Книга Ветра и Крови (СИ) - Котов Сергей
И это действительно оказалось так.
Лестничный проход был занят лежащими вповалку телами. Казалось, они крепко спят, ритмично посапывая. Ребята из авангарда, дождавшись Макса, жестами дали понять, что хотят попробовать подняться через этот завал, не потревожив спящих. Секунду поколебавшись, Макс дал добро. Мы с Каем остались у входа в здание.
В этот момент или месяц стал светить ярче, или у меня зрение от стресса обострилось, но я видел всё происходящее чуть ли не в деталях.
Поначалу всё шло как надо. Двое отобранных Максом бойцов двигались безупречно, ловко переступая через спящие тела.
Они были уже на середине первого пролёта, когда я вдруг понял, что один из охранников полусидит с открытыми глазами.
Я постарался привлечь внимание Макса, активно жестикулируя. И, в конце концов, мне это удалось.
Командир посмотрел на указанного мной охранника. И в этот момент тот бесшумно и легко поднялся, преграждая путь одному из бойцов.
— Остановитесь, — сказал охранник на местном языке, — нам…
Закончить фразу он не успел.
Один из бойцов авангарда вогнал ему лезвие боевого ножа (тоже из наших, марсианских запасов) под нижнюю челюсть, навсегда лишив возможности говорить.
Но в этот момент поднялся ещё один из охранников.
— …нужно поговорить, — он спокойным голосом закончил фразу за своего погибающего собрата, бьющегося в конвульсиях на лестнице, — мы не понимаем, кто вы. Возможно, мы найдём способ сосуществовать.
Глава 8
Толстяка звали Зовущий Ветер. У жителей города, как и у многих земных племён первых цивилизаций, имена ещё не утратили значений и небыли жестко фиксированы на анималистике или флористике, как у жителей древнего Марса.
Он плакал, опустив лицо в ладони. Его обширная спина мерно колыхалась от рыданий. Мы переглядывались с Максом и Каем, но не вмешивались.
Таис рискнула подойти к пленнику. Присела перед ним. И аккуратно погладила по голой спине.
Удивительно, но это помогло: рыдания мало-помалу стали стихать.
Через минуту пленник уже смотрел на нас глазами с покрасневшими от рыданий белками.
— Я не хочу… обратно, — его слова прерывались всхлипами, — но и… хочу тоже. Вы ведь не понимаете, каково это…
— Мы всякое повидали, — дипломатично заметил Кай.
— П…правда? — спросил пленник, почему-то с надеждой в голосе.
Я строго посмотрел на напарника; тот виновато опустил глаза.
— Правда, — ответил я, вздохнув.
— Мыслить самому — это тяжело и больно, — толстяк снова всхлипнул, — но и приятно. Наверно, это самое приятное, что есть на свете.
— Тут я, пожалуй, с тобой соглашусь, — кивнул Макс.
— Как я могу вам доверять, если вы ничего о себе не говорите? — Зовущий Ветер сделал вдох и, видимо, окончательно овладел собой; всхлипы прекратились, — мы всё равно до меня доберёмся. Мы сейчас на пике могущества. Нашему поколению очень повезло. Мы далеко продвинулись на пути Познания…
«Гриша, скажи, чтобы все остальные вышли, — Гайя неожиданно беззвучно обратилась ко мне; от её голоса отчётливо веяло тревогой, — сейчас, пожалуйста».
Я поднялся с кресла у пульта большой диагностической установки. Пленник был зафиксирован в кресле автодоктора с помощью штатных эластичных ремней.
— Ребят, оставьте нас наедине, — произнёс я, как мне показалось, спокойным голосом. Но, когда Таис посмотрела на меня — в её глаза был испуг.
— Что-то случилось? — спросил Макс, тоже поднимаясь с места.
— Не знаю пока, — ответил я, — но поторопитесь.
Кай молча подошёл к двери и разблокировал запорный механизм.
Когда медотсек опустел, Гайя продолжала: «В помещении есть значительное количество моего мицелия, — сказала она, — сейчас я отделю его от остальной себя. Эта небольшая часть меня будет полностью изолирована. Я знаю, что у вас есть аварийный протокол, который полностью изолирует отсеки. Активируй его, пожалуйста».
