Бен Бова - Орион в эпоху гибели
Спустившись по крутому склону на дно котловины, я догнал Ноха по пути к реке. Его макушка едва доставала до моего плеча, при разговоре со мной ему приходилось щуриться из-за яркого света восходившего солнца, но от прежнего униженного вида не осталось и следа.
Бок о бок мы подошли к реке и справили нужду на глинистом берегу – равны хотя бы в этом.
– Пойдем сегодня охотиться? – осведомился Нох.
– А как по-твоему? Надо ли? – вопросом на вопрос ответил я.
– У нас осталось много мяса от добытой вчера козы, – проговорил он, дергая себя за клочковатую бороду, – но по пути домой в грязи на берегу реки я видел отпечатки лап большущего зверя. Таких мы раньше не встречали.
Он отвел меня к тому месту, где заметил отпечатки, оказавшиеся следами медведя, и притом крупного. Мне казалось, что разумнее держаться от подобного зверя подальше. Судя по величине отпечатков, если этот пещерный медведь встанет на дыбы, то окажется не менее семи футов росту. Массивные лапы, оставившие такие следы, легко могут перебить человеку хребет с одного удара. Я описал Ноху облик медведя, его неистовый нрав и рассказал, насколько он опасен в схватке.
К моему изумлению, рассказ Ноха не обескуражил, а, напротив, только раззадорил. Теперь ему не терпелось выследить медведя.
– Мы можем его убить! – твердил он. – Если все мужчины соберутся вместе. Мы можем выследить его и прикончить.
– Но чего ради? – недоумевал я. – К чему подвергать себя опасности?
Нох снова подергал себя за бороду, подыскивая разумное объяснение. Я догадывался, что у него на уме. Ему хотелось убить медведя, чтобы доказать себе, а заодно и женщинам, что он могучий охотник. Король леса.
Но вместо этого он заявил:
– Если зверь настолько опасен, как ты говоришь, Орион, то он ведь может ночью заявиться к нам в пещеры и напасть на нас! Куда опаснее не убивать его, чем охотиться на него.
Я ухмыльнулся. Нох наконец-то начал проявлять самостоятельность мышления; рабская покорность уступила место неукротимости охотника. Может быть, он еще станет вождем.
И тут мне в голову пришла новая мысль. А что, если этот медведь – орудие Сетха? Огромный пещерный медведь может перебить половину нашего маленького племени, если ночью внезапно набросится на нас.
– Ты прав, – сказал я. – Собирай мужчин, и пойдем по следу медведя.
Со мной отправились все восемь мужчин племени. Каждый взял с собой по два грубо сработанных копья. У меня через плечо висел лук и полдюжины стрел, связанных пучком. У некоторых охотников имелись примитивные ножи – серповидные обломки кремня, которые удобно было держать в руках. Аня тоже хотела пойти, но я умолил ее остаться с женщинами, чтобы не разрушить едва-едва установившееся и пока шаткое разделение труда.
– Очень хорошо, – она с неудовольствием вздернула подбородок, – я буду сидеть при женщинах, а все удовольствие достанется тебе.
– Организуй пристальное наблюдение за окрестностями, – предупредил я. – Не исключено, что этого медведя подослал Сетх – просто для отвода глаз, чтобы увести мужчин подальше от пещер.
День выдался долгий и тяжелый, а мне еще приходилось постоянно быть начеку. Если этот пещерный медведь не забрел в здешний лес случайно, то могут появиться и другие. Но, несмотря на усердные поиски, мы нашли следы лишь одного животного.
Цепочка следов тянулась вдоль реки. Мы брели по берегу под лиственным навесом обступивших поток деревьев. Пестрые пичуги щебетали среди ветвей, а насекомые мелькали перед глазами, словно обезумевшие от послеполуденного зноя солнечные зайчики.
Крон взобрался на высокую покосившуюся сосну и оттуда крикнул:
– Река круто заворачивает вправо, а потом делается очень широкой. Будто… А-а-а!
Его внезапный вопль напугал нас. Юноша яростно молотил ладонями воздух вокруг головы и одновременно пытался сползти со своего насеста. Приглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что его окружила туча злобных пчел.
Я опрометью кинулся к дереву. Соскользнув, Крон сорвался и обрушился вниз, по пути ломая нижние ветки. Одолев последний десяток футов одним прыжком, я подставил руки, на мгновение задержал его и вместе с ним грохнулся на землю, неподобающе шлепнувшись плашмя. От удара я лишился дыхания, а мои руки пронзила такая боль, будто их выдернули из плечевых суставов.
Пчелы, злобно жужжа, устремились вслед за парнишкой.
– В реку! – скомандовал я.
Все вместе мы изо всех сил устремились к реке, словно за нами гнались демоны, и, забыв о достоинстве, плюхнулись в холодную воду, а разъяренные пчелы зависли в воздухе свирепым облаком, сулившим жгучую боль. Ни один из моих спутников не умел плавать, но все тотчас же последовали моему примеру, когда я нырнул с головой.
Затем из воды высунулись девять голов. Все фыркали, пуская фонтанчики изо рта – мокрые волосы залепили глаза, – и отчаянно махали руками, отбиваясь от крошечных истязателей. Но мы зашли в реку достаточно далеко, и рой завис в нескольких ярдах от нас, все еще заявляя о своих правах жужжанием, но больше не преследуя нас.
Минут пять мы простояли в реке, погрузив ноги в ил и едва выглядывая из воды. Наконец недовольные пчелы вернулись к своему улью, расположенному у верхушки кроны дерева.
– Все еще думаешь, что я бог? – спросил я у Ноха, снимая со своего носа мокрый стебель кувшинки.
Тут все расхохотались. Старик покатывался со смеху, указывая на Крона. Лицо юноши распухло от укусов и стало пламенно-пунцовым. Конечно, это не повод для смеха, но мы истерически хохотали до колик – все, кроме несчастного подростка.
Мы еще ярдов сто брели по течению, пока не решились выползти на берег. Крон явно страдал от боли. Я усадил его на бревно, сфокусировал свое зрение таким образом, чтобы видеть крохотные жала, застрявшие в опухшем лице и плечах юноши, и принялся их вытаскивать, пользуясь вместо пинцета собственными ногтями. Он всякий раз охал и дергался, но в конце концов я извлек все жала до единого, после чего намазал ему лицо мокрой глиной.
– Ну, как ты чувствуешь себя теперь?
– Лучше, – жалобным голосом вымолвил он. – Грязь холодит.
Нох и остальные все еще хихикали. Лицо Крона было замазано таким толстым слоем глины, что остались видны лишь глаза да рот.
Солнце уже склонялось к западу. Я сомневался, что мы успеем при свете дня отыскать медведя, не говоря уж о том, чтобы убить его. Однако меня заинтересовало данное Кроном описание реки за излучиной.
Поэтому мы пошли прямиком через лес, покинув берег. Идти здесь было нелегко из-за густого подлеска. Нашу незащищенную кожу ранили колючки и обжигала крапива. Мы продирались сквозь кусты около получаса, прежде чем снова увидели реку – широко разлившуюся и превратившуюся в озеро.
А на полянке у воды сидел наш медведь, пристально вглядываясь в подернутую легкой рябью воду. Мы застыли, почти не дыша, под прикрытием густых кустов ежевики. С реки веял ветерок, унося наш запах прочь от чуткого нюха зверя, который не подозревал, что мы рядом.
Огромный медведь размерами и бурым цветом шерсти напоминал барибала.[1] Если б мы поставили Крона на плечи Ноха, стоявший на задних лапах медведь все равно оказался бы выше. Мне бросилось в глаза, что ледяное прикосновение реальности остудило пыл моих охотников. Сзади кто-то громко сглотнул.
Такой же точно медведь однажды, в другом тысячелетии, убил меня. Неожиданное воспоминание заставило меня поежиться.
Не замечая нас, медведь встал, осторожно зашел в воду и застыл, как статуя, устремив взгляд в глубину. Несколько секунд он хранил полнейшую неподвижность, потом вдруг одной лапой молниеносно ударил по воде, и в воздух взмыла большая серебристая рыбина. Солнечные блики заиграли на чешуе и разлетевшихся брызгах, потом рыбина шлепнулась на траву, забив хвостом и отчаянно разевая рот.
– Ты еще не раздумал завалить медведя? – прошептал я на ухо Ноху.
Тот прикусил нижнюю губу, со страхом глядя на зверя, но все-таки энергично затряс головой. Мы потратили слишком много времени, чтобы вернуться с пустыми руками, предъявив женщинам лишь укусы на измазанном глиной лице Крона.
Не нарушая молчания, я жестами заставил людей выстроиться полукругом и припасть к земле. Потом медленно, чтобы не привлечь внимания поглощенного рыбалкой медведя, снял лук с плеча и развязал пучок стрел. Дав остальным знак не шевелиться, я тихо, осторожно пополз вперед – хотя передвигаться подобным способом пристало скорее змее, чем опытному охотнику.
Я понимал, что такими стрелами не попадешь даже в огромного пещерного медведя, если не подобраться к нему вплотную. Я полз, не обращая внимания на впивавшиеся в тело шипы и колючки. В небе не прекращали свою веселую перекличку птицы, да сварливо стрекотала белка среди ветвей могучего дерева.
Один раз медведь вскинул голову и оглянулся. Я распластался на земле. Он невозмутимо вернулся к рыбалке. Второй молниеносный удар – и еще одна великолепная форель сверкнула в воздухе, приземлившись рядом с первой.
