Владислав Выставной - Штука
Перед глазами издевательски маячило выведенное краской из баллончика неприличное слово.
Видимо, ничего не оставалось, как, действительно, заняться скалолазанием. С тоской я разглядывал ржавые колтуны колючей проволоки поверх плит. Попробовать одолеть ворота?..
– Здравствуйте, – донесся до меня тоненький голосок.
Обернулся – безо всякого энтузиазма.
Рядом стояла худенькая девочка лет семи в каком-то убогом платьице, с бантиком на голове, болезненным лицом и синяками под глазами. Я испытал смешанное чувство жалости и дурацкой иронии: захотелось поинтересоваться, как держится у нее на голове этот дурацкий бантик?
– Как прибили, так и держится, – сказала девочка, пронзительно глядя на меня.
– Ч-чего? – поразился я.
– Ну, вы же на мой бант смотрите, – сказала девочка серьезно. – Все спрашивают, как он держится. Правда, глупо?
– Да… – я не нашелся, что сказать.
– Вы – Близнец?
– Д-да…
– Пойдемте, я вас провожу…
Девочка так ловко и быстро завладела инициативой, что я не успел сориентироваться. В себя пришел только, когда мы шли по узенькой тропинке, которую я не заметил сразу. Метрах в тридцати справа от ворот в заборе оказалась массивная железная дверь. Девочка тихонько постучалась – и дверь бесшумно открылась наружу.
– Проходите, пожалуйста, – вежливо сказала девочка.
Я вошел. Дверь за мной закрыл какой-то плотный конопатый мальчишка – возрастом постарше. Посмотрел на меня равнодушно и даже здороваться не стал. Просто закрыл дверь на хорошо смазанных петлях. Лязгнул засов, мальчишка уселся на перевернутый деревянный ящик – тут же у стены. Зевнул и воткнул в уши маленькие присоски наушников.
Наверное, кроме меня, сегодня посетителей не ждали.
Продолжил путь вслед за девочкой, стараясь ничему не удивляться. Однако не вышло.
Мы прошли между приземистыми побеленными бараками и оказались на обширной спортивной площадке – с футбольными воротами, баскетбольными корзинами, множеством давно забытых мною снарядов…
Площадка была полна детьми!
Дети носились за мячами, просто друг за другом, гроздьями висели на железных турниках, сидели в сторонке на длинных лавках и просто на траве, качались на качелях…
Как я сразу не услышал всего этого гама?!
Я встал, как вкопанный. Оглянувшись, остановилась и моя проводница.
– А что здесь у вас такое? – опешив, спросил я, делая какой-то нелепый жест.
– Как что? – удивилась девочка. – Пионерский лагерь «Буревестник». Вы разве не видели, что на воротах написано?
Я вспомнил, что было написано на воротах, и с сомнением посмотрел на девочку.
– Пионерский?
– Ну, почти, – пожала хрупкими плечиками девочка. – Красные галстуки носить не обязательно. Но многие носят…
Тут я заметил, что на многих ребятах действительно красные галстуки. Как в моем далеком пионерском детстве…
Я ничего не понимал. А как же Обитель? Где прячется святая-святых Клана? Что здесь, вообще, происходит?
– Да пойдемте же! – недовольным голосом потребовала девочка. – Пал Ильич ждет…
– Кто это? – машинально спросил я?
– Наш главный физкультурник, физрук, – в голосе девочки появилась почтительность. – А, вот он! Пал Ильич! Пал Ильич! Привела!
Девочка бросилась навстречу долговязому пожилому мужчине, вполне, впрочем, крепкому на вид. Был он одет в давно не модный спортивный костюм с «адидасовскими» полосками, на ногах имел кеды, а на голове – смешную шапочку с помпоном. Чем-то он напоминал туриста советских времен, как их любят пародировать в наше время. Лицо загорелое, морщинистое и сухое. И взгляд какой-то особенный – пронзительный, жадный, как будто ждущий чего-то, что вот-вот должно произойти.
– Ну, спасибо, Катюш, беги к своим, – ласково сказал Пал Ильич, потрепал девочку за тощее плечо и слегка подтолкнул. Та засеменила прочь, временами крутясь вокруг себя и оглядываясь в нашу сторону.
Я стоял молча и ждал продолжения.
Пал Ильич, не спеша, приблизился, обошел меня, разглядывая, словно статую в парке. В этот момент я почувствовал себя крайне неуютно. Неприятно, когда тебя осматривают, как лошадь, выставленную на продажу – но я ощутил вдруг знакомую робость.
Этот слабак был сильней меня. Значительно сильней.
Странно правда? Слабак, который пугает куда больше, чем настоящий сильный. Надо как следует повариться в нашем тайном мире, чтобы понять этот парадокс. Я же только к нему прикоснулся…
– Да, хорош, – сказал, наконец, Пал Ильич и поднял взгляд от моих ботинок. – Хочешь что-то спросить?
