Андрей Валерьев - Форпост (Тетралогия)
— Только не протекай! Я ж, млять, почти что дипломированный инженегр!
Плотина не подвела.
Иванычу было очень плохо. Духоту он вообще переносил с трудом, а такой жары, как сейчас, не испытывал уже давно. Стараясь гнать дурные мысли о ранах на лице, старик протискивался назад. К единственному по-настоящему родному и близкому, а потому безопасному — к своему кормильцу. Таксист решил, что несмотря ни на какие раны, он не будет бесполезным грузом на шее Ивана, а станет помогать ему изо всех сил, до тех пор пока их не найдут и не придёт помощь. Чем-то этот пассажир напомнил Иванычу младшего брата, сгинувшего в тайге двадцать лет назад. Такой же молчун. Как и он сам.
О том, что он видел и где он оказался, Иваныч старался не думать. Это была не страусиная позиция, просто он не знал, ЧТО ему думать. Старик коротко матюгнулся- ветка стеганула прямо по лицу.
"Ничего. Терпимо".
Таксист пробрался к машине и открыл багажник. Старая водительская закалка и автомобиль "сделай сам" сделали этот багажник — воистину бесценным в сложившихся обстоятельствах. Иваныч выудил из недр багажника старое, немного ржавое и помятое железное ведерко, в котором он обычно возил разную ветошь, сложил в него свернутый в рулон кусок брезента, грязный кусок хозяйственного мыла и тяжело потопал назад.
Когда Ваня дотащил деда и его бесценное ведро до запруды, он уже был не в состоянии говорить. Во рту — Сахара, а глотка — словно ободранная наждачной бумагой. Иваныч же, кивнув на плотинку и изрядную лужу за ней, только и смог выдавить:
— Молодец.
А дальше в жизни Ивана наступили самые длинные тридцать три минуты, которые потребовались на то, чтобы сначала при помощи песка и пучка травы постараться очистить грязь и ржавчину с ведра. Потом осторожно начерпать в него относительно чистой воды, процеживая ее через рубашку, и дождаться когда вода в ведре, поставленном на костёр, закипит. А после всего этого — переглянуться с дедом и пулей лететь назад к машине и выискивать в бардачке у Иваныча складной походный пластмассовый стаканчик с надписью "Турист". Согнувшись при этом в три погибели, чтобы не напороться на острые ветки, которые ранили старика. И лишь в пятый за сегодняшний день раз добежав от "парковки" до "оазиса", Иван смог перевести дух. За то время, что он отсутствовал, Иваныч при помощи крепкой палки снял ведро с огня и поставил его прямо в лужу — остывать, так что, когда Маляренко принёс стакан, его ожидал не кипяток, а вполне теплая и слегка отстоявшаяся вода.
Иван посмотрел на деда и протянул ему стакан.
— Пей. Первым.
Горло саднило неимоверно.
Глава 6
В которой Иван, к его собственному изумлению, продолжает преодолевать невзгоды
Тётенька, дайте воды напиться, а то так кушать хочется, что переночевать негде!
Народная мудростьВ далёком уже студенчестве у Ивана был приятель. Приятель не пил пиво и не таскал гири, зато был заядлым туристом и целых два раза, преодолевая лень и инертность Вани, вытаскивал его с собой в походы. По прошествии лет Маляренко смутно помнил, куда и зачем они ходили, но кое-что отложилось в памяти навсегда. Ваня хорошо запомнил то блаженное состояние, в которое приходил его организм после первой кружки чая на привале. Когда можно было перевести дух, вытянуть ноги и просто наслаждаться тишиной, покоем и запахом костра. Именно этим Иван сейчас и занимался. Весь день они с Иванычем потратили на добычу воды. Утолив первую жажду, Маляренко критически переосмыслил некоторые свои действия по постройке запруды и процессу фильтрования. Свежий взгляд здорово помог, и за три последующих часа Иван добыл и переработал почти пять вёдер воды. Причём прозрачной! Маляренко законно гордился собой. Заполнив все пустые пластиковые бутылки из-под минералки, Иван потратил всё остальное на умывание и стирку. Совсем отстирать от крови одежду не удалось, но Иван всё равно был доволен — одежда не стояла колом и не пахла. А следы крови он планировал отстирать в будущем. Сидя в тени кустов, Маляренко посмотрел на Иваныча, который, напившись воды, лежал на брезенте неподалёку.
— Дед, как самочувствие? — Иван мысленно прикидывал, что он может сделать, и вспоминал всё, что помнил о медицине. — Надо повязку менять. А то эта рубашка чёрная уже. У тебя в машине аптечка есть?
Старый таксист сделал лишь неопределённый жест, мол, если надо — аптечку найдём.
— Сможешь повязку сменить?
— Не знаю, — Маляренко вздохнул. — Никогда этого не делал. Я тут глянул — здесь следов зверья полно. Наверное, ночью на водопой приходят. Надо бы к ночи назад к машине идти. Просеку забаррикадируем — никто не пролезет. Пойдём, дед. Надо двигаться.
Назад шли, не торопясь. Залитые литры воды создавали приятную иллюзию сытой тяжести в животе. Кроме того, Иван тащил две бутыли и полное ведро. Да и дед, как с усиливающейся тревогой думал Маляренко, был совсем не такой бодрый, как с утра. Чтобы развеять эти тяжёлые мысли, Иван решил обсудить вторую по значимости невзгоду.
— Иваныч, а у тебя в машине нет ничего пожрать?
— ………..
— Да понятно… это я так… на всякий случай спросил. Я сегодня весь день ягоды, грибы высматривал. Ягод нет никаких…
— Жарко для грибов, — невнятно пробурчал таксист. — Надо к морю идти. У меня в багажнике снасть имеется.
— Это здорово! — обрадовался Ваня. — А то я ни разу не рыбак. Покажете, как ловить, хорошо? — Незаметно для себя Иван снова начал называть Иваныча на "вы". Родившийся и выросший на востоке Маляренко автоматически всегда обращался к людям старше его по возрасту на "вы". Даже к бездомным, которых выпроваживал из своего подъезда. Бомжи офигевали от такого к себе обращения и безропотно удалялись. Хотя, возможно, всё дело было во внушительных габаритах вежливого жильца.
— Тут птиц полно… непуганые совсем. То ли куропатки, то ли фазанчики бегают… здоровые курицы. Вот бы их подстрелить. Но шустрые… только увидишь, а она бац — в кусты забурится, или в траву нырнёт!
От внезапно улучшившегося настроения у Ивана развязался язык.
— Сейчас до тачки доберемся, стоянку организуем — схожу посмотрю, может, поймаю, — Ваня вопросительно обернулся к деду: — Я только готовить не умею. Покажете?
— Угу. А чего ты умеешь?
— Не знаю, — запнулся Иван. — Могу копать, могу не копать.
Настроение, подстёгиваемое голодом, резко испортилось.
— Я из города вообще не выезжал. Если подумать, то мало что умею.
Остаток пути до "парковки" мужчины проделали в полном молчании.
