Алексей Барон - Третье пришествие
— Ага. Замок, полный пансион. И сколько нам хлебать баланду?
— Месяца четыре. Ну, может быть, четыре с половиной.
— А не больше? — заподозрил Фима.
— Это уж вряд ли, — с большой убежденностью заверил я, глядя на хмурые облака за окном.
— Законы нарушать придется?
— Это еще зачем? Если будет мешать какой-то закон, то мы его изменим. По-моему, так лучше.
— Вот это приятно, — сказал Фима. — Мне многие законы мешают.
— Глядишь, и ам-амнистию заработаем, — сказал Дима.
— Все возможно, — обнадежил я. — Россия — страна внезапная. Уж если полюбит, то держись.
Дима взглянул на меня почти трезвым взором.
— А конец у вашей сказки будет счастливый, Владимир Петрович?
Я поднял глаза к итальянскому подвесному потолку с копиями фресок Микеланджело Буонаротти. Фрески изображали Страшный Суд.
— Вот этого, братцы, не знаю. Не от меня зависит. И даже не от президента. Только от него, — я кивнул на фрески.
— З-звучит песс-симис… — заметил Дима. — Как-то так звучит.
— От хорошей жизни еврея на небеса не позовут. Что, Владимир Петрович, здорово припекло?
— Будь здоров.
— Всеобщий конец наступает?
— Всего лишь общий, — бодро заверил я.
— Вот этого не надо, — сказал Дима. — Не надо общего конца, Владимир Петрович. Давно установлено, что каждому достаточно своего. Максимум — одного на двоих. Пардон, Алиса Георгиевна.
— Видимо, вы еще не успели привыкнуть к перемене общества, — снисходительно сказала АиЗ. — Неожиданно получилось.
Дима поморщился.
— Вряд ли смогу перевоспитаться, ваше величество.
— Почему? Вы же сумели бросить наркотики.
Дима закашлялся.
— Кажется, я могу идти? — спросил Терентьев.
— Ступайте, голубчик, ступайте, — милостиво позволил Фима, роясь в звездно-полосатой авоське. — Уморились, небось, нас задерживаючи… Царь Соломон, да где же мои очки? Неужели опять в холодильнике?
— Давно ты в тю-тюрьму не собирался, — добрым голосом сказал Дима.
Фима немедленно побагровел.
— Эта шутка надоела мне лет пятнадцать назад!
— У вас минус три слева и минус два с половиной справа? — спросила АиЗ.
Все уставились на нее. Фима покрутил головой, будто ему расстегнутый воротничок жал. Да и мне жутковато стало.
* * *На втором этаже оба уткнулись в экраны. В курс дела вошли быстро.
— Ой, мама родная…
— И папа тоже.
— Да-а. Испуганный крантец корячится. В конце короткого туннеля. Владимир Петрович! Что ж вы так…
— Как?
— У-упругим дрыном да по бритой тонзуре… Прямо как на дико-дискотеке в Сыктывкаре, честное слово.
Я усмехнулся.
— Ну, теперь-то вы на меня не в обиде?
— Да я как-то сразу почуял, что на вас обижаться — грех. А теперь вот вижу, что по-почитать вас надо, игемон.
— Разве можно обижаться на спасателя человечества? — рассеянно согласился Фима. — Второго после Христа.
Он снял очки и протер глаза.
— Димк, давай-ка, увеличь зверушку максимально. И пропусти сквозь фильтры.
— Эй, эй, — сказал я. — Полюбовались — и будет. Рассчитывайте последствия. Именно для этого вас наняли.
— А какой у нас доступ?
— К любому банку информации, находящемуся во власти президента России.
Гангстеры двух непростых народов ухмыльнулись одинаково.
— Годится. На первый случай. Вы уж не обижайтесь, Владимир Петрович.
— Обижаться на вас бесполезно. От меня что-нибудь нужно?
— Нужно знать некоторые исходные папа-параметры, отче вы наш. Вот, к примеру, какова скорость астероида?
— Относительно Земли — около тридцати четырех километров в секунду.
— Диаметр?
— Никто не знает. До трех километров. Возьмите в среднем… ну, полтора, что ли.
— Лучше три, — здравомысленно поправил Фима. — Запас никогда не повредит.
— Три, так три. Вам теперь виднее.
— А масса?
— Вообще неизвестна. Пусть будет… м-м, среднеастероидная.
— Надо бы знать точнее, — кислым тоном сказал Фима.
— Попытаюсь, но результат получим нескоро.
— Попытайтесь, голубчик Владимир Петрович. Попытайтесь, красно солнышко…
— Не поминай всуе! — с внезапной яростью оборвал Дима.
— Что не поминать?
— Ярило.
— Почему?
— Мне кажется, не стоит.