«Что происходит? — спросил я мысленно, — если ты помнишь, мы в наших отношениях остановились на модели партнёрства, а не подчинения».
«Я помню, Гриш, — ответила Гайя; от неё всё так же веяло испугом, — меня очень пугает то, что я увидела. Нужны дополнительные исследования. Я не могу рисковать собой целиком, Сфера наглядно продемонстрировала, как это может быть опасно. Поэтому я оставлю запрограммированные клетки. Они изучат этого человека более внимательно и потом, если всё будет в порядке, передадут полученные данные через специальный защитный протокол, который я разработала».
«Это… осколки Сферы, да? — предположил я, — всё-таки она нас достала?»
«Я была бы рада, окажись оно так, — Гайя изобразила мысленный вздох, — но это бы меня не испугало. Известного врага бояться не следует».
«Ничего не понимаю, — я пожал плечами, — ну ладно. Я-то тебе тут зачем? Мы могли бы его просто изолировать».
«В процессе он будет в сознании. С ним нужно разговаривать. Нужно, чтобы был рядом другой живой человек, заведомо не затронутый… этим. Признаю, это рискованно, но я знаю тебя, Гриша, очень хорошо. На молекулярном уровне. Если что-то пойдёт не так — скорее всего, мне удастся тебя спасти».
«Это, конечно, успокаивает», — мысленно пробормотал я. Но, повернувшись к дежурному монитору, набрал аварийный красный код и активировал изоляцию медотсека.
Освещение тут же стало приглушённым, желтоватым. Автоматика минимизировала расход энергии.
«Я отключаюсь, Гриш, — сказала Гайя, — ты главное говори. О чём угодно».
— Что происходит? — спросил толстяк, тревожно оглядываясь, — вы… вы будете меня убивать?
— Нет, — ответил я и постарался изобразить доброжелательную улыбку, — не беспокойся. Ты нужен нам живым, — сказал я, и тут же добавил, безо всякого перехода: — Слушай, а у тебя дети есть?
— Дети? — Зовущий Ветер выглядел растерянным, — откуда же я знаю… вероятно, да.
— Вероятно? — я поднял бровь.
— Ну, да, — толстяк пожал плечами, — я ходил в чанную по призыву. Но насколько удачно прошло зачатие, конечно же, знать не могу.
— Чанную? — я поднял вторую бровь.
— Место, где рождаются городские люди, — пояснил Зовущий Ветер, — сейчас мне это кажется странным… а когда я был внутри — странными казались обычаи внешнего периметра. Крестьян. Они живут семьями. Женщины сами вынашивают детей, совсем как звери. Будто бы у них так и не родился разум…
— И тебя… ты тоже появился в этой самой чанной? — спросил я.
— Ну конечно, — улыбнулся толстяк, — как могло быть иначе? Дикие не могут становиться опорами в нашем единстве.
Улыбка на его лице вдруг сменилась задумчивостью. Потом испугом.
— Это так странно, — продолжал он, — думать самому…
— Да, ты уже говорил, — кивнул я, — странно и приятно.
— Приятно и… страшно, — согласился толстяк, после чего вдруг запрокинул голову, закатил глаза и начал биться в конвульсиях, истекая пеной.
Я активировал автодоктора. Медицинский компьютер немедленно начал необходимые диагностические и реанимационные мероприятия. В считанные секунды расторопная автоматика взяла десятки анализов, считала сотню параметров, но поставить диагноз в автоматическом режиме не смогла. «Требуется помощь высококвалифицированного медика», — гласила надпись на экране монитора.
Толстяк продолжал биться. Его лицо посинело, он не дышал.
«Разрешение командира на инвазивные методы реанимации», — надпись на мониторе сменилась. Когда разрешение было получено, автодоктор начал интубировать пациента. Его тело пронзили многочисленные зонды, катетеры и другие трубки, подключившие умирающий организм к автоматам, дублирующим функции критически важных органов.
Но всё было тщетно. Спустя пятнадцать минут после начала реанимационных мероприятий автомат констатировал смерть мозга.
Я стоял, опустив руки перед медицинской капсулой. В голове было удивительно пусто.
«Спасибо, Гриша, — послышалось у меня в голове спустя какое-то время, — ты справился».