Максим Резниченко - Мертвый Город
– Катя? – Семен вопросительно смотрит на нее.
Ее реакция на попытку вспомнить что-либо из жизни наяву ничем не отличается от нашей, и спустя какое-то время, когда девушка уже пришла в себя, она срывающимся голосом вдруг выдает:
– Я хочу домой! Я хочу домой! Выведите меня отсюда! Я не хочу здесь умирать! Я хочу домой! Выведите меня!
Соня порывается встать, чтобы успокоить подругу, но я удерживаю ее. Семен хмурится, но я уже не вижу этого. Шагаю к Кате, которая шарахается от меня, но так и не успевает достаточно далеко отстраниться. Слезы и страх в ее глазах неожиданно сильно задевают меня. Я тяну ее к себе и через мгновенье прижимаю к своей груди. Она на миг замирает, напрягается, но почти сразу успокаивается и тут уже дает волю эмоциям. Девушка вздрагивает от плача и громко всхлипывает, а потом даже пытается вырваться, но я держу ее до тех пор, пока сам не чувствую, что она достаточно успокоилась. Кажется, Клаус хмыкает, но я не обращаю на него внимание. Я хочу только, чтобы Катя прекратила истерику.
– Прости, – шепчу в ее каштановые волосы. Девушка отстраняется от меня, и я более не удерживаю ее. Она заглядывает мне в глаза, и я снова повторяю, – Прости.
Несколько долгих секунд она смотрит на меня, высоко вскинув брови, отчего ее небольшое круглое личико кажется совсем детским, а потом медленно и почти незаметно кивает несколько раз.
– Я был не в себе, когда позволил поднять на тебя руку, – негромко говорю я, – Клянусь, последнее, что я хотел, это причинить тебе боль.
Катя следит за моим взглядом, который я бросаю на Клауса, сдвинувшегося с места и направившегося к дальней стене здания, за которой открывается вид на площадь с белым фонтаном, а потом снова смотрит на меня и со вздохом роняет:
– И ты меня извини. Я не должна была так на тебя набрасываться. Просто я очень испугалась, что вы с ним, – кивок в сторону Клауса, – начнете выяснять отношения, и дело закончится плохо.
Соня подходит к нам, обнимает Катю за плечи и протягивает ей бутылку с водой.
– Выпей.
– Спасибо, – благодарит девушка и здоровой рукой принимает ее.
Соня одобрительно мне кивает и усаживает Катю на раскладной стул, который сама «достает». Смешно выпятив нижнюю губу, она резко дует вверх, где ее светлая челка выбивается из-под вязанной шапки и лезет в глаза.
– Клаус! – зовет Семен, – А ты что скажешь?
– Ты о чем? – поворачивается к нему парень.
– Ты можешь что-нибудь вспомнить?
– Да, – спокойно отвечает тот, и также невозмутимо встречает направленные на него взгляды.
– И что же ты помнишь? – чуть более напряженно, чем нужно интересуется Рыжий.
– Все, – следует короткий ответ, и Клаус снова отворачивается к окну, выходящему на площадь.
– А именно, – спрашиваю уже я.
– Как мы девять дней блуждали по мирам в поисках дальнейших проходов-дверей, – отвечает парень, бросив на меня взгляд, в котором мне привиделась насмешка. Или показалось? – Как я хожу днем в свою школу, у меня, кстати, послезавтра контрольная по математике. – Он уже в открытую ухмыляется, вспомнив, видимо, наше первое занятие в классе Марины Яковлевны.
– То есть ты хочешь сказать, что никаких проблем при попытке что-либо вспомнить у тебя не возникает, – переспрашиваю я еще раз.
– Именно это я и говорю, – кивает он, но задать свой новый вопрос я не успеваю, потому что Клаус сам спрашивает меня, – А ты помнишь что-нибудь?
Говорить или нет?
– Помню, – отвечаю, – кое-что.
– И что же? – его серые глаза с искренним интересом следят за мной.
– Я помню, как должен выглядеть выход из этого мира.
– Это и без того известно.
– Известно, – не спорю, – но я прекрасно помню, что этот экзамен мы уже сдали.
– Ты это о чем? – вставляет Семен, и теперь они все смотрят на меня.
– О том, что пятнадцать лет назад мы все вместе сдали этот экзамен и стали Плетущими.
– Пятнадцать лет?! – восклицает Рыжий, а у Сони вырывается изумленный вздох.
– Это так, – твердо отвечаю я. – Пятнадцать лет назад мы уже были здесь.
– Макс, ты головой не ударялся? – Семен недоверчиво смотрит на меня.
– Допустим, – вдруг совершенно серьезно говорит Клаус, – допустим, ты прав, хотя мне с трудом верится в подобное. Но тогда каков смысл нашего здесь пребывания? Для чего мы снова оказались в этом месте спустя, как ты говоришь, пятнадцать лет? И почему никто, кроме меня, ничего не помнит? И как мы здесь все вместе оказались?
