Николай Полунин - Цербер
— Всю дорогу с нами были «Жигули» — Э-семнадцать-ноль один-Эм-0, цвет — синий кобальт, за рулем шатен лет двадцати семи — тридцати, одет в светлую рубашку с короткими рукавами и голубой отделкой, — сказал Михаил. — Еще два, пешком, брюнет, среднего роста, плотный, походит на жука, в джинсах и майке с надписью «Пентхаус», хорошая мускулатура. Другой блондин, около тридцати пяти…
— Кто вы? — Елена Евгеньевна резко отшатнулась. — Что вам надо? Вы меня знаете? Вы от… Из?..
— Нет! — Михаил рассмеялся, ему вдруг стало очень легко. — Я не «от» и я не «из», я просто очень наблюдательный. И знаю я вас ровно три часа и пятьдесят две минуты, для меня вы — Елена Евгеньевна, какой представились и понравились. Правда, не исключено, что я раньше видел вас во сне.
Он взял ее за руку.
— Я ведь обещал вас украсть? Едемте ко мне. Сегодняшний день — наш, а завтра… кто знает, что с нами будет завтра. Я живу недалеко.
Отчетливо сознавая, что это безумие и бред, Елена Евгеньевна-вторая покорно и молча пропустила вперед Елену Евгеньевну-первую, и та села в такси, дверцу которого Михаил распахнул для них обеих.
Глава 12
Это началось уже в машине. Ноздри Михаила трепетали. Запах. Запах… смерти? Нет. Но и не просто запах женщины. Он знал их запахи.
Не сладкий с горчинкой запах женского мускуса, в который так приятно погружаться, удовлетворив первую страсть. Не мягкий, резковатый пот, который каплет с них, если они забирают себе ведущую роль.
Михаил чувствовал этот аромат не только ноздрями, но и ушами, и языком, и кончиками пальцев. Он впитывал его каждым волоском, каждой шерстинкой, всей поверхностью кожи. Сердце бешено стучало, кровь отлила от головы.
Аромат? Запах? Не то слово. Ощущение необходимости слияния.
«Что я делаю? — думала Елена Евгеньевна. — Куда еду? Кто этот мужчина рядом? Что со мной?»
В животе у нее потяжелело. Не так, если бы ощущение шло от желудка, а гораздо ниже. Захотелось потереть бедром о бедро.
Она не рожала и никогда не делала абортов, хотя врачи уверяли, что вполне способна к зачатию, но проверять эту свою способность она не торопилась. До сегодня она не могла точно определить для себя ощущение собственной отяжелевшей и вожделеющей матки. Осмотры не в счет и рассказы подруг, как «он достал», не в счет, и месячные у нее всегда проходили очень легко, практически незаметно. Прежний секс тоже никогда не давал этого, хотя оргазма при желании она достигала очень быстро.
Теперь она почувствовала ее. Захотела, чтобы «он достал». Большой, сильный, неизвестный, пришедший издалека на ее зов. Она захотела выгнуть спину перед ним.
Как они вышли из машины? Как поднялись к нему? Куда это было — к нему?
Михаил обхватил ее прямо в передней, едва закрылась дверь. Одной рукой он потянул вверх ее юбку, другой уже расстегивал брюки над рвущейся наружу собственной плотью. Он чувствовал себя огромным. Она, не протестуя, закинула ему руки за шею. Ее дыхание билось ему в ухо со всхлипом, язык торопливо искал его язык.
Она перевернулась и встала на колени сама. Кажется, они были на широкой кровати. Или на полу, на ковре?
— Так!
Слегка покачиваясь взад-вперед, она постанывала, наслаждаясь его быстрым строчащим движением. Облизывала пересохшие губы. Перед зажмуренными глазами… лента порно? торопливый мальчишка из юности на пляже в камышах? лопающиеся шары?
«Он достал! И еще! О, сколько раз он достал, эта непрерывная дробь ударов в горячую больную точку наслаждения!»
Елена Евгеньевна тихо зарычала, впившись зубами в свое запястье.
Михаил ощутил, как исторгает из себя бесконечную ленту щекочущего пламени. Никогда еще не была эта лента такой длинной. Но вот она кончилась. Вот, последний ее всполох, последняя судорога счастья.
Озноб прошел по коже, стоявшие дыбом волоски улеглись… и озноб — в последний раз.
Он отпустил ее. Ласково провел ладонями по грудям, которые только что стискивал почти до боли.
Вышел из нее, дрожащей, задыхающейся.
Появились мысли. «Вот это да. Вот это женщина. Никогда еще не. Вот так я. Все-таки. Ну и ну». что-то еще
И тут Михаил вспомнил, что эта женщина через несколько дней должна умереть.
А она, когда он отпустил ее, уже почти ничего не чувствовала. Был туман, по краям огненный, в середине лиловый.
