Малыш (СИ) - Градов Игорь
— Кстати, а что Юродивый? — спросил я. — Тоже мутант, как мы с тобой и Мара? Умеет людям в голову залезать?
— У него другие способности, — подумав, ответил Глаз. — Он, говорят, умеет людскую злобу чувствовать. Скажем, кто-нибудь задумал его убить. Ну, чтобы власть захватить или за деньги. Таких людей Юродивый на раз вычисляет, и больше их никто никогда не видит… Возможно, Юродивый много чего умеет, но я точно не знаю. И никто не знает. О Юродивом мало что известно, он очень скрытный человек. Его даже собственные бандиты редко видят. Сидит в своем логове, как паук, и плетет паутину, ловит добычу. Кстати, я совсем не удивлюсь, если окажется, что Мара и на него работает. Она точно знает, кто у нас хозяин…
Я вспомнил: Мара нередко исчезает на несколько дней, не появляется ни на рынке, ни в селении. Она говорит, что ходит на дальне луга собирать травы. Там, мол, они чистые, войной не затронутые. Может, оно и так, но вполне может оказаться, что старуха в это время тайно посещает Юродивого. Проверить — залезть ей в голову — у меня не получится. И у Глаза, судя по всему, тоже.
Рассказ Глаза о подземных бункерах очень меня заинтересовал. А вдруг в них хранятся научные книги? Тогда можно будет многое узнать. Например, чем занимались до войны наши ученые, какое оружие изобретали. И понять, почему началась мутация. Не из-за одной же радиации, в самом деле! Все знают, что излучение скорее убивает, чем изменяет человека. Тем более за такое короткое время.
По науке, те, кто высокую дозу схватил, долго жить не могут и потомства не оставляют. А у нас с каждым годом все больше и больше мутантов… В нашей селении — уже двое, я и Мара. А если считать Глаза — то трое. И еще Юродивый… У каждого — свой дар и свои способности. Интересно это, даже очень.
В общем, загорелся я вместе с Желтым Глазом в город идти и стал его упрашивать. Глаз, разумеется, ни в какую — он и взрослых-то не берет, а тут я, заморыш. Ребенок, так сказать. Конечно, если судить по моему внешнему виду, так и есть, а по уму и сообразительности я любого взрослого за пояс заткну. Не говоря уже об умении чистить людям память.
Однажды, выбрав момент, я сказал Глазу:
— Слушай, возьми меня с собой, ты ведь ничем не рискуешь. Я тебе не конкурент, сам сказал, значит, опасности не представляю. Убить тебя не смогу — сил не хватит, отнять добычу — тоже. Значит, все, что найдем, достанется тебе. Мне нужны только научные книги и, может быть, некоторые приборы. А деньги и все ценное, что лежит в сейфах, ты себе возьмешь. Золото, платину…
— Думаешь, там есть? — нервно заерзал на скамейке Глаз.
— Конечно, — уверенно кивнул я. — Я знаю, что для науки иногда требовались золото и платина. А где их хранить? Только в сейфах. И еще в них могут лежать большие деньги — на зарплату ученым и прочие расходы. Представляешь, какие суммы там спрятаны? Миллионы!
— Толку-то что, — тяжело вздохнул Глаз, — они заперты, а шифра никто не знает. А взрывать нельзя, все рухнет. Потолки на честном слове держатся, может в любую минуту завалить… По лабораториям столько раз бомбами долбили, просто чудо, что уцелели! И вода просочилась, проржавело все…
— Значит, надо как можно скорее их открыть и деньги с золотом забрать, — начал настаивать я, — иначе ничего потом не достанешь. А такой куш упускать просто глупо.
Глаз помолчал, обдумывая мои слова, потом произнес:
— Ладно, я возьму тебя с собой. Но сможешь ли ты открыть сейфы?
— Попытаюсь, — ответил я. — А добычу честно поделим — тебе золото и деньги, мне книги и приборы. Идет?
— Столько охотников эти сейфы открыть пробовали, — недоверчиво хмыкнул Глаз, — ни у кого не вышло. А ты придешь — раз, и готово! Что-то не верится мне!
— Дело твое, верить или нет, — пожал я плечами, — но в случае успеха ты сможешь стать очень богатым человеком. Будешь жить, где захочешь, в любой стране. С такими деньгами тебя везде примут. А при неудаче ты ничего не теряешь — возьмешь то, что мы по дороге найдем. Ты же все равно идешь за добычей? Так?
Глаз кивнул. Он продал последнюю вещь и собирался опять идти в Старый город, а пока отдыхал. И я с ним.
Мы сидели в небольшой харчевне на краю рынка. Здесь давали почти приличную еду — по крайней мере, не такую зараженную, как в других местах, и цены были умеренными. В харчевне обычно собирались рыночные торговцы, обмывали удачные сделки, отдыхали, делились новостями.
Перед Глазом стояла глиняная миска с вареными овощами и мясом, а я ел только овощи и хлеб — другая пища плохо усваивается моим организмом. К тому же я подозревал, что местные котлеты делают не из свинины, как указано в меню, а из крысятины. Или, по крайней мере, с большим добавлением крысиного мяса. А я его есть не мог…
В зале было шумно — народ плотно сидел на длинных скамьях за деревянными, грубо сколоченными столами с темными от времени и пролитого пива столешницами. Люди переговаривались, чокались тяжелыми кружками, смеялись и даже пели. Приятно после тяжелого дня расслабиться в своей компании, где тебя все знают и уважают. Можно хорошо поесть, выпить пива или вина, поболтать, не опасаясь чужих ушей…
Обстановка была уютная, почти домашняя, поэтому харчевню «Черный баран» так любил рыночный народ. В ней часто обедали и ремесленники из соседних кварталов. Мы с отцом также несколько раз заходили сюда, поэтому меня знали. Отец обычно пропускал кружку пива и ел жареный картофель, а я лакомился запеченными улитками — их отлично умеют тут готовить, да и стоят они совсем недорого. Уж этих-то брюхоногих в наших краях навалом…
Поэтому никто не удивился, когда я появился в «Черном баране» вместе с Глазом — все привыкли, что я дружу со странными людьми и бываю, где хочу. Только хозяин харчевни, старый Тим, спросил, где мой отец. Я ответил, что у себя в мастерской, и слегка почистил ему мозги. Больше вопросов мне никто не задавал.
Кстати, Тиму сорок пять лет, а выглядит он, как настоящий старик — весь седой, морщинистый, руки дрожат, голова трясется. Но старается держаться молодцом — сам обслуживает посетителей, подает еду и даже готовит. А что ему остается делать? У него жена больная, с постели не встает, да трое детей. Сыновья, конечно, по хозяйству помогают, но все равно основная работа лежит на нем. Да еще с дочерью проблема…
Двенадцатилетняя Ирма в харчевне почти не появляется, сидит за домом, во дворе или саду. Она почти не ходит — ноги не слушаются, они у нее очень тонкие и плохо гнутся. Зато Ирма чрезвычайно умная — для своего возраста, конечно. Мне нравится с ней болтать — о том, о сём. Кстати, если я был бы нормальным, здоровым парнем, то наверняка бы на ней женился — очень она мне по душе.
Ирма меня понимает, никогда не смеется над моей внешностью и внимательно слушает, что я ей рассказываю. Так хочется иногда с кем-нибудь поговорить по-настоящему, не притворяясь маленьким! К сожалению, я почти лишен этой возможности — могу быть самим собой лишь с Глазом да с Ирмой, вот и все. Мало, конечно, но что делать, такая, видно, моя судьба.
Ирма догадывается, что я давно не маленький, по крайней мере — по уму. Конечно, при всех она общается со мной, как принято — как старшая девочка с шестилетним мальчиком, но наедине — как со взрослым. Мне это приятно. Я рассказываю ей о книгах, что прочитал, о слухах, которые ходят, о событиях в деревне. Ирма почти нигде, кроме дома, не бывает, лишь иногда отец с братьями возят ее на тележке в церковь, поэтому общаться со мной ей интересно.
Старый Тим нашим беседам не препятствует, понимает, что для дочери это почти единственная радость в жизни. У Ирмы подруг нет, и в школу она никогда не ходила. Но читать умеет — я ее научил. Старый Тим думает, что она сама освоила грамоту, поэтому очень гордится своей умной дочерью.
Он, кстати, очень хороший человек, трогательно заботится о больной жене, о детях. Тим много работает, чтобы прокормить большую семью. С раннего утра и до поздней ночи — за прилавком в харчевне или на кухне. И жарит сам, и посетителям подает, и убирает — все делает. Сыновья, конечно, тоже без дела не сидят, но они обычные парни, и в головах у них одно — девушки да танцы. Понять их можно — возраст подходит, пора жениться, семью заводить.
