Роберт Черрит - Наследник дракона
В послании говорилось, что Констанции надлежит немедленно встретиться с Флоримель Куритой, ее двоюродной бабушкой и Хранительницей Дома Куриты. Как раз по этому поводу ее навестил Ода. Теперь становилось понятным, откуда такая спешка.
Хранительнице вменялось в обязанность надзирать за строгим соблюдением основных норм и обычаев, установленных традицией. Она имела право заниматься толкованием Кодекса Чести — или, иначе, Домашнего Кодекса — детально разработанного и наиболее полного свода заветов, афоризмов, аксиом, на котором держалась частная жизнь всех представителей царствующего дома.
Этот свод правил был составлен в 2334 году Оми Куритой, дочерью Широ, первого Координатора Синдиката Дракона. Во многом схожий с «Хагакурэ бусидо»[1], пришедшим из древней Японии, этот документ наперед устанавливал, как должен вести себя представитель рода Курита в тех или иных обстоятельствах. За прошедшие века Кодекс Чести обрел непререкаемую силу традиции, в нем приводились примеры как мудрых решений, так и откровенных глупостей, которые позволяли себе те или иные Координаторы и Хранители Дома. Тот, кто получил право толкования этого документа, играл очень важную роль в круговращении всей государственной машины Синдиката. Авторитет этой книги был очень высок, решения, принимаемые по тому или иному вопросу, не считались обязательными, но исполнялись неукоснительно. Вот почему Хранительница Дома Куриты, по существу, являлась негласным противовесом Координатору. Кроме того, ему подчинялся и Орден Пяти Колонн — полуофициальное учреждение, в ведении которого находилось решение самых существенных вопросов перспектив развития и общей стратегии Синдиката. Во Внутренней Сфере этот орден был известен в таком сокращении — О5К.
Констанция вступила в орден сразу по окончании средней школы, когда ей уже не дозволялось продолжать учебу вместе с лицами противоположного пола. Дальнейшее ее обучение взял на себя О5К. Новые учителя отдавали себе отчет, что имеют дело с представительницей рода Курита, по этой причине ее индивидуальная программа имела заметный гуманитарный уклон, большое значение теперь придавалось штудированию Домашнего Кодекса.
Констанция обладала неплохими способностями, но ее рвение прежде всего подстегивал отец, Маркус Курита. Это он настоял на том, чтобы Констанция специализировалась по юридической части, с этой целью пригласили лучшего адвоката Синдиката. Отец верно полагал, что образование — это и есть воспитание, поэтому он всеми силами пытался уберечь дочь от излишнего влияния ордена, этого сборища мракобесов и помешавшихся на обычаях ублюдков.
Девушка начала брать уроки у адвоката, но при этом ни в коей мере не ослабила связей с орденом. Она по-прежнему строго выполняла все обеты. Констанция понимала — чтобы подняться по лестнице государственных чинов, следует общаться с монахами. Пределом ее мечтаний было получить почетное звание ученика, или юкуренша.
Покорность и изворотливость — это неплохо, рассудил Маркус, но как бы влиятельные лица в ордене не догадались загнать несчастную девушку куда-нибудь в провинцию в качестве нишей учительницы. Эти, из ордена, мастера на измышление подобных испытаний для послушников. Маркус использовал все свое влияние в столице — он являлся военным губернатором, а также командующим военным округом Расалхаг, — чтобы Констанцию оставили при дворе. Здесь он во время коротких и редких командировок в Люсьен имел возможность видеться с дочерью.
Констанция была рада остаться при дворе. Она не представляла, как можно лишиться радостей, которыми наполнена столичная жизнь. К тому же чем более ты на виду, тем легче тебе сделать карьеру. Из всех перспективных возможностей, которыми оказалась богата жизнь в столице, монашеская стезя привлекала ее больше всего. Стать адептом ордена значило войти в элиту, иметь возможность быстро добиться реальной власти.
Размышления Констанции прервал звук едва скрипнувшей двери. Створка скользнула в сторону, пропуская в комнату шудочо Давлина Оду. Свет из коридора падал ему на спину. Девушка всегда поражалась умению шудочо прятать в тени свое лицо. Вот и сейчас ей так и не удалось определить выражение его глаз.
Давлин мелкими шажками добрался до восточной, обтянутой бумагой стены, где на невысоком пьедестале из слоновой кости, представляющем собой витое тело змеи, символа Дракона, покровителя рода Курита, покоилась домашняя рака — резной ларец, в котором хранили семейные святыни. Так требовала древняя традиция Рюбошинто. Вокруг ларца горели пять свечей из красного воска в подставках, сделанных из золота, слоновой кости, стали, жадеита и тикового дерева. Все вместе они символизировали пять столпов, на которых покоилось могущество Синдиката.