Через минуту она начала соображать, и ей представилось, в какой позе она лежит.
— Господи, — простонала Елена Евгеньевна-первая, переворачиваясь на бок. — Ты меня изнасиловал.
— Представляю, на что похожа юбка, — пришла ей на помощь Елена Евгеньевна-вторая.
— На тебе была юбка? Я не заметил. Хотя вот тут какие-то клочки, обрывки…
— Что-что? — Это помогло ей прийти в себя. Елена Евгеньевна встала с кровати, оправила юбку. Ее трусики нашлись неподалеку, она подняла их, нерешительно подержала.
— Ванна у тебя хотя бы есть, зверь?
— Там. Гордость дома.
— Специально для девочек?
— Прежде всего для мальчика. — Михаил ткнул себя пальцам в голую грудь под распахнутой рубашкой, — а потом уж кто подвернется.
— Вот даже как? Звучит довольно скользко.
— Для девочек, для девочек, иди спокойно. По-моему, я недвусмысленно выразил тебе свою сексуальную ориентацию. На кота не наступи, он любит смотреть, когда девочки моются.
— Боже, здесь еще и кот…
Пока Елена Евгеньевна занималась в ванной, Михаил быстро встал, подошел к окну.
Только опасно перевесившись через подоконник, он смог разглядеть за углом дома одинокую машину, остановившуюся почти вне поля зрения его окон. Им следовало сдать назад метров на двадцать, тогда бы он их не увидел. Темные «Жигули», цвет в неверном свете фонарей не различить, очертания совпадали.
Он привел в нормальный разобранный вид постель, засветил свечи, налил вина.
В ванной под душем Елена Евгеньевна-вторая давала выволочку первой.
«Совсем ты распустилась, голуба моя. Я уже не говорю, куда завтра ехать и что делать, так хоть подумай, во сколько тебе утром вставать. Спасибо, я у тебя есть, а то что бы ты ему сейчас лепетала? Об ожидающем муже? О неуложенных детях? Э-эх, распустеха!»
Тут Елена-первая осмелилась возразить Елене-второй: «А я бы просто у него осталась, и все. И плевать мне было бы на мужа и детей, а тем более — куда тебе там ехать. Ты, если хочешь знать, сама блядь порядочная, и тебе того же хочется. Вот так».
Пальцы Елены Евгеньевны, собиравшиеся застегивать меж грудей прозрачный бюстгальтер, обмякли, и чашечки беспомощно разъехались.
— Миша, — виновато спросила она, выйдя в комнату, — а сколько сейчас времени?
Ей ответили руки, обнявшие ее из-за спины.
— Мне нужно домой.
— Два ночи, куда ты. Неужели муж такой доверчивый, что примет какие-то объяснения в этот час?
— Мужа нет, муж в командировке.
— Так что ж тогда?
— Я как будто всю жизнь тебя знала.
— Ты меня совсем не знаешь. Тебе нужно ехать из-за тех архаровцев внизу, да? Так мы их сейчас… На всякий газ есть противогаз.
— Пожалуйста, прошу тебя, забудь о том, что их видел. И меня тебе лучше всего забыть.
— Вот этого не обещаю, а насчет них — пожалуйста.
— Мы, наверное, никогда больше не увидимся.
— Может быть. Ты не представляешь себе, как ты можешь оказаться права.
— Я уезжаю завтра. Сегодня утром.
— Это к лучшему.
— Ты не сможешь мне позвонить.
— Верю.
— Но я вернусь и найду тебя, хорошо? Я вернусь через день. У нас еще будут две недели. Михаил вздрогнул.
— А потом?
— Возвращается муж из командировки. Миша?
— Да.
— У меня еще ни с кем не было никогда, как с тобой, а у тебя?
— Тоже. и это правда
Глава 13
вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка
Недалеко от места, где ты живешь, в направлении на северо-запад, есть озеро. Это большое озеро. В самой широкой части оно имеет форму скругленного боба. Глубоко заходит внутрь его средняя стрелка. На оконечности стрелки, с трех сторон окруженной водой, живет человек. Три года вынужден он скрываться от врагов и от закона. Этот человек невиновен и никогда не совершал того, в чем его обвиняет закон и во что поверили его враги, которые прежде были его друзьями. Но сложилось так, что теперь доказать ничего невозможно. Он оставил жену и детей, которых нежно любит, чтобы уберечь от опасности, грозящей ему и всем, кто с ним. Он сознает свою безвыходность и не ропщет. Он хороший человек.
И тем не менее: ПОЙДИ И ВОЗЬМИ ЕГО!
вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка
— О-ох!.. — Михаил вскинулся, как от команды «подъем!», как от боли.
Он сжал виски и уши ладонями и сидел так, пока боль не утихла. Пока не убрались из мозга раскаленные спицы.
