Роман Злотников - Генерал-адмирал. На переломе веков
— Дядя, — он оттащил меня в сторону, — я еще раз хочу обратиться к тебе с просьбой о том, чтобы ты принял на себя…
Похоже, церемония привела парня в состояние эйфории, так что его слегка понесло. Но, во-первых, все уже было сказано и обсуждено не раз, а во-вторых, ну кто ж обсуждает такие вопросы в Успенском соборе, не сняв ни корону, ни огромную, тяжеленную мантию?..
— Государь, — прервал я его, — мы же все это обговаривали. Пойми, я делаю все, что могу. Все, на что способен. Ты одних налогов с моих предприятий имеешь уже более миллиона в год, мы вот-вот начнем самую современную крупповскую броню[8] варить, а ты меня в политику тянешь. Я и так там закопался глубже некуда, свои дела почитай забросил. Дай мне хоть чуть-чуть передохнуть!
Николай вздохнул и махнул рукой:
— Ну, как знаешь…
Отходя, я поймал на себе завистливый взгляд брата Сергея. Как московский генерал-губернатор, он рассчитывал, что именно его назначат председателем коронационной комиссии, и, узнав, что им стал я, расстроился и теперь относился ко мне с прохладцей. А тут он, похоже, до кучи еще и услышал нашу с племянником короткую беседу… Впрочем, мы с Сергеем и ранее были не слишком близки, в первую очередь из-за моих собственных опасений, так что пусть. Все одно я старался максимально сократить родственные контакты. Да и времени на них не было.
С царской трапезы в Грановитой палате я удрал через два часа, раньше не получилось, и потащился на Ходынское поле, где через несколько дней планировались народные гуляния с раздачей подарков. Я припоминал, что во время этой раздачи были какие-то кровавые события — то ли давка, то ли теракт. И если со вторым я поделать ничего не мог, то вот от первого вполне себе подстраховался.
— Ну как тут у вас? — поинтересовался я у полицейского, подскочившего к моему экипажу, едва лошади встали.
— Все в порядке, ваше высочество! — браво отрапортовал он. — Ямы засыпали, сейчас строим новые павильоны. И заборы к им. Всё как вы велели.
Я окинул Ходынку взглядом. Поле было традиционным местом гуляний, но во время моего первого появления здесь оказалось к таковым совершенно не приспособленным. Оно было все в ямах, рытвинах и промоинах, оставшихся после добычи здесь песка и глины, а также от металлических павильонов, в настоящее время демонтированных и перевезенных на ярмарку в Нижний Новгород. Сейчас ямы были засыпаны и утрамбованы, а в схему размещения павильонов, первоначально располагавшихся только по периметру, были внесены изменения. Кроме того, подходы к ним были огорожены, а к ограде вели специальные коридоры, вроде тех, что в покинутом мною времени устраивают около стадионов или в аэропортах у регистрационных стоек, дабы избежать скучивания и давки.
Я прошелся по полю, потоптался на засыпанной яме и, кивнув полицейскому, сел в экипаж. Темнеет, а мне еще больше часа до Кремля добираться. Хотя расстояние-то — тьфу. Да, пора обзаводиться автомобилем. В Магнитогорске уже работали довольно большие мастерские, выпускавшие по три автомобиля в месяц. Это были усовершенствованные модели прикупленного мной «Моторвагена» Карла Бенца, имевшие четыре колеса, подвеску на двух поперечных рессорах и двухцилиндровый двигатель мощностью почти три лошадиные силы. Наклепали таковых уже сорок штук, и все они были предоставлены в аренду агрономам, ветеринарным и обычным фельдшерам, которые занимались обслуживанием наших новоиспеченных фермеров. Причем в аренду автомобили отдавались вместе с механиком, заодно выполнявшим и обязанности водителя. Агрономов и фельдшеров у нас пока еще было мало, а клиентов много и на огромной территории. Потому автомобили нас сильно выручали, поскольку имели максимальную скорость двадцать четыре километра в час, а крейсерскую — не менее пятнадцати-семнадцати, и запас топлива, обеспечивающий пробег до ста километров. Так что и агрономы, и фельдшеры могли достаточно оперативно обслужить обширные участки. Ну а мастерские за счет весьма интенсивной эксплуатации техники нарабатывали статистику и копили опыт. Ибо механики не только обслуживали и ремонтировали машину, но еще и вели скрупулезный учет всех поломок и отказов, а также регулярно подавали предложения по усовершенствованию авто. Кое-какие из них даже уже были внедрены. Но пока на полноценный автомобиль эта коляска никак не тянула. Хлипка, капризна, ломуча, да и комфорта никакого. Куцый тент сверху — и всё. Нет, агрономам и фельдшерам она по вкусу пришлась — всё лучше обычной телеги, да еще и аренда стоит копейки, — но мне совсем не годилась…
Торжества по случаю коронации закончились в 20-х числах, после чего я наконец-то скинул с себя неподъемный груз. А то, смешно сказать, с этими хлопотами я даже ни разу не прошелся по корпусам последних строящихся крейсеров. Ревизоры-то ревизорами, а свой глаз ничем не заменишь. Но едва я вернулся в Петербург, меня встретил мрачный Канареев и молча передал письмо.
— Проблемы, Викентий Зиновьевич? — поинтересовался я, вскрывая конверт.
— Да, и серьезные, — ответил он. — Впрочем, я думаю, в этом письме вам все будет изложено более подробно. Хотя и мой доклад тоже наготове.
Я вынул лист, пробежал глазами текст, задумался, потом хмыкнул:
— Значит, Папаша Пауль решил соскочить с крючка?
Канареев кивнул.
— Что ж, — вздохнул я, — значит, надо подумать, в чем мы здесь можем… выиграть.
Глава 2
— Ы-ых, пошли, родимыя! — Сосед Афиноген огрел правого из пары своих битюгов концом вожжей по крупу, и лошади, всхрапнув, послушно сдвинулись с места.
Отец бросил придирчивый взгляд на Митяя, укутанного по самое не могу в шерстяное одеяло и укрытого поверх него овчинным пологом, потом отвернулся, сунул руку за отворот тулупа, покопался там и достал стеклянную фляжечку.
— Эй, сосед, будешь?
Косматая, заросшая рожа Афиногена расплылась в доброй улыбке:
— Казенная?
— А то ж, — солидно отозвался отец, — княжья, медовая с перцем.
— От доброго продукта грех отказываться, — так же солидно заметил Афиноген и, ухватив фляжку, сделал гулкий глоток. — Х-хор-роша-а-а! — протянул он, занюхав рукавом тулупа, скорее по привычке, чем по необходимости: казенная славилась свой мягкостью. — Лексир!
— Не говори, — покивал отец, в свою очередь прикладываясь к фляжке. — Умеет благодетель товар сделать, чтоб душа пела и радовалась.
— А то ж, — теперь уже покивал сосед.
После чего оба замолчали, задумавшись каждый о своем. А Митяй просто повернул голову и уставился на удалявшееся подворье. В первый раз он покидал дом так надолго.