– Я и сам хочу знать ответы на эти вопросы, – и добавляю, – как жажду выяснить, по чьей вине тут оказался я и вы все.
– Нет, ты что, серьезно? – недоумевает Рыжий, – Ты серьезно веришь в то, что говоришь?
– Абсолютно.
– Предположим, – говорит Клаус, не давая Семену сказать, – что все обстоит именно так, как ты нам рассказываешь. В любом случае, чтобы покинуть этот сон, нам нужно найти выход из него…
– Зачем? – в свою очередь перебивает его Рыжий.
– Что? – поворачивается к нему Клаус.
– Зачем искать выход? Можно ведь и так уйти отсюда.
– Я уже пытался, – говорю ему я, – и у меня ничего не получилось.
– Да ну.
– Ну да. И «созерцать» я также не могу. Пробуй сам.
На какое-то время разговор утихает, когда ребята прикрывают глаза, видимо, пытаясь «созерцать» или даже уйти отсюда.
– Ничего не понимаю, – Соня первой нарушает молчание, – у меня ничего не выходит.
– Как такое возможно? – не то растерянно, не то требовательно спрашивает меня Семен.
– Я не знаю, – развожу руками и обращаюсь к Клаусу, – а ты можешь «созерцать»?
– Нет, – качает он головой.
– Никогда и ни о чем подобном я раньше не слышала, – негромко произносит Соня, а у Кати предательски заблестели глаза.
– Значит так, – твердо говорю я, – давайте будем думать обо всех странностях, что с нами сейчас происходят, после того, как мы выберемся отсюда. Сейчас нам нужно искать выход из этого мира.
– Правильно, – поддержка Клауса кажется мне непривычной, – ты говорил, что помнишь, как мы сдавали этот экзамен.
– Помню. Выход из этого мира должен выглядеть, как зеленая дверь в белой стене. Она находилась в здании очень похожем на то, что стоит по ту сторону площади, – взмахом руки указываю направление, – Для того, чтобы добраться до выхода, нужно подняться на пятый этаж ратуши. Так мы ее называли.
– Твари? – бросает Семен.
– Тварей было много, но мы со всеми справились, и никто из нас не пострадал, разве что Сергей подвернул ногу, – Я молчу об исполинском монстре, который едва нас всех не достал, а Клаус так и не смог добраться до зеленой двери. Я отчаянно надеюсь на то, что мы сможем быстро найти зеленую дверь и покинуть это странное место.
– Так давайте закончим с этим, – решительно рубит воздух рукой Рыжий.
Неожиданно для себя я оказываюсь в центре внимания и понимаю, что последнее слово остается за мной.
– Нам нужен отдых, – наконец говорю я, – Десяти минут хватит. Проверьте оружие, одежду и обувь. Подкрепитесь и попейте воды – потом на это не будет времени.
Багровые небеса над головой меняют свой цвет, окрашиваясь в светло-зеленые тона. Непривычный и необычный свет придает этому негостеприимному миру новые оттенки, пугающие и зловещие.
Подчиняясь привычке, в который уже раз пытаюсь «созерцать», чтобы оглядеться, но у меня ничего не получается. Ловлю на себе изучающий взгляд Клауса, что стоит сейчас у окон, выходящих на площадь и необычный фонтан на ней. Он призывно кивает мне, и я подхожу к нему. Какое-то время мы стоим рядом друг с другом, глядя на здание по ту сторону площади. Рыжий занял позицию у противоположной стены, за которой находится внутренний двор, а Соня хлопочет с Катей.
– Странный фонтан, – Клаус первым нарушает молчание.
Я не отвечаю, глядя на него. Парень смотрит на площадь, но взгляд его затуманен, какой бывает обычно у глубоко задумавшихся людей.
– Знаешь, Оружейник, – негромко роняет он, – там, на развалинах, я едва не убил тебя.
Клаус говорит совершенно спокойно и невозмутимо, словно пересказывает сюжет прочитанной книги.
– Только один человек может называть меня так, как совсем недавно это сделал ты. И я не могу сказать, что мне не нравится это имя, – его губы раздраженно кривятся.
Я слушаю его молча, хотя, сказать по правде, хочется ответить ему что-то вроде: «Что же ты не попробовал?» Признаться, мне просто любопытно, что же он хочет мне сказать. На какой-то миг я ловлю себя на мысли, что попросту соскучился, иначе не скажешь, по общению с ним. Столько лет Клаус был для меня мертв, а сейчас он стоит рядом, только руку протяни. И еще как-то вдруг я решил для себя, что сделаю все, чтобы в этом сне, на этом экзамене, не допустить его гибели. Видимо, что-то отражается на моем лице, тень неожиданных для Клауса мыслей, потому что он говорит, похоже, совсем не то, что хотел:
– Ты изменился, Максим. Очень. Я говорю сейчас с тобой и не чувствую от тебя никакой угрозы, как это бывает обычно. И в тебе нет злости.
