Артем Каменистый - Самый страшный зверь
– Если вы будете подчищать то, что вам не нужно, то до весны хватит.
– Это хорошо.
– Жаль, что ее нельзя есть. Было бы просто здорово.
– Дирт, наша жизнь – это чередование случайностей, накладывающихся на общую закономерность. Голод не продлится вечно, тем более летом.
– А почему вы так не любите весь мир?
– Почему ты так подумал?
– Вы сказали, что весь мир – это волчья стая.
– Да, я сказал именно так.
– Выходит, не любите.
– Ошибаешься, Дирт, это он меня не любит. И тебя, кстати, тоже. Мир разорвет нас куда быстрее, чем волки. Гораздо быстрее…
Глава 3
Неизвестно, что там насчет мира, а гуси Дирта точно не любили. Он это осознал очень давно, в том нежном возрасте, когда воспоминания только-только начинают задерживаться в детской голове. Одно из первых возникало перед глазами при мысли об этих омерзительных тварях: огромная белая птица, угрожающе вытянув шею, подбирается чуть ли не со змеиным шипением и больно, до слез, щиплет грязным клювом.
Ему не один раз доводилось конфликтовать с волками. Было дело, сталкивался с медведем. Разошлись миром, но Дирт был готов драться, несмотря на скромный возраст и такие же силы. Он считал, что многое видел и пережил, но тот, первый детский страх, глупый и постыдный, не хотел исчезать. Боялся признаться в этой слабости самому себе и потому всеми способами избегал контактов с ненавистными птицами.
Но сегодня придется сделать исключение. Керите выпала очередь приглядывать за гусями, которые с утра до вечера торчали на Смородиновом ручье. Слишком большую ценность они представляли для Хеннигвиля, чтобы позволять им резвиться самостоятельно. Лес начинался на другом берегу, а здешние лисы чудовищно хитрые и вечно голодные. Но у животных хватало ума не лезть на рожон перед человеком, пусть это даже невысокая девчонка полутора годами младше Дирта и к тому же выглядевшая крайне несерьезно из-за обилия веснушек и непослушной гривы вьющихся рыжих волос.
Керита, увидев его, улыбнулась:
– Привет, Дирт. Что несешь?
Он поднял трофей:
– Рябчик.
– Всего один?
– Там был выводок, но цыплята совсем мелкие.
– Ты убил их маму?! Зачем?!
– Нет, ее я не тронул. Этот рябчик был один, крутился неподалеку.
– Наверное, отец.
– Если и так, они не умрут без него.
– Дэгфинн опять будет ругаться, если увидит тебя с луком.
– Ваш преподобный очень глупый человек. Как же я буду охотиться без лука? Он сам-то хоть понимает, какую чушь несет?
– Не говори про него так. Ты же знаешь, что лук – это оружие, а оружие нельзя брать в руки. Это большой грех. Господь такое не одобряет. Руки нам даны не для того, чтобы грешить. Они ведь пусты, когда мы рождаемся? Так зачем осквернять их касанием к орудиям убийства.
– Нож тоже оружие, и топор, но все ваши к ним прикасаются. А что вы будете делать, если на селение нападет стая волков?
– Волки так не поступают.
– Ну а вдруг решатся? Что тогда? Будете им рассказывать, что грешно рвать клыками живых людей? Или споете гимн о спасении души?
– Дирт, ты же знаешь, что я не люблю с тобой спорить на эти темы.
– Вот и не начинай.
– Я и не начинала!
– Ну ладно тебе. – Примирительно улыбнувшись, он протянул Керите туесок из бересты.
– Что это?
– Брусники немного осталось с прошлого года. Ссохлась вся, но на вкус ничего.
– Зачем по лесу бродил с туеском?
– Он лежал у меня в тайнике.
– Тайник? Покажешь?
– Он на вершине холма, ты же туда не пойдешь.
– Конечно, не пойду.
– Да там ничего интересного. Я там лук храню в непогоду и мелочи разные. Ягоды зимой нужны, когда петли на птиц ставлю. Приманка хорошая, заметная, ведь красное они издали замечают. Ешь, вкусные ведь.
Керита осторожно сняла тугую крышку, вздохнула:
– Мало совсем.
– Ну да. Остатки. Хорошо, что я о них вспомнил раньше, чем мыши добрались.
– А ты? Хочешь?
– У меня от брусники зубы сводит, – соврал Дирт.
Во всем Хеннигвиле было лишь два человека, которые чуть ли не в любой момент точно знали, чем именно занимается Дирт и где именно бродит: лэрд Далсер и Керита. Остальные верили или делали вид, что верят, будто он встает чуть свет только ради того, чтобы пробежаться по опушке в надежде добыть неосторожно выбравшегося из лесу зверя или птицу. Считалось, что глубоко в чащу Дирт не забредает, потому как это не просто боязно, а запрещено, да и грозит нешуточными неприятностями потерявшему страх ослушнику.
Преподобный Дэгфинн тоже знал правду, но считать его равным лэрду Далсеру и Керите нельзя. Он прекрасно понимал, в чем дело, но даже себе в этом не признавался. Из своих, довольно запутанных, соображений закрывал глаза почти на все. И пусть на людях не упускал возможности пристыдить Дирта за то, что тот оскверняет свои руки прикосновениями к луку – предмету, созданному исключительно ради желания причинять страдания другим, при личном общении вел себя иначе. И даже когда однажды застал его в кузне за изготовлением наконечников, сделал вид, будто ничего не заметил.
Хеннигвилю до зарезу был нужен человек, не пугающийся леса и всех суеверий, связанных с ним. Как говорил лэрд Далсер, крестьянина не переделать, ему нужен посредник, связывающий его мирок с большим миром. Лучший вариант – феодал. У простолюдинов в крови привычка жить под властью тех, в чьих жилах течет благородная кровь. И даже ересь дмартов не могла совладать с этой привычкой. Хеннигвильцы закрылись в селении, но им нужен был кто-то, способный пересекать границу. Взять хотя бы железную руду. Кроме как на болотах, раздобыть ее негде, а самые богатые трясины располагаются посреди леса. Потому доходило до смешного.
Вот как в тот раз…
Прошлой зимой Дирт убил матерого лося. Две стрелы получило могучее животное, долго пришлось его преследовать, доводить до изнеможения, а потом пытаться выжать из зверя остатки сил, пугать, заставляя повернуть обратно, к морю. И все равно, не дойдя до побережья, сохатый свалился. Его хватало лишь на то, чтобы шумно, предсмертно дышать.
Дотащить тушу до селения целиком Дирт не мог. Разделать и по кускам тягать на волокуше – не выход. Налетит воронье, запах крови почуют волки, а с ними зимой шутки плохи. Терять мясо было нельзя – запасов в Хеннигвиле немного, вот-вот до голода дело дойдет. Сто тридцать четыре человека, считая детей, – столь матерого лося хватит, чтобы несколько дней не ломать голову, чем заполнять котлы.
Дирт мчался назад так быстро, что едва не сломал ногу, спускаясь к берегу, ступня застряла в присыпанном снегом переплетении корней, повезло, что, уже падая, ухитрился освободиться. Лэрд Далсер хмыкнул, выслушав его сбивчивый рассказ об исполинской горе мяса, которую вот-вот начнут делить прожорливые волки, и, уточнив размеры «горы», оделся, после чего направился прямиком к дому преподобного Дэгфинна, где вызвал его на улицу для короткого и довольно необычного разговора. Дирту пришлось еще раз повторить свой рассказ, после чего лэрд предложил взять Агнара – сила кузнеца в таком деле лишней не будет.
