается лицо друга, не мог не спросить: — Стеф, ты действительно полагаешь, что я мог бы этого не заметить?
Младший Ватари наконец взорвался:
— Она пытается тебя убить, ты, помешавшийся на необходимости что-то всем доказать болван! — орал Стефан. — Она промывала тебе мозги величием творцов и непостижимой их красотой, а сама встроила программу «спусковой крючок» в твой базовый профиль! В любой момент эта дрянь могла отдать команду, и все подумали бы, что советник Канеко ни с того ни с сего вдруг решил совершить сеппуку!
Тимур скорее спиной ощутил, чем услышал судорожный вдох Кими и ответил уже им обоим:
— Я знаю.
У Стефа даже ругательств подходящих не нашлось:
— Что?
— Я знаю. Стеф, ну ты сам-то хоть слышишь, что несешь? Чтобы я пропустил программу-суицид в собственной базе? — Он специально обращался к другу, но говорил теперь для Кими, и только для Кими. — Высокородная госпожа оказалась в безвыходной ситуации. Положение женщин на Акане защищено чуть ли не отдельным сводом законов, но я же всегда был случаем сильно особым. В творящейся вокруг политической вакханалии баланс власти в том, что должно было стать семьей, сместился чуть ли не до позиции рабыня — хозяин. Зависимость, изоляция, беспомощность. Она не могла и слова мне поперек сказать, не рискуя поставить под угрозу весь клан. Естественно, потребовалось уравновесить позиции. Хотя бы чисто психологически.
— Чем? — чуть ли не плевался ядом Волк. — Подготовкой почвы для спокойного вдовства?
— Да! — теперь уже потеряв терпение, рявкнул сам Тимур. — Если б понадобилось! Традиционное аканийское замужество, если ты не заметил, не предусматривает такой варварской роскоши, как развод! А что, если бы я оказался каким-нибудь маньяком? Что ей вообще оставалось делать?
Стефан закрыл на мгновение глаза. Но почему-то не поспешил поднять на смех предположение о маниакальных наклонностях лучшего друга.
— Неко, ты извини, — сказал, — но покупать спокойствие этой куклы ценой твоей жизни я не позволю.
— А тебя, — так же тихо и уже предельно серьезно ответил: Тимур, — никто и не спрашивает. Волк.
— Неко…
— Начнем с того, что она меня до сих пор не убила, ну да ладно, это детали. Тут другое не сходится, Стеф. Ну, поджарили б меня на том небоскребе. Героическая гибель при исполнении долга. Планета рыдает, рыдает… закончила рыдания. И что? Вы действительно собирались почтить память коллеги и друга, бросив в каменный мешок его вдову? Уничтожив наследницу?
— Она не…
— Если я волей своей и разумом указываю кого-то в своем завещании, значит, это и есть моя наследница! Но даже если б меня обманули, даже если б предали — что из того? Что, Стеф? — Тимур почти рычал, наступая на человека, которого все еще считал другом. А тот пятился, видя в лице господина советника что-то такое, перед чем не желал стоять до конца. — Вы действительно верите, будто я хотел бы, чтоб память обо мне осталась — вот такая? Ты сам в это веришь, Стефан?
Друг отступал прочь. Молча.
— Кем меня считают, что я такого сделал? Почему вы решили, что я рад буду увидеть женщину — свою жену, что бы она там ни натворила, как бы ни предала! — заживо гниющей в темной яме? Как вы вообще додумались?
Сеть вокруг кипела, освещение и температура, повинуясь сошедшим с ума программам, скакали в почти произвольном порядке. Тимур взмахнул в воздухе хирургической перчаткой. Долговязый Стефан качнулся, уходя от удара, отлетел назад, чуть не упал. Но не потянулся к оружию. Железный Неко вновь занес руку, на этот раз почти решившись бить всерьез, ударить так больно, так подло, как ударили его.