Фима озадаченно пожал плечами. Потом он мне поведал, что у Димки бывают страшные озарения. После исцеления от наркозависимости.
* * *Туманян откликнулся через сорок секунд. Меня это порадовало, темп закручивался нужный.
— Ваграм Суренович! Можете организовать пролет спутника близ астероида? Тогда по искривлению траектории…
— Вас понял. Уже думаем над этим проектом.
— Сколько времени потребуется?
— Через несколько минут доложу.
— Спасибо. Ждем. Дима, Фима! По расчетам военных, падение случится в районе Исландии. Вводите гидрологическую, метеорологическую, сейсмическую и всякую прочую информацию. Короче, хоть черта вводите. Или число «пи». Но выдайте мне прогноз. Гоу, гоу! Фас, мои дорогие.
— Ишь, погоняла, — проворчал Дима.
— Хычник, — согласился Фима. — Сейчас я полезу в Библиотеку Конгресса американского. А ты ныряй в Российскую академию наук. По пути можешь наведаться в ФСБ. Только не шали, никаких взломов, мы теперь мужи государевы.
— Э! Для ФСБ мы как были, так и останемся спай-мальчиками. Не забудь про британцев с их энциклопудиями. Хочу, чтоб они были на твоей совести.
— Ну давай, рабо-работай, рабо-раб египетский.
— Из Египта мы давно эмигрировали. Ныне я свободный раб алчности.
Тут они, наконец, замолчали, безумно уставившись в мониторы. Это значило, что дело двинулось и лучше не мешать. Я отошел к окну и поднял жалюзи. Надо за всем приглядывать, если рабо-рабов заводишь.
Внешний термометр показывал минус шесть. На улице уже стемнело. Из низких туч валил снег. Горели фонари. Искрились белые шапки на соснах, скамейках, на крыше, на трубе, на антеннах соседнего коттеджа, в котором располагалась охрана. Как говорится, все дышало покоем.
И вдруг разверзлись врата. Во двор усадьбы вкатилось облитое белой краской бронированное чудовище. Пропахало сугроб, развернулось и тактически грамотно устроилось за пустым летним бассейном (препятствие для перемещений пехоты и бронетехники). Затем пару раз крутнуло башней, рыкнуло, пустило в небо струю дыма и затихло. Замаскировалось. Заняло ключевую позицию. Старается Терентьев… Но вот идею наверняка подсказала младшая по званию.
Я отвернулся от окна и увидел ее, младшую по званию. Держа поднос, Алиса поднималась снизу, вырастая в проеме лестницы. Сверху открылся прекрасный обзор декольте, и я был вынужден отвести бесстыжие глазищи на внезапно прибывший бронетранспортер и другие, более безопасные объекты.
Быстро учуяв кофейный дух, Дима и Фима пошевелили носами, но от работы не оторвались. Я покачал головой. АиЗ кивнула и ушла на первый этаж.
Там тихо играла музыка. Что-то шипело на сковородке. Но пахло цветами.
«Интересно, — подумал я, — вот если тот свет существует, там такое возможно? Глазунья в райском саду? А если он есть, тот свет, что за смысл в чепухе под названием жизнь? Хоть какой бы знак с той стороны… Ан нет, полная глухота. Ничего достоверного за всю историю помираний. Как ни досадно, но жизнь, которая у нас есть, может оказаться и первой, и последней. В общем, от астероида лучше отбиться. Так, на всякий случай».
Позвонил Туманян.
— Владимир Петрович! Мы снимаем заряд с боевой ракеты. Вместо него поставим спутник. Ближайшее стартовое окно откроется через семьдесят три часа. Но есть одно «но». Видите ли, аппарат готовили для Бразилии. Это ничего?
— Ничего, Ваграм Суренович, — сказал я. — Подождет Бразилия, если жить хочет. Когда может состояться рандеву с астероидом?
— Мы поставим самый мощный разгонный блок. Но пролет состоится никак не раньше двадцать пятого февраля.
— Если есть возможность сделать это на час раньше, пожалуйста, сделайте.
— Все, что в наших силах. Работы будут вестись круглосуточно.
Туманян отключился, а я задумался. Круглосуточно? Не сорвется ли чего? У нас такое бывает. Иначе коммунизм давно бы построили. Но если у русских возникают проблемы, куда они должны обращаться? Правильно, к американцам. Так заведено. И Ленин это делал, и Сталин, и все последующие. Только цари предпочитали французов. Тираны, что с них взять.
— Алиса Георгиевна! Мне нужен Роберт Уоррен.
— Роберт Кольридж Уоррен-старший? Советник по национальной безопасности?
— Точно. Знаете, где он?
— Должен быть в Остине, штат Техас. Только там сейчас половина шестого утра.
— Будите.
— Накануне отмечалось совершеннолетие мисс Сандры Уоррен, младшей дочери советника.
