Андрей Левицкий - Кланы Пустоши
Самка осталась позади. Поворот, склон, решетчатая башня… До фермы уже рукой подать. Туран преодолел путь, на который ушло полдня, в два раза быстрее. Спина затекла, болели напряженные руки, ныли колени.
Справа потянулась каменистая равнина, полная бетонных плит, труб и прочего мусора. Еще один поворот вокруг холма – и Туран увидел ферму. Она догорала.
Гараж исчез. Крыша жилого дома провалилась, от обугленных бревен шел дым, стелился по земле. Воняло гарью, в кабине «Панча» стало душно.
Поворачивать к воротам не имело смысла. Проехав по тому, что осталось от ограды, Туран увидел тела на земле. Остановив грузовик, он схватил револьвер, вывалился наружу, скатился с подножки и побежал, размахивая оружием.
Мика лежал на боку с силком в руке, неподалеку от обрушившегося гаража, и глядел на старшего брата. Ветер шевелил русые волосы. Туран решил, что мальчишка жив, что он лишь ранен, – бросился к нему, упал на колени, просунул ладонь под вымазанную золой щеку, приподнял голову.
И увидел нож, торчащий из спины под шеей. На плоской деревянной рукоятке была выжжена большая буква «М».
Мир раскололся и рухнул в черную пропасть без дна. Голова Мики упала на растрескавшуюся сухую землю. Туран встал, ссутулившись, побрел через ферму. Револьвер выскользнул из пальцев – он не заметил. К дому нельзя было подойти, от него шел сильный жар, на балках еще плясали языки огня. Туран побрел в обход, по колено в густом дыму, перешагивая через мертвецов, обожженных, застреленных или зарезанных. Наверное, отец лежит где-то рядом… А может, он сгорел вместе с матерью в доме… Парень обогнул пожарище, но тела отца не нашел. У разбитых ворот медленно поднял голову. Повернулся. Глаза его были мертвыми.
Легкий шорох достиг ушей. Туран бросился к воротам.
У поваленной створки лежал крупный седой мужчина. Голова мелко дрожала, ободранные до костей пальцы сжимали приклад четырехствольного ружья.
– Назар! – Туран склонился над механиком.
Взгляд раненого бессмысленно блуждал, на груди запеклась кровь.
– Назар, – повторил Туран, не зная, как помочь.
Сухие серые губы шевельнулись. Закрыв рану ладонью, Назар хрипло прошептал:
– Зачем вернулся? Вы спаслись – хорошо…
– Где отец? Мать?
Но механик не слышал его.
– Ты спасся и Мику спас. Уезжайте, больше не возвраща…
Пальцы заскребли по груди, в горле булькнуло. Агония охватила тело – сначала перекосило лицо, потом напряглась шея, дрогнули плечи, грудь, живот… Пальцы разжались, и Назар умер.
Машинально ухватив ремень ружья, Туран побрел прочь, волоча оружие за собой. Прошел мимо сгоревшей конюшни, миновал барак, где раньше спали сезонные работники, остановился перед догорающим домом. Бездумно скользнул взглядом по горячим углям. Солнце садилось. Подул ветер, вздымая золу, пепел закружился черным смерчем. Захрустело тлеющее дерево, черный скелет постройки обвалился – взметнувшееся облако гари накрыло Турана Джая, и он упал в беспамятстве.
* * *Обморок был необычен: отключилось сознание, но не тело. И тело много чего успело сделать, прежде чем разум очнулся.
Туран пришел в себя, сидя в «Панче». Измазанные копотью пальцы крепко держали руль. Стояла ночь, грузовик мчался по каменистому бездорожью, объезжая разрушенные строения и котлованы, полузасыпанные песчаными бурями. Плиты и стены, горы щебня и зубья ржавой арматуры – все слилось в сплошной поток без начала и конца. Не сознавая, что делает, Туран выбрал самый короткий путь: напрямик, а не по дороге из укатанного щебня, которая широкой дугой огибала фермерское поле.
Он сжал руль так, что побелели костяшки пальцев. На соседнем сиденье лежали пятизарядный револьвер и ружье Назара. Перед глазами кружился смерч из пепла, возникший после того, как обрушился отцовский дом. Смерч сухо шелестел, и в звук этот вплетались голоса обитателей фермы – отца и матери, брата и Назара, батраков, охотников, их жен и детей. Они говорили тихо, тревожно, будто просили Турана о чем-то… черные тени в мертвой полутьме. От их невнятного шепота бросало в пот, дрожь пробегала по телу и слезы текли из глаз.
Фары выхватили из темноты силуэты разливочных тумб – грузовик достиг брошенной автозаправки, когда-то принадлежавшей одному из московских кланов.
А потом впереди открылось освещенное прожекторами здание. Три этажа, плоская крыша и большие квадратные окна.
