Станислав Шуляк - Непорочные в ликовании
— Ах ты падла! — заорал Ф., всю силу ноги своей вкладывая в пенальти головою старика. С больным звуком, на манер хрюканья, тот отлетел к топчану, Ф. подскочил и пистолет у того из кобуры тащит, тут и блондинка, как дикая кошка, на Ф. набросилась, в волосья его метя, Ф. с разворота и ей заехал и после на ноги вскочил с новым оружием его в руках, растрепанный, жуткий и великолепный. Головою покрутив, он заметил наконец пульт с тремя кнопками, нажал одну из них, нажал черную и, в окно глядя, наблюдал ползущую створку ворот и беззвучный автомобиль Ш., сверкающий его помпезной эмалью; тень причудливости легла на саркастические губы его.
Ф. метнулся из будки, перескочил через канаву с замерзшей вонючею жижей и бросился за ворота. Автомобиль тащился еле-еле, но едва только Ф. стал к нему приближаться, тоже изрядно прибавил скорости.
— Стой, сука! — прошептал себе Ф., на последнем дыхании своем продолжая бесплодную гонку.
Ш. всегда умел измываться, не теряя достоинства своего, он и сейчас мог рассчитывать на полную безнаказанность своей иронии, Ф. вдруг стал как вкопанный и, разведя ноги шире плеч его, полез за пазуху за пистолетом. Достать его не успел; автомобиль, повернув налево, скрылся за сплошным бетонным забором. Ф., глотнув окрестного тумана, отправился следом безо всякого мимолетного состава его горечи или иных случайных слагаемых. С оружием он ощутил себя избранником нового смысла, случайно причастным к любым сомнительным новостройкам гордости. Грудь и ноздри его содрогались от непосильного, ядовитого духа, недвусмысленно расстилавшегося над почвой, но Ф. не стал головою крутить в поисках его источника. Сотню метров прошел бесцветным своим шагом, потом еще сотню, повернул влево, и неподалеку, у обочины, увидел стоящий автомобиль Ш., парою колес его едва не заехавший в угрюмую придорожную канаву.
Дошел он с полной жесткостью его созревшего побуждения, дверь распахнул, молча сел на сиденье рядом с Ш., и так остался сидеть, совершенно отдавшийся силой своей его размеренному дыханию. Хотя он, разумеется, никогда бы и не решился подписать себе приговор всеобщего восхищения.
Ш. по достоинству оценил такое хладнокровие.
— Главная моя претензия к тебе в том, что ты ставишь под сомнение мою прославленную фертильность!.. — сокрушенным его голосом выкрикнул он, заводя покладистый мотор своего немыслимого автомобиля.
Ни слова Ф. не сказал, сосредоточившись на своей неприступности. Ф., Ш. и мир — бывал ли когда-нибудь презрительный треугольник определеннее, бывал ли когда-нибудь он безнадежнее?
Поблизости на пустыре, посреди выжженной безобразной земли, расстилалось бурое зеркало не замерзавшего и в самые лютые холода кислотного озера.
13
В комиссариате все сразу разошлись, Кот поднялся на этаж выше, спать отправился, сообщил Неглину Кузьма, скептический Кузьма Задаев, но он сам тоже не стал долго задерживаться, почти сразу исчез, пойду-ка пошныряю немного, сказал он. Куда он пошел, говорить не стал, но Неглин знал, что его нет в здании, хотя это ничего и не значило: он мог вернуться в любую минуту. Неглин сел за картотеку.
— Абрамов, — твердил он, изможденно вглядываясь в карточку, — Марат Вольдемарович, семидесятого года рождения… АО «Горный поток…» Директор… Арестован шестнадцатого июля с. г… Эс… гэ… — повторил Неглин в полусонном мимолетном недоумении.
Глаза у него слипались, Неглин тер их кулаками, ходил по кабинету между своим столом и Кузьмы, снова садился и пробовал писать. Он поискал в столе банку с кофе, но кофе он не нашел, хотя банка была на месте, спрятанная в ящике. Мало ли кто это мог быть, черт побери, думал Неглин; он был в ярости и ослеплении, и временами — в тоске.
— Баулин, — снова твердил Неглин, едва овладевая охрипшим и усталым своим смыслом. Что за дело было ему до какого-то Баулина, притулившегося где-то в самом начале их проклятой картотеки?! Неглин не знал, работает ли буфет на первом этаже комиссариата, но решил все же сходить наудачу.
Буфет оказался открытым, это уже было половиною счастья. Там не было никого, кроме буфетчика — это была другая половина. На большее, разумеется, не стоило теперь и рассчитывать, а наивным он не был. Даже на молодость несмотря наивным не был Неглин, — кажется так. Он взял себе стакан черного кофе с глюкозой и козинаки из воздушного риса, и больше здесь не было ничего.
— Ну и куда ездили? — спросил буфетчик у Неглина, которого немного знал, когда тот уселся за столик возле прилавка.
— В Нуккапебку и еще дальше, — отвечал хмурый Неглин.
— Ну!.. — цокнул языком буфетчик.
— Вот тебе и «ну»!.. — огрызнулся Неглин.
— Это все из-за детского сада? — говорил еще буфетчик, поводя своим карим, жестковатым глазом на молодого человека, зажавшего горячий стакан между двух озябших ладоней.
— Из-за всего, — отвечал тот.
— Работка у вас, — сказал еще буфетчик и грязным полотенцем стал вытирать посуду.
— А у тебя? — сказал Неглин.
— Не равняй меня и вас, — зевнув, отвечал ему буфетчик.
14
Иванов запер и опечатал дверь, и оба быстро скатились вниз по узкой и нечистой лестнице, в двух пролетах ее лишенной и перил. Гальперин проскочил в дверь впереди Иванова, и вот уж оба они оказались на улице, заходящейся полупрозрачным жидковатым туманом, холодно стлавшимся промеж приземистых окрестных зданий. Психологи обошли здание, и сразу же за углом увидели на асфальте неподвижное тело, лишь изредка подрагивающее в последних своих, неживых конвульсиях. Неподалеку стояла женщина лет пятидесяти от ее бесполезного рождения и, в ужасе держась пальцами за дрожащие губы, смотрела на остывающее тело.
— Знаешь его, что ли? — спросил Гальперин у женщины, вставая рядом.
— Перевалко, — говорила женщина. — Перевалко Максим из восемнадцатой. Мать у него в ночную работает.
— А ты живешь здесь? — неприязненно говорил Иванов, оглядывая женщину пристальным своим взглядом.
— Дворничиха я, — отвечала она.
— Ишь ты, дворничиха, — удивился Гальперин. — В такую рань встаешь!.. Я бы нипочем каждый день не смог!..
— Да, — согласился товарищ его. — Ночью спать надо.
— Утром тоже, — сказал Гальперин.
— Начальство чумы боится, — пояснила женщина. — Чаще мести велят.
— Чума — болезнь опасная, — сказал Гальперин.
— Да, — сказал Иванов. — Хуже сифилиса.
— Ни в какое сравнение не идет, — сказал Гальперин.
Он склонился над телом, лежащем на боку. Голова была разбита, и вокруг нее на асфальте натекла небольшая лужица густой крови. Приоткрытый рот человека незрелого застывал в последнем его оскале. Иванов перевернул тело на спину, но больше разглядывать не стал и сам распрямился.
— Мы его сейчас увезем, — сказал он, глядя на женщину не выше живота ее, — а ты здесь все замети получше.
— Сейчас стало столько суицида, — повел рукою Гальперин, будто с сожалением, и посмотрел вверх, где чуть ниже окна разбитого в четвертом этаже на проводе висел телефонный аппарат и еще ниже, на уровне третьего — трубка.
— Подгоняй фургон, — коротко говорил Иванов.
Гальперни кивнул головой и пошел вокруг дома. Иванов потер руки и поразмял затекшие за ночь плечи. В их работе нередко приходилось разговаривать с простонародьем, к этому-то он давно привык, но все же ползучая угрюмость их низкопоставленных собеседников временами сама собой проникала в его душу. И это-то было хуже всего.
— Матери его скажешь, чтобы в центральный позвонила, — сказал он. — Психологи мы. Городские психологи. С особыми полномочиями.
Дворничиха, глядя на Иванова затерянным взглядом, только кивнула головой в скоропостижном ее согласии.
Из-за угла выехал черный фургон, Гальперин уверенно развернулся и подал его задом. Потом вышел из кабины и стал открывать сзади дверь из двух створок, на которых желтою полуоблезшею краской было написано: «Городская служба психологической помощи».
— Ну что, уважаемый, — бодро сказал кому-то в темной глубине фургона Гальперин, — тебе придется немного потесниться. Сосед у тебя появился.
Из фургона выскочил какой-то коротышка в бесформенном костюме из застиранной серой ткани, казавшейся чем-то наподобие брезента. Тот быстро огляделся, увидел дом, Гальперина, Иванова, дворничиху и застывшее тело и недовольно скривился.
— Очень мне приятно разъезжать тут с вашей падалью! — говорил бойкий коротышка.
— Ну ничего, — возражал Гальперин. — Отнесись к этому по-философски. Как ты это умеешь.
— У меня ведь эксклюзивная миссия, — предупредил Гальперина коротышка ловким и спокойным своим голосом.
— Знаем мы твою миссию! — одернул тот коротышку.
Когда мужчины втроем стали затаскивать тело в машину, дворничиха начала подвывать немного от бесцельного провождения времени и мгновенной своей горечи, так что Иванов даже в раздражении прикрикнул на нее.
