Олег Кулагин - Московский лабиринт
ВАЗ рванул с места.
Пока ехали, я успела присмотреться к водителю. Бритый, плотный затылок, короткая шея, выраставшая из широченных плеч – стандартная внешность человека, зарабатывающего на жизнь мускулами. Но взгляд, иногда мелькавший в зеркале заднего обзора, – цепкий, умный. Пожалуй, водитель не уступит Алану. А в чём-то, может, и опасней. Хотя бы тем, что, в отличие от Алана, он не считает меня своей маленькой победой.
Минут через пятнадцать, предварительно намотав круги по городу, «девятка» остановилась у метро «Площадь Суворова».
Улица и площадь – пустынны. Нежилой район. Кругом – сплошные развалины и брошенные дома с чёрными глазницами окон. Ярким пятном выделялся только новенький громадный плакат: «Мы выбираем свободу!» – счастливая мамаша, обнимающая румяного упитанного ребёнка. Раньше я видела эту же мамашу на рекламе «памперсов». Наверное, оба плаката – продукция одного агентства.
Несколько хмурых оборванных личностей показались из развалин. Я поёжилась: такие знакомые взгляды. Взгляды голодных шакалов. Нет, это не «переодетые». Скорее уж – коренные москвичи. За буханку хлеба – зарежут и не поморщатся. Впрочем, мы им – не по зубам. Наш водитель глянул сурово, и хмурых личностей, как ветром сдуло.
Метро не работает ещё с бомбёжек. Стеклянные двери выбиты. Вместо них приварены грубые решётчатые ворота, запертые на висячий замок. Жестяная табличка – белый фон, красные буквы на английском и русском: «Danger! Mines! Осторожно! Мины!». У всех уцелевших входов в метро сейчас такие таблички. Правительство Гусакова не может контролировать подземные коммуникации. И потому предпочитает их минировать. Хотя иногда не очень аккуратно. Опытный человек может и пройти.
Здесь СОКовские сапёры проход наверняка очистили. Я потрогала замок. Кто-то щедро его смазал. Если люди Алана уже внутри, они аккуратно закрыли ворота за собой.
Американец в лёгкой растерянности чесал висок. Коллеги забыли оставить ему ключ? Я усмехнулась, пошарила в груде мусора и обнаружила длинный ржавый гвоздь. Небольшое усилие, и замок безвольно повис на освободившейся дужке.
– А вы мастерица! – одобрительно расплылся Алан. Тут до меня дошло, что он и сам бы без труда справился. Просто захотел увидеть, что буду делать я.
Ну и пускай видит. Делов-то. Я научилась открывать такие замки, ещё когда бомжевала. До нашей встречи с Михалычем.
Щемящее чувство колыхнулось внутри. Старик… Где ты? Что сейчас с тобой?
Перед тем, как шагнуть за ворота, опять посмотрела на яркий плакат. И вздрогнула. Померещилось, будто румяный младенец зыкнул на меня чужим взрослым взглядом. Внимательным и изучающим.
Нервы. Наверное, нервы…
Внизу ждала темнота. Поэтому надели «ночные глаза», синтезирующие цифровую картинку на основе всех диапазонов, включая инфракрасный и ультрафиолет. Видно не так, как при дневном свете. И всё же безошибочно различаются даже мелкие детали.
Я не зря выбрала эту станцию. Отсюда есть переходы ещё на две линии. Даже если они заранее перекрыли всё вокруг – шансов уйти больше. Уйти-то можно не только через туннели метро. Под Москвой едва ли не со сталинских времён сохранилась целая сеть коммуникаций. Планов её нет ни у СОКа, ни у американцев. А после того, как однажды исчезла спецгруппа из шестнадцати человек, они вообще боятся туда лезть. Мёртвый эскалатор остался позади. Мы двигались размеренным шагом.
Пока что Алан ничего не заподозрил. Идёт чуть правее и позади меня. Его напарник – впереди, не сводя глаз с наваленной поперёк платформы груды металлолома. Оружия они не доставали – вероятно, боялись спугнуть физиков.
Я оказалась ближе к краю платформы и первая увидела мёртвого полицая. Он лежал на рельсах, нелепо подогнув ноги и сжимая левой рукой цевьё «калашникова». Совсем «свежий» – я не чувствовала запаха разложения. Но откуда? Его не могло быть здесь! СОКовцы наверняка заранее прочёсывали станцию!
Может кто-то сумел уже после проверки?
Долго колебаться я не стала. Прыгнула на рельсы и вырвала из закоченевшей руки автомат. Передёрнула затвор и, крутнувшись на спину, послала длинную очередь вдоль края платформы. Не промазала.
А они ничего не успели: ни пригнуться, ни достать пистолеты. Лишь осели неуклюжими мешками.
Я вскарабкалась наверх. Оба неподвижны. По гранитным плитам расползались тёмные лужи. Не спуская тела с прицела, я подошла ближе. И задрожала, едва не выронив «калашников». На платформе лежали отец и младший брат.
Но это же невозможно! Я хорошо знаю!
Отец приоткрыл веки, слабо позвал:
– Таня…
И, отбросив оружие, я рухнула рядом на колени:
– Папа! Папочка…
Его пробитая рубашка быстро темнела от крови. Та самая, светлая, немного вылинявшая рубашка, в которой я его видела последний раз.
– Что ты наделала, дочка…
– Прости, прости меня, папа, – бормотала я, захлебываясь слезами, срывая с себя куртку и подкладывая ему под голову.
А потом я поняла, что мы уже не в метро. Низкое ноябрьское небо сеялось мелким дождём над окраиной Воронежа. Вон там, в дымке, темнеют городские дома, а здесь уже поле. Огромное ноле. Вечер.
Столько раз я видела это в своих снах…
Люди, много людей, идут через поле, тяжело передвигая ноги с налипшими комьями грязи. Сзади остались подкупленные полицаи. Скоро опустится тьма, а до леса уже не так далеко. Они смогут уйти.
Откуда-то из вечернего сумрака вырастает цепочка серых фигур. Совсем редкая. Но в руках у них – автоматы.
А у меня нет оружия. Где-то там, на станции «Площадь Суворова», остался мой АКМ. «Серых» не остановить. И всё равно я бегу в сторону цепочки, проваливаясь в грязь, задыхаясь от страха и ненависти и нелепо размахивая кулаками.
Я почти успеваю добежать до автоматчиков, когда промозглый сумрак взрывается вспышками и грохотом выстрелов. Очередь ударила в грудь. Меня убили. Но я не падаю. Я вижу, как падают другие. «Серые» медленно продвигаются вперёд, и оружие в их руках вздрагивает, как живое. Я знаю: в поле никто не уцелеет. Тех, кто пытается ещё бежать, догонят пули…
Ближайший ко мне автоматчик поворачивается, чтобы добить раненую женщину. И цепенея от ужаса, я вижу его лицо. Михалыч.
– Не смей! – Сердце безумным мячиком колотится внутри.
Старик не обращает внимания. А ко мне идёт мёртвый Ярослав. «Калашников» в его руках направлен в мою сторону. Взгляд – остановившийся, незрячий. Ярослав улыбается.
Его автомат грохочет, выплёвывая огонь. Удар. Боль. Земля опрокидывается. Небо тускнеет, гаснет…
Темнота. В этой темноте – голос отца:
– Помоги мне, Таня…
Сердце успокаивается. Мне лучше. Мне почти хорошо. Странно, как я раньше не понимала, что они так похожи – Алан и мой отец. Я должна помочь им. Я помогу им…
Голос отца всё звучит. Уже не снаружи, а где-то внутри меня. И от этого на душе становится легко и ясно. Теперь я знаю, что Алан говорил мне правду. Чистую правду. Он желает нам добра. Только добра. Я помогу ему. Я сделаю всё, что он скажет…
Запах озона и сосновой хвои. Зеленоватый свет, пробивающийся сквозь полузакрытые веки.
– Very well, – донёсся удовлетворённый голос Алана. – She will be o'key.
Я действительно спала… Кажется, мне приснился сон. Не помню какой…
Открыла глаза. Верхняя часть прозрачного саркофага, в котором я лежала, была отодвинута. Американец заботливо склонился надо мной:
– Ты в порядке, девочка?
– Да.
– Тогда идём завтракать.
У него – доброе и приятное лицо…
Завтракали мы в нормальной, вполне уютной комнате. Решётки на окнах выглядели здесь не более чем декоративной деталью.
Я сама удивлялась своему аппетиту. Сегодня чувствовала себя куда лучше. И то, что вчера собиралась перерезать себе вены, казалось нелепой детской слабостью. Даже странно, как я могла не верить Алану…
Глава 4
День выдался ветреный. Пушистые белые острова удивительно легко ползли над Москвой, сталкивались и рассыпались. А непотопляемое солнце, вынырнув из-за очередного небесного айсберга, каждый раз до отказа заливало город светом и теплом.
Мы сели в чёрную ВАЗ-«девятку» на заднее сиденье. И автомобиль, и сидевший за рулём Фёдор, плотный крепыш, показались мне смутно знакомыми. Вроде того наваждения, когда посреди чужого города тебе мерещится что-то давнее, забытое в очертаниях улиц, в лицах прохожих…
Всё-таки я немного волнуюсь. Это пройдёт.
Нет-кафе «Глубина» находится в удобном месте – у самой границы города и Развалин. На машине сюда можно добраться с единственной стороны, слегка попетляв предварительно между завалами.
Конечно, владельцы кафе выбрали это место не случайно. Если полицаи захотят устроить облаву, быстро доехать до «Глубины» им будет нелегко. А значит, никакой внезапности не получится. Даже если захотят оцепить целый квартал – толку будет мало. Местные псы, прикормленные посетителями и владельцами кафе, за версту чуют «мусоров» и поднимают такой лай, что вся округа знает – готовится облава. Те, кто не желают общаться с полицией, легко успеют уйти в Развалины.