Окрестные фермеры называли эту постройку Дворцом. Назар говорил, что Дворец – просто огромная лавка, в старину там торговали разными товарами.
Изнутри доносились музыка и нестройные крики.
Туран остановил «Панч» за покосившейся башней из бетонных плит. Дрожь и слабость прошли, сердце стучало быстро и зло, ненависть переполняла его, путала мысли. Тяжело дыша, он бросился в кузов, вытащил из подпола флягу, полил водой голову, лицо, шею, потом жадно выпил все, что осталось. Отшвырнув флягу, перетащил в кабину два железных ящика, кое-как пристроил в ногах, раскрыл.
Крест-накрест стянув грудь лентами перевязи, Туран повесил на них гранаты. Вставил патроны в кожаные петли. Ружье Назара – на левое плечо, на правое – еще одно, покороче и полегче. К поясному ремню прицепил две кобуры – со стареньким револьвером и шестизарядным «шершнем». Пристегнул длинный обоюдоострый нож, а другой, поменьше, вдел в чехол на левом предплечье.
Потом сел за руль и глубоко вдохнул. Выдохнул. Со всеми этими железяками Туран ощущал себя ходячим оружейным складом. Впрочем, он подозревал, что ходить ему предстоит недолго.
Ну и пусть. Он готов умереть. Но только после Макоты. Или вместе с ним.
Ясная звездная ночь царила над Пустошью, площадку перед Дворцом озарял свет факелов. Там праздновали победу над непреклонным фермером Борисом Джай-Каном.
Туран завел грузовик, объехал груду плит и направил «Панч» по прямой к зданию.
Глава 4
Кто-то по привычке называл клан Макоты бандой – но только если самого Макоты не было рядом. За подобные слова атаман мог и убить.
К началу сухого сезона его клан насчитывал почти сотню человек, и теперь у Макоты не было нужды лично участвовать в опасных экспедициях к торговым путям Пустоши. За один такой поход можно легко разбогатеть, удачно ограбив странствующего купца или небольшой караван, но можно и вовсе не вернуться, нарвавшись на хорошо охраняемую кавалькаду или отряд пастухов из предместий Минска.
Времена, когда Макота отправлялся на вылазки и рисковал собственной шкурой, прошли. Нынче он оплачивал подобные мероприятия, забирая половину добычи. Да и то это был вспомогательный приработок – основной доход приносили фермы. Нет, Макота не подался в земледельцы. Если этот краснощекий усатый человек, похожий на немолодого конюха, что-то и закапывал в землю – так только трупы врагов. Сажать же он предпочитал лишь на кол.
На востоке Пустоши властвовал некроз, но южные районы годились для земледелия. Собрав самую многочисленную банду в округе, Макота решил сделать карьеру на новом поприще. Он пришел во Дворец, где человек по имени Еши держал гостиницу для проезжих бурильщиков, небогатых торговцев и бродяг-наемников. После того как атаман сделал Дворец своей штаб-квартирой и его люди расправились с охраной Еши, клиентов как ветром сдуло. Владельца гостиницы Макота пристрелил собственноручно, после чего въехал в его апартаменты на третьем этаже, присвоив заодно двух жен покойного.
Макота был любвеобилен, толст, улыбчив и жесток. Его круглое лоснящееся лицо, пухлые щеки, оттопыренные уши, соломенные усы и добрые туповатые глазки производили обманчивое впечатление на незнакомых людей, чем атаман неоднократно пользовался.
Захватив Дворец, он занялся фермерами. За короткий срок его люди посетили все хозяйства округи. Пару домов пришлось сжечь, несколько человек пристрелить. Атаман поставил десяток бойцов следить за Узким трактом – единственным безопасным путем к Киеву. Бандиты перехватили четыре повозки и одного всадника, которые отправились в город жаловаться на Макоту монахам Ордена. Доносчиков убили, предварительно выяснив, с каких ферм они выехали, потом атаман лично наведался к их хозяевам. В конце концов все наладилось, и к Дворцу потянулись подводы с оброком. Закрома атамана наполнились картофелем, тыквенными огурцами, карликовой кукурузой и вяленым мясом.
Макота разбогател. Он отправлял караваны с провизией в Киев и далекий Харьков. Теперь он сам опасался грабителей на дорогах. Двое его механиков, Захар и Дерюжка, сумели запустить в подвале Дворца древние холодильные камеры, запитанные от ветряка на крыше. Агрегаты хрипели, тряслись, ломались чуть ли не каждый день, но все же работали. Теперь бандиты могли хранить продукты без опаски, что те испортятся.
Атаман кормил своих бойцов и прислугу, менял продукты на оружие, боеприпасы, солярку, одежду, запчасти для машин клана, на рабынь-шлюх. Вскоре девиц во Дворце оказалось так много, что кто-то даже предложил раз в декаду устраивать охоту на тех, которые уже успели всем надоесть.
