Юрий Иванович - Роль чужака
Мария напоследок приказала выстроить на плацу личный состав госпиталя, вольнонаёмных из других царств и воинов, набранных из окруженцев и спасённых от съедения людоедами. Всех остальных, в лояльности которых сомнения ни капельки не возникало, попросила находиться в отдалении и ни во что не вмешиваться. Возле императрицы осталась стоять скалой только Апаша Грозовая.
Начинала речь спокойным, вроде как равнодушным тоном:
– До сведения каждого в обязательном порядке доводилось: тайланцы – такие же люди, как и мы с вами. В армии людоедов они находились по принуждению, ни в коем случае не по своей воле. И причина была только одна: угроза уничтожения их семей. Никогда за всю историю княжество не имело возможности прорваться через империю зроаков и выйти на Большую землю. Хотя, как мы уже знаем, подобные попытки предпринимались. Была предварительная договорённость с властями Заозёрья, что всех жителей княжества одновременно постараются эвакуировать на громадных кораблях по морю. Увы, политические распри с другими государствами помешали заозёрцам совершить это богоугодное для всего человечества дело. Но нашей империи в этом плане повезло! – Мария Ивлаева-Герчери резко повысила голос. – Нам удалось оторвать княжество Тайланов от диктата зроаков, нам удалось встать с тайланцами в едином строю перед лицом самого страшного и самого злостного врага. Против того врага, который ест детей! Который поедает человеческую плоть! И отныне, до скончания веков, тайланцы ничем от нас не отличаются! А те, кто затаил до сих пор злобу против них в своём сердце, будут жестоко наказаны. Вплоть до смертной казни!
Голос её достиг крещендо и оборвался. Зато по рядам собравшихся или стоящих строем людей стал проходиться тяжёлый, угнетающий взгляд:
– Если есть среди вас несогласные со мной, если есть такие, кто желает смерти тайланцам, пусть немедленно, сейчас выйдет из строя. Клянусь, он не будет уничтожен, хотя, несомненно, изгнан из нашей империи. Мы для них откроем дорогу через пространства Шартики, проводим до Леснавского царства и там отпустим на все четыре стороны. Ну? Смелей выходите, вы знаете, данное мною слово ни разу не нарушалось.
Люди стояли разные, в том числе и весьма обозлённые на вид, сердитые, готовые на всё. Всё-таки ненависть искоренить из своих сердец, которая там зародилась и окрепла с самого рождения, не так просто. И не смолкли ещё последние слова императрицы, как некоторые из них стали выходить и группироваться чуть в стороне. Вышло более десяти мужчин и несколько женщин. Ещё одну женщину какой-то мужчина волок за собой силком. Она упиралась и пыталась кричать, но он ей вообще закрыл рот и сжал так, что бедняга потеряла сознание.
– Как ты смеешь насильно уводить за собой другого человека? – вроде оставаясь внешне спокойной, спросила Мария.
– Она – моя! – нагло заявил воин, прикрываясь телом находящейся без сознания пленницы. – И оставлять её кому-то я не собираюсь!
– Вы все знаете законы нашей империи. Вы все знаете, за какие предстоит смертная казнь, – опять усиливая голос, начала говорить императрица. – И знаете, чем грозит попытка одного человека сделать другого своим рабом! Уничтожением на месте преступления! – резко вскинула руку в сторону виновного и выкрикнула: – Смерть!
В следующее мгновение невдалеке что-то щёлкнуло, а в голову казнимого мужчины ударил арбалетный болт. Большой болт, тяжёлый. Глазницу вырвало вместе с куском лобовой кости. Получилось жутко, трагично, излишне кроваво, но в то же время эффектно.
Все окаменели, поражённые свершившимся наказанием, и только двое целителей подхватили женщину и унесли к госпиталю. Да еле слышно, не разжимая губ, командарм пробормотала императрице:
– Твоя затея с арбалетами у телохранителей хороша, но зря ты наше тайное оружие используешь для казни. Его ещё так мало…
Мария вначале отдала распоряжения по поводу группы, которую следовало отправить к Шартике. Потом огласила, что домашний арест с тайланцев снимается. И лишь двинувшись к главному штабному зданию лагеря, еле слышно ответила Апаше:
– Ничего. До решающих сражений со зроаками успеем наделать сколько надо. А казнь… Пусть ребята и в таких условиях тренируются.
Говорила уверенно. Старалась, чтобы губы не дрожали. Шла ровно.
Но внутри у неё всё тряслось, ноги немели, и она спешила как можно быстрей где-нибудь уединиться. Крутость свою показала, строгость – вообще сверх всякой меры. А вот в душе готова была каяться, заливаться слезами, обвиняя себя в жестоком убийстве человека. Понимала, что иначе было нельзя, понимала, что для империи именно такое изуверство окажется оправданным в данное время, а вот оправдать себя лично – всё равно не могла.
И наверное, по этой причине чувство, что она сделала что-то не так, буквально утроилось. Причём чувство именно неправильного личного действия угнетало. Никто из посторонних не смог бы подсказать, направить и уж тем более избавить от него.
Глава четвёртая
В чужой шкуре
В первый раз я очнулся во время каких-то галлюцинаций. Именно не после сна с кошмаром, а во время звуковых галлюцинаций. Кричала не кто иная, как Машка. Грозно кричала, со злостью. А то и в бешенстве. Глаза я открыл, а возле меня – никого. Попытался повернуть голову – что-то опасно скрипнуло в шейных позвонках, и я благоразумно отказался от таких попыток.
Тогда как галлюцинации никуда не исчезли. Машка всё так же продолжала кого-то ругать, пилить и воспитывать. Вся беда оказалась в том, что я не мог разобрать слов. В лучшем случае одно из двух десятков, и они анализировать всю речь никак не позволяли. Да и что поймёшь по таким словам: по морю, детей, сердце?
Если я на Суграптской долине, моря тут и близко нет. Дети и сердце? Тем более с морем не вяжутся. Так что сомнений не осталось, что лечиться мне придётся долго и сложно.
Но позвать хоть кого-то я попытался. Несложно так, простой фразой: «Эй! Кто-нибудь!» Потому что подозревал, заикание у меня не прошло. Ошибался! Всё было ещё хуже! Даже восклицание «Эй!» я вульгарно мычал. Вот тут я уже запаниковал окончательно. Не знаю, что это за премерзкий желейный кокон или это так меня падающая на голову лошадь поломала, но моё нынешнее состояние могло оказаться на отметке «хуже только в гроб кладут». А раз так, то чем занимаются живущие во мне симбионты? Почему не лечат? Почему на мне паразитируют, пьют мою кровь и вытягивают жизненные соки (последние!), а взамен никакой отдачи?!
Сам на них ругался, и сам находил им оправдания:
«Лечат они меня, куда без этого. Иначе давно бы помер. Просто вначале пытаются повреждённые нервные ткани восстановить, кости нарастить, мышцы порванные склеить – а это всё за три дня не делается. Так что терпение, братишка, только терпение!.. Тьфу ты! Что за гадкое обращение прилипло от этой хари?!»