– Да… – проговорил я.
Наверное, внешне моя робость, как всегда, не заметна. Но у меня создалось впечатление, что этот «физкультурник» читает меня, как старую газету. Я так до сих пор и не понял, кто же этот человек на самом деле. А он, в свою очередь, не спешил с объяснениями.
– Я думал, что здесь Обитель, – сказал я. – А здесь – детский лагерь…
Пал Ильич посмотрел в сторону спортивной площадки: там несколько мальчишек с криками образовали свалку – не поделили мяч.
– Не любишь детей? – поинтересовался Пал Ильич.
– Почему? Просто… Даже не знаю…
– Дети и Обитель – что может быть общего? – усмехнулся Пал Ильич. – Разве это не идеальное прикрытие?
– Прикрытие? – я опешил. – Вы прикрываетесь детьми?
– Во-первых, не «вы», а мы, – с ленцой отозвался Пал Ильич. – А во-вторых, должны же мы готовить себе смену…
– Вот в чем дело… – я начал понимать. – Все эти дети – слабаки?
– Практически, – Пал Ильич криво улыбнулся. – С детьми все не так просто. Кто сильный, кто слабак, станет ясно далеко не сразу. Но так, по крайней мере, наше будущее под контролем… Пойдем!
Физрук поманил небрежным жестом, и мы пошли по гравийной дорожке, что вилась между неряшливыми кустами. Когда первое наваждение прошло, стало ясно, что лагерь действительно порядком запущен, а дети в основной своей массе – довольно апатичны с виду.
Болезненный какой-то лагерь. И веселье у детей вялое, напускное. Мне доводилось в детстве бывать в лагерях, и воспоминания о тех временах – самые светлые. И что мне запомнилось больше всего – это неизменные лидеры, выдумщики и заводилы, без которых вряд ли было бы так весело. Кто придумывал все эти ночные побеги, шутки с зубной пастой, страшные истории по ночам и довольно жестокие розыгрыши со спящими приятелями? Как сейчас помню ту разъедающую душу зависть хулиганистым и веселым приятелям…
Но, кто его знает – может, все это искажения памяти, и у нас все было так же? И все наши забавы со стороны выглядели скучными глупостями? Конечно, слабак далеко не всегда выглядит слабаком. Но детям скрывать правду гораздо труднее…
– И кого ж вы из них готовите? – поинтересовался я. – Идеальных слабаков?
Тут же чуть не налетел на своего спутника. Тот сверкнул глазами и тихо бросил:
– Не произноси здесь больше этого слова! Понял?! Говори – «наши».
Я заткнулся. Даже голову вжал в плечи.
Однако круто он берет. Неужто предо мной сам Владыка? Очень на то похоже: рядом с ним я вновь ощутил свое, забытое было, ничтожество. Нельзя этого делать, можно совсем нюх потерять…
– А где остальные? – виновато поинтересовался я. И быстро уточнил:
– Ну… Наши…
– Здесь все взрослые – наши. Вожатые отрядов, администрация, повара, дворники, водители… – физрук снова говорил спокойно и приветливо.
Навстречу пробежала группка девочек – они о чем-то весело переговаривались. Приблизившись, разом замолчали, хором поздоровались – и в лицах их была какая-то большая детская тайна. Только отбежав достаточно далеко, они снова принялись что-то шумно обсуждать.
Дети как дети. Наверное, даже хорошо, что их отделили от сильных сверстников. Мне вдруг вспомнилось собственное затравленное детство, дикие драки в подъездах, постоянный страх и унижение… Даже в глазах потемнело. Все-таки здорово, что детство проходит…
Приблизились к какому-то облезлому зданию, поднялись на крыльцо, вошли. Надо же – снова спортзал…
– Ударь его, ну! Бей же!
Это кричит какой-то крепкий коренастый парень – видимо, тренер. Перед ним на матах несколько мальчишек. И двое – в боевой стойке.
И оба зареванные, с раскрасневшимися от слез лицами.
– Двинь ему! – взвизгнул тренер.
Я вздрогнул, покосился на физрука. Тот не удостоил странную сцену своим вниманием. Поманил меня за собой. Мы прошли через зал, в котором тренер перешел на разъяренный крик:
– Ударь его, маленький ублюдок! Вот так, так! А ты чего рот раскрыл?! Где блок? Болевой, болевой давай! Вот так! И никакой пощады! Добивай!
Послышались крики и рев, полный обиды и боли.
Даже холодок по спине пробежал.
– Это нормально? – осторожно спросил я.
– Что именно? – не оборачиваясь, отозвался Пал Ильич.
– Не слишком ли жестоко? Они ж слабые…
– Жестоко… Можешь считать, что это прививка, – усмехнулся физрук. Теперь мы шли по узкому темному коридору с непропорционально высоким потолком. – В жизни их ждет куда больше жестокости.