Шудочо по очереди коснулся каждого канделябра. Последней аббат освятил подставку из слоновой кости. Этот материал обозначал тесное единение религии и философии, считавшихся основой мудрости. О5К полагал, что как раз эти сферы человеческой мысли находятся в его ведении.
Ода устроился на коленях прямо напротив Констанции. Та с любопытством наблюдала за наставником. Подать голос не решилась — монах не подал знака, который позволил бы ученице открыть рот. Так что сиди и слушай… Когда же Констанция повела глазами в сторону низкого диванчика, стоявшего у северной стены, то обнаружила там свою двоюродную бабушку Флоримель. Девушка так и не поняла, как ей удалось бесшумно войти в комнату. Теперь понятно, почему так тихо вел себя шудочо.
Хранительница нарядилась в украшенное цветами кимоно. Общее настроение, возбуждаемое рисунком, можно было назвать весенним. Она сидела на низкой табуретке — держалась без всякого напряжения, хотя до такой степени вытянулась, выпрямила корпус, что на одежде почти не было складок. И по лицу ей никак нельзя дать семьдесят шесть лет. Властная сорокалетняя женщина, не более… Глаза голубые, на лице роскошная дворцовая косметика. Это несмотря на такой поздний час. Взгляд у бабушки был добрый, но это ничего не значило — в любой момент она могла так взглянуть на собеседника, что у того сердце убегало в пятки. Уж что-что, а бросить взгляд Флоримель умела!..
— Шошинша Констанция, — сказала бабушка. — Скоро наступит рассвет, с ним придет новый день. Знаменательный день для тех, кто учится в выпускном классе школы Мудрости Дракона. Этой ночью тебя ждет еще один экзамен, он не будет отмечен ни церемонией в военной академии, ни праздничным салютом. Испытание будет самым простым, сейчас ты должна доказать, что понимаешь смысл и внутреннюю гармонию Пути… На этой великой ценности держались и всегда будут держаться Пять Колонн… Ради осмысления этой великой идеи был создан наш орден.
Флоримель замолчала. Тишина длилась так долго, что, будь на месте бабушки любая другая женщина, Констанция решила бы, что она заснула. Наконец, Флоримель как ни в чем не бывало продолжила:
— Теперь мы можем объявить, что ты, Констанция Курита, больше не студентка. Ты выдержала испытание. Прими наши поздравления, юкуренша Констанция. Этот восход солнца ты встретишь уже в ранге адепта — то есть посвященной — Ордена Пяти Колонн.
От всего происходящего у Констанции помутилось в голове. Оказалось, очень непросто долго просидеть в полном безмолвии, затем услышать об исполнении желания, услышать поздравления. Она так долго готовилась к этому моменту, все не верила, что достойна стать послушницей — и на тебе! Все случилось в одночасье…
— Дитя, ты хотела что-то сказать? — улыбнулась Флоримель.
— Я в изумлении, — после некоторой задержки ответила девушка. — Неужели мне удалось так скоро достичь цели?
Флоримель помрачнела.
— Сегодняшняя ночь — только начало. Впереди тебя ждет долгий и трудный путь. Ты пока еще ничего не достигла, разве что заслужила право сделать следующий шаг. Посвященному далеко до совершенства. Собственно, наш идеал — это не цель, не заветная точка, а процесс, постоянное согласование своих возможностей и поступков с требованиями быстротекущей жизни. Честь — вот что можно было бы назвать искомым. Ее ищут и находят только в пути. Если ты когда-нибудь, хотя бы на мгновение, сочтешь себя совершенной, значит, мы ошиблись в тебе. Но я верю, ты нас не разочаруешь.
— Благодарю за доверие, дзёкан Флоримель, — ответила Констанция.
В комнате послышалось странное дребезжание — это засмеялся Давлин Ода.
— Тебе следовало как-то побогаче, порадостней, что ли, выразить свою благодарность, Констанция-сома, — сказал монах.
Девушка бросила быстрый взгляд на шудочо. Тот был, как всегда, невозмутим, что он хотел сказать подобным замечанием, разгадать было трудно. Она повернулась к бабушке.
Флоримель чуть заметно кивнула, в ее глазах по-прежнему теплилась заботливая доброта. Затем она обратилась к монаху:
